Улыбнулась и помахала рукой.
А затем ушла со сцены, перебросилась парой слов с музыкантами, вошла в гримерную и села к зеркалу.
В крови все еще кипел адреналин, пузырился и шипел, словно шампанское. И мне подумалось, что ради этих мгновений я все еще и жива. Это – то единственное, что никому не под силу у меня отнять!
В дверь гримерной тихо постучали, и в комнату просочился тихий лопоухий уборщик в форменной синей одежде. Он что-то робко буркнул мне и тут же принялся возить шваброй по полу.
– М-мм, прошу прощения, тут какая-то ошибка, – по-английски обратилась к нему я.
Вид у парня был совсем какой-то дикий, полудеревенский, ни одного шанса, что он меня поймет, не было. Однако, думала я, может быть, он хоть по интонации догадается, что ему тут делать нечего.
– Не нужно сейчас убирать, – не теряла надежды достучаться до него я. – Вы меня понимаете? Эй! Друг! Я скоро переоденусь и уеду – и вот тогда – добро пожаловать.
Парень лишь испуганно моргал на меня круглыми глазами и продолжал тереть шваброй плитки пола. Я шагнула к нему, перехватила рукоятку швабры и слегка подтолкнула уборщика к двери, выкрикивая на всех известных мне языках по очереди:
– Уходите! Вы мне мешаете! Позже! Через час. Понимаете?
И вдруг он взглянул мне в глаза – прямо, пристально – и вполголоса произнес:
– Триполи!
– Что? – От неожиданности я даже не сразу поняла, что услышала. И лишь через пару секунд, сообразив, что происходит, выдохнула:
– О-оо… О, Триполи. Ясно, секунду.
Вещи, которые я должна была передать парню, лежали у меня в саквояже с гримом.
Я быстро вручила агенту диск и деньги, он сунул их куда-то под форменную куртку и тут же испарился вместе со своей шваброй.
А я на ослабевших ногах дотащилась до табурета перед зеркалом и тяжело рухнула на него.
Итак, дело было сделано, и я каждую секунду ожидала, что зазвонит черный мобильник, и мне продиктуют дальнейшие инструкции. В чем они будут заключаться? Мне нужно будет проникнуть в какое-нибудь административное здание? Взломать сейф? Кого-то убрать?!
Я ожидала, что Володин голос коротко и без эмоций скажет:
– Оружие в шкафу под зеркалом.
Да что уж там – я даже заглянула в этот проклятый шкаф, но ничего, кроме ватных дисков, салфеток и спонжей, в нем не обнаружила.
Через несколько минут в гримерку зашел мой продюсер Виталий и сообщил, что нужно поторапливаться. Начали прибывать исполнители, выступающие в заключительной части концерта, и им вскоре потребуются помещения. Я принялась поспешно собираться, все еще поглядывая на черный телефон. Однако он так и не зазвонил – ни в концертном зале, ни в гостинице, ни в аэропорту. Так и молчал до самой Москвы.
Похоже, задание действительно заключалось только в том, чтобы передать человеку из Каира диск и деньги.
…Уже в самолете, пробираясь между рядами кресел к своему месту, я вдруг увидела знакомый русый затылок.
Володя!
Он перебросился парой фраз с женщиной, занимавшей соседнее от него место, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. На меня даже не взглянул, но этого и не было нужно. Я и так поняла, что все это время он был со мной, рядом, чтобы прикрыть, если понадобится, чтобы спасти, несмотря на то что задание оказалось пустяковым. Конечно, он никогда напрямую не сказал бы мне об этом, но я твердо знала: никого более преданного мне я не встречу больше за всю свою жизнь.
Успешно выполненное задание внезапно опьянило меня каким-то странным оптимизмом. Все оказалось так легко, никакие знания из тех, что втолковывали мне в «школе», не пригодились, не пришлось ни стрелять, ни драться, ни лгать, ни красть. И мне вдруг подумалось: может быть, все не так уж страшно, как мне казалось?
Если разобраться…
Ведь и преступление, которое мне вменяли в вину, было не таким уж тяжким. Я никого не убила, даже не нанесла тяжких телесных повреждений. Хищение государственных ценностей…
Ой, только не надо!
Должен быть какой-то срок давности. Прошло уже два с половиной года. Ну, хорошо, какое-то время я не должна рыпаться, а послушно перевозить то, что мне поручат, но потом, через годик-другой, ведь можно будет послать всех на хрен? И сделать мне ничего уже не смогут?..
Следующие несколько заданий только уверили меня в правильности моих рассуждений. Я снова перевозила носители информации, деньги, документы…
Однажды в Каире я выступила на каком-то достаточно высокопоставленном приеме, чтобы тайком сфотографировать какого-то присутствовавшего там политика. В другой раз в ОАЭ я бродила по отелю, в котором проходило мое выступление, с прицепленным к вороту крошечным диктофоном, делая вид, что заблудилась и якобы случайно вломилась в конференц-зал, где шла встреча каких-то ближневосточных нечистых на руку дельцов…
В общем, задания, которые я выполняла, несмотря на изрядную долю опасности, не казались мне чем-то отвратительным, идущим вразрез с моими принципами.
Настроена я была довольно оптимистично.
Наверное, самым отталкивающим из всех задач, которые я выполнила в начальный период моей работы, был случай, когда мне пришлось соблазнять французского певца с арабскими корнями, заподозренного в связях с террористической организацией. Он был кукольно красив, этот кумир девочек-старшеклассниц. Правильное лицо с благородными чертами – большие синие глаза, выдающиеся скулы, брови вразлет, сочные, чуть припухлые губы, твердый подбородок, блестящие, иссиня-черные волосы. Прекрасное тело – менеджер, вероятно, не щадил Салема (именно так звали этого сладкоголосого красавца, впрочем, скорее всего, это было сценическое имя, мы познакомились с ним не настолько близко, чтобы я успела прояснить этот момент), гоняя его в спортзале, как сидорову козу. Его невероятный пресс и литые грудные мышцы неоднократно мелькали на рекламных постерах различных мировых брендов – то облитые маслом, то влажные от стекающих капель воды, то выглядывающие между полами распахнутой белой рубашки.
Салем славился не только сладким голосом и удивительной красотой, но еще и бурным сексуальным темпераментом. Слава о его неразборчивости в связях гремела по всему эстрадному миру. Вероятно, именно поэтому решено было, что самый простой путь добраться до его ноутбука и мобильника, куда мне велено было запустить вирусную программу, лежит через постель.
Соблазнить его и в самом деле оказалось легче легкого. Даже странно было: как это до сих пор Салем, человек бешеного темперамента и весьма ограниченного ума, не впутался ни в какие неприятности, учитывая, как запросто он пригласил меня, малоизвестную певицу, которую видел впервые в жизни, к себе в номер.
Дальше все прошло как по нотам.
Салем пыхтел, сдирая с меня платье, я томно изгибалась, ахала и постанывала…
Честно сказать, здесь пришлось постараться, ибо в постели певец, славящийся своими любовными победами, представлял из себя убогое зрелище. Он слишком занят был самолюбованием. Однако мне-то следовало изобразить, что его ласки вскружили мне голову, выбили почву из-под ног.
И я старалась изо всех сил!
Но ни на секунду не могла забыть о вмонтированном в мою замысловатую сережку «жучке». А еще – о том, что всю это возню, стоны, шорохи, всхлипы слышит Володя. Вот прямо сейчас, в прямом эфире слушает.
Господи!
Это было до того гадко, что я поторопилась и, не дожидаясь, когда разомлевший Салем созреет до второго подхода, подсыпала ему в вино легкую дозу снотворного. Дождалась, пока он уснет, и провернула все, что было мне поручено.
Пришлось, разумеется, остаться в номере до утра, иначе горячий арабчонок что-нибудь заподозрил бы. К счастью, все это время Салем проспал безмятежным сном младенца.
Наутро он демонстрировал даже некоторое смущение, видимо, стыдился того, что так быстро вырубился накануне. Однако я всеми силами постаралась его заверить, что прошедшая ночь была лучшей в моей жизни. Салем расцвел, а затем распрощался со мной и отвалил в аэропорт, увозя в багаже запущенных мною «кротов».
Мне же предстояло решить, как я теперь буду смотреть в глаза Володе.
Кажется, как раз после того случая он и сообщил мне, что женится.
Произошло это в Москве, во время одной из наших обычных встреч где-то в не слишком оживленном общественном месте. На этот раз мы сидели в крошечной полуподвальной кафешке, за столиком, прихлебывали кофе. Я крошила песочное пирожное, лежавшее передо мной на фарфоровой тарелочке. Володя смотрел куда-то мимо меня. После того моего задания мы еще толком ни разу не разговаривали.
– Ну, что, – спросила я, – все счастливы? Удалось получить доступ к нужным сведениям?
– Да, – кивнул Володя, все так же не глядя на меня. – Салем по жадности или по дурости действительно кое во что впутался. Это важная для нас информация. Ты отлично сработала.
Он помолчал и все же выдавил из себя:
– Спасибо!
– Послушай, – осторожно начала я, – тебе не кажется это немного… м-мм… несправедливым? Ты сам отправил меня на это задание, сам передал инструкции, а теперь даже не желаешь на меня посмотреть?
Он прикусил нижнюю губу, на щеках заиграли желваки.
Я знала, что он вспоминает тот наш единственный поцелуй на грязных матах в подвальном спортзале.
Володя…
Я не могла разделить его чувств, для меня он навсегда остался младшим братом, преданным мне мальчишкой с круглыми отчаянными глазами и торчащими из куцего пальто покрасневшими от холода руками. Но я сочувствовала ему, понимала его переживания и… немного злилась.
Думал, что ты стойкий оловянный солдатик, Володенька? Мнил себя хладнокровным разведчиком, для которого правое дело куда важнее личных мелкобуржуазных чувств? А оказалось вот оно что. Не так-то все просто…
Володя перевел дыхание, сжал в пальцах черенок чайной ложки и твердо посмотрел мне в глаза.
– Ты совершенно права, – ответил он. – Я приношу свои извинения, этого больше не повторится.
Мне было и смешно и грустно. Так серьезно он это сказал, так убежденно. Без тени иронии.