Старик пожевал губами, подергал носом и назвал сумму. Глазки его бегали, узловатые пальцы сцепились под столешницей в замок. Старый хрен наверняка считал, что заломил цену, в три раза превышающую истинную стоимость серег. На самом же деле она не составляла и сотой части их настоящей цены.
– Ой, как дорого! – удрученно протянула я.
– Но вы поймите, дорогая, настоящие бриллианты, платина, старинная работа… – принялся увещевать он.
– Я понимаю, понимаю, – закивала я. – Но такой суммой я, к сожалению, не располагаю. Придется просить у… у мужа.
Я трогательно вспыхнула и отвела глаза, давая старикашке понять, что здесь я не с мужем, а с любовником, вероятнее всего, женатым, но зато обеспеченным и влиятельным, которого я могу заставить раскошелиться на все на свете.
– Как же мне все это устроить… – задумчиво протянула я. И тут же просияла, словно осененная идеей:
– Послушайте, а что, если вы придете завтра к нам в отель? И возьмете с собой эти серьги? Я их примерю, муж просто обалдеет от того, как они мне идут, и сразу же вам заплатит! Знаете, я ведь могу даже юриста пригласить, он оформит сделку. Ну как, согласны?
Старик поерзал, потер друг о друга сухие ладони. Ясно было, что идея тащиться куда-то с бриллиантовыми серьгами удачной ему не казалась. С другой стороны, он ведь полагал, что совершает крайне выгодную сделку: развел безмозглую любительницу старины и ее влюбленного богатого папика на баснословную сумму.
Ну как тут не рискнуть?
– Договорились, пани, – кивнул антиквар. – Завтра в шесть я буду у вас в отеле.
Я с наигранным сожалением, повздыхав для большей убедительности, вернула ему серьги, распрощалась и вышла из лавки.
Теперь действовать нужно было быстро.
Времени у меня оставалось только до шести часов. А нужно было еще заказать билет на самолет и договориться с Костей. С жизнерадостным дуралеем Костей, который к этому времени готов был есть у меня с рук…
Сколько раз впоследствии я ломала голову: что произошло бы, выбери я тогда другой вариант? Как сложилась бы моя судьба?
Если бы я, тогдашняя, обладала сегодняшними моими знаниями и опытом, я, конечно же, приняла бы другое решение. Да, на первый взгляд оно могло бы показаться более рискованным, но по итогам скорее всего несло в себе куда меньше опасности. Но мне было двадцать четыре, я, по большому счету, еще мало что знала о жизни и людях, хотя и считала себя крупным знатоком человеческих характеров.
Поэтому я столь опрометчиво выбрала того, к кому обратилась за помощью.
– Как прошел день, Алина, мон амур? – спросил Миша, когда мы встретились вечером в отеле.
Он был в прекрасном расположении духа – должно быть, успешно договорился обо всем со своим давешним посетителем. Обнял меня сильной рукой, притиснул к себе, принялся горячо целовать в висок, щеку, линию подбородка.
– Подожди, – принялась со смехом отбиваться я. – Подожди, мне нужно кое-что тебе рассказать.
– О боги! – делано ужаснулся он. – Детка, ты что, залетела?
И тут же начал щекотать меня, заваливая на диван. Я с хохотом извивалась в его руках, как-то отстраненно думая про себя, что ведь этот человек, который так горячо меня целует, дурачится, нежничает, всего лишь использовал меня все эти годы. А я, с виду такая счастливая, влюбленная и довольная жизнью боевая подруга, собираюсь его обмануть, обвести вокруг пальца, подставить. Было просто поразительно, как хорошо и убедительно нам обоим удавалось разыгрывать нежные чувства друг другу.
А может быть, мы не совсем притворялись?
Может быть, в каждом из нас была некая двойственность? И мы были одинаково искренни – и в минуты любовных схваток, и тогда, когда трезво и расчетливо разрабатывали планы по использованию друг друга в своих целях?
Так или иначе, я рассказал Мише о старике и о серьгах. Он пришел в дикое возбуждение, нашел в ноутбуке файл с описью конфискованного имущества Ротшильдов, вертел фотографию сережек и так, и эдак, снова и снова допрашивая меня, точно ли я уверена, что это были те самые серьги, каким образом были закреплены в них бриллианты, как выглядела застежка, где стояла проба…
Я терпеливо повторяла все подробности по сотому разу.
– Ты умница, Алинка! Ты просто чудо! – распинался Миша, а затем подхватил меня на руки и закружил по комнате. – Значит, когда, говоришь, он придет? Завтра в шесть? Ладно, давай порепетируем, как я буду играть тупого и жадного олигарха, а ты – его безмозглую и очаровательную любовницу-транжирку. Смотри, убедительно?
Он важно надул щеки, вытаращил глаза и гнусаво загудел:
– Что это за дешевка? Детка, давай я лучше куплю тебе «Де Бирс».
Выглядел он так комично, что я рухнула на диван от смеха. В этот момент что-то шевельнулось у меня внутри. Я как будто впервые отчетливо поняла, что я ведь действительно собираюсь его предать. А он и не догадывается об этом! Дурачится со мной, хохочет, целует…
В горле у меня словно застрял сырой песок.
Я едва не вскочила с дивана, чтобы броситься Мише на грудь и признаться во всем.
Но тут же в памяти всплыло письмо с лондонской студии звукозаписи. Вспомнилось, сколько раз Миша с такой же вальяжной хитроватой улыбкой шпанистого мальчишки, быстро поцеловав висок, отправлял меня на опасное дело, грозившее мне в случае поимки тюремным сроком. И ни минуты не колебался, не раздумывал даже!
«Как бы он ни вел себя со мной, – напомнила я себе. – Каким бы ни хотел казаться, я точно знаю, что ему нет никакого дела до моего будущего, что в опасной ситуации он, не задумываясь, подставит меня под удар. При любом удобном случае предаст меня».
Я усилием воли задавила свои рефлексии и приступила к осуществлению задуманного.
На следующий день старик прибыл к нам в отель без пятнадцати шесть. Очень важный – даже вытертую неопределенного цвета шляпу нацепил на плешивую голову. Миша, как и было условлено, понтовался, брезгливо кривил губы, рассматривая сережки, казавшиеся такими маленькими на его широченной ладони, фыркал и торговался. Я же всеми силами изображала взволнованное нетерпение. Ходила вокруг него, стискивала руки, вздыхала, прикусывала губу, делала жалобные глаза. Мне это было легко: у меня и в самом деле в груди скребло от тревоги.
Что, если все сорвется? Если не выйдет?
Вдруг Миша догадается, что я задумала?
Что, если он уже знает?
Почему он так странно взглянул на меня минуту назад? Отыгрывает роль невежественного нувориша или?..
– Да я тебе отвечаю, это туфта какая-то, – протянул Миша. – У нас в Кемерово на ювелирном заводе лучше делали.
Я метнулась к столу, подхватила сережки и с прозвеневшими в голосе слезами проговорила:
– Но ведь они так подойдут к моему серебристому платью от «Прада»! Светка Майорова на презентации сдохнет от зависти, когда увидит. Давай я тебе покажу, милый! Давай? Ну, пожалуйста-пожалуйста!
Старик было встрепенулся протестовать, но он явно слишком боялся, что сделка сорвется.
Миша вальяжно повел подбородком и прогнусил: «Ну ладно, давай, покажись». Старик возражать против того, что я собираюсь вынести серьги в другую комнату, не решился. Потащился было за мной, но я обернулась к нему от двери, рассмеялась и лукаво погрозила пальцем:
– Ах, какой шалун! Сюда нельзя! – и вышла в спальню.
Теперь действовать нужно было быстро. И по возможности бесшумно. По договору с Мишей я должна была вернуться в гостиную не раньше чем минут через семь, когда старик окончательно изведется, изнервничается и согласиться уступить серьги подешевле. Значит, минут десять у меня было – раньше бить тревогу Миша не станет.
Я быстро сунула серьги в тайник, выдолбленный в каблуке туфель, затем метнулась в смежную со спальней ванную комнату. Здесь, в задней части помещения, почти незаметная за рядами белоснежных гостиничных полотенец, была запертая дверь в коридор, должно быть, использовавшаяся для служебных целей горничными.
Сейчас дверь эта была приоткрыта.
Я выскользнула в нее. В гостиничном коридоре для персонала, пустынном и простом, без ковров и золоченых светильников, которыми украшены были помещения для гостей, переминаясь с ноги на ногу и испуганно оглядываясь по сторонам, топтался Костик.
– Все по плану, – шепнула я.
Он вручил мне сумку с заранее заготовленными деньгами, документами и билетом на рейс до России. Самолет вылетал через полтора часа, я как раз успевала.
– Держи! – Я вложила Костику в ладонь остатки оговоренного вознаграждения. – Такси ждет?
– Да, – кивнул он.
– Все, милый, будь здоров! Я тебе позвоню, как только устроюсь. Не волнуйся, Миша ни о чем никогда не догадается, – заверила я.
И поспешила по коридору к черному ходу.
Такси лихо пронесло меня по улицам Софии. Солнце весело било в окна автомобиля, подбадривая и обещая, что теперь-то все будет хорошо. Въезд в Россию, Миша сам говорил, ему заказан, там ему меня не настигнуть. А когда я свяжусь с лондонской студией и отправлюсь туда писать свой альбом, на вырученные за серьги деньги я смогу нанять себе такую охрану, что никакому Мише с ней не справиться.
Такси остановилось перед зданием аэропорта.
Я влетела в стеклянные двери – и почему-то волнение тут же отпустило меня.
Здесь-то со мной точно ничего не случится!
Даже если Миша уже заметил мое исчезновение, он не сразу сообразит, куда я могла податься. Да и сообразив, не станет же устраивать разборки в аэропорту – здесь слишком много полиции.
Я решительно пошла к стойке регистрации, улыбнулась девушке в форме авиакомпании и протянула ей паспорт. Та пробежала глазами мою фамилию, промурлыкала: «Одну минуточку» и зачем-то сняла трубку внутреннего телефона.
– Какие-то проблемы? – спросила я.
– Нет, что вы, все в порядке, – заверила девушка, что-то быстро сказала в трубку и шлепнула мне в паспорт штамп. – Проходите, пожалуйста, на таможенный досмотр.
За пару метров до стеклянных воротцев меня вдруг ухватил под локоть какой-то человек в форме. С другой стороны уже подоспел второй.