Все было кончено.
Я медленно поднялась на ноги, еще не в силах поверить, что это – конец.
Что мне все же удалось выбраться, выжить, победить, привести виновных к ответу.
А главное – вытащить Олега!
Он стоял чуть в стороне, связывался с кем-то по рации. Конечно, ведь нужно было вернуть БУК на базу. На завтра была назначена его торжественная передача турецким властям. Невозможно было поверить, что мы успели, справились со всем этим за каких-то два дня!
Казалось, с приема в доме консула Саенко прошло не меньше нескольких лет…
Я слышала, как, подъезжая к порту, орут сирены. Сюда ринулась полиция, представители местных и международных спецслужб, наверное, и журналисты. Оставшихся в живых людей эмира заковывали в наручники и распихивали по автозакам. Саенко, которого тоже грузили в машину, орал что-то про дипломатическую неприкосновенность.
Тело у меня все еще саднило – после электрошокера и удара о бетонный пол. Ныли все суставы, и на затылке наливалась саднящая шишка.
Но это все были пустяки!
Я вышла из-за колонны, служившей мне укрытием, и двинулась вперед, оглядываясь по сторонам.
Я ждала появления одного человека.
Вот-вот он должен был материализоваться из ниоткуда, как делал всегда, все годы нашего с ним знакомства: он мог выскочить из автомобиля или выступить из-за колонны, обернуться ко мне и стянуть с головы закрывающую лицо шапочку, а затем взять за руку или прикоснуться к плечу, улыбнуться сдержанно и сказать:
– Отличная работа, Алина!
И склонить голову чуть набок, всего на одну секунду сделавшись снова похожим на того мальчишку из моего двора, который когда-то ходил за мной хвостиком, любил всей своей полудетской душой, а потом самоотверженно тащил на остановку мой чемодан, убедившись, что не может удержать меня рядом с собой и отпустив…
Я ждала Володю.
Но его все не было.
И по спине у меня вдруг пробежал холодок.
Как будто… как будто до этого момента я всегда затылком, загривком, самим позвоночником чувствовала, что кто-то меня прикрывает, а сейчас впервые ощутила, что я одна.
Я огляделась по сторонам, и внутри вдруг что-то дрогнуло и оборвалось.
Вернулась глазами к распростертому на земле телу того бойца, который не дал уйти эмиру и совершил свой последний выстрел, уже сраженный автоматной очередью.
Он лежал на боку, лицом вниз. Я видела только очертания фигуры, облаченной в спецназовскую форму, черную, подплывшую кровью трикотажную шапочку, неестественно вывернутую руку…
Я шла к нему медленно, на подламывающихся ногах, и твердила себе: «Это не он. Не может быть он! Он же аналитик, не боец. Он не полез бы в бой. Ты же не видишь его лица, как ты можешь думать, что это он?»
И с каждым шагом я понимала, что это – Володя. Он возглавил операцию сам, зная, что где-то там, в руках у террористов – я. Надеясь вытащить меня, спасти, как он спасал меня всю мою жизнь…
Единственный человек, кто полюбил меня раз и навсегда, принял со всеми недостатками и что угодно готов был сделать, лишь бы со мной все было хорошо. Человек, любивший меня молча, ничего не прося, ничего не требуя, ни на что не надеясь. Любивший преданно и безнадежно.
Боже, только бы это был не Володя!
Поравнявшись с ним, я рухнула коленями на бетон, прикоснулась к лежащему передо мной телу, осторожно перевернула его на спину и приподняла край шапочки.
Вот оно – лицо идеального шпиона, неброское, незаметное, совершенно обычное. Лицо, в котором я знала каждую черточку. Эти серые в темную крапинку глаза, русые волосы, высокий чистый лоб, твердая линия теперь сделавшихся бескровными губ…
«Не ездий на Волгу, Алинка, вода еще холодная, связки простудишь».
«Машинки до сих пор у меня. Только «Волгу»-такси Гришка Багров в девятом классе стащил».
«Я взял тебя под свою ответственность, это наш с тобой единственный шанс».
«Это больше не повторится. Прости».
«Будь осторожна».
Володенька, милый, надежный, преданный Володенька! Как это могло случиться? Зачем? Ведь у тебя там, где-то в Москве, жена, сын…
Володя! Это ведь из-за меня, да? Как всегда…
Я не рыдала, не билась в истерике.
Просто сидела на цементном полу, держала руками его голову и прижималась лбом к его остывающему лбу.
Мой мальчик, мой воробушек, младший братишка, непримиримый наставник, самый преданный человек из всех, кого я встречала. Единственный, любивший меня безусловно, безнадежно. Жизнью пожертвовавший, чтобы спасти меня и исполнить свой долг.
Володенька… Володя…
Невозможно было поверить, что я никогда больше не услышу его голос, никогда не поймаю на себе его взгляд, как всегда сдержанный, сосредоточенный и в то же время – самый преданный из всех, что я когда-либо видела.
Володя…
Кто-то обнял меня за плечи, осторожно повлек вверх, заставляя оторваться от Володиного тела.
И я услышала, как Олег с нежностью шепнул мне в ухо:
– Пойдем!
Автомобиль притормозил на светофоре.
Вдоль отбойника, разделявшего полосы шоссе, пробирался какой-то сотрудник городских служб в яркой жилетке. Под мышкой у него зажат был рулон каких-то плакатов. Остановившись у бетонной тумбы, он развернул один из плакатов и принялся наклеивать его прямо поверх устаревших афиш.
Одна из которых была моей:
«Айла: «Приказано забыть!»
Я невесело усмехнулась.
Что ж, все закономерно. Все в этом мире слишком непрочно и преходяще. Гастроли заканчиваются, и еще вчера обожавшие тебя зрители переключают свое внимание на другого кумира.
Sic transit – и тому подобное…
Вот и пришло время прощаться с моим любимым городом, с вечным Ноевым ковчегом – шумным, ярким, разным, непредсказуемым, никогда не засыпающим.
Прощай, Стамбул, сердце мое, любовь моя…
Прощай.
А может быть, до свидания…
Мне, вечной скиталице, не привыкать прощаться с местами и людьми, ставшими мне дорогими. Но в этот раз здесь я потеряла человека, без которого такое долгое время не мыслила себя, человека, бывшего мне защитой и опорой, моего названного брата, моего Володю.
И теперь, беззвучно шепча «прощай», я расставалась не только с любимым моим городом, но и с ним.
К горлу подступили рыдания, я глубоко вдохнула, стараясь справиться с ними. Но удержать слезы все же не удалось, они медленно покатились по лицу.
И я на несколько минут позволила себе слабость – оплакать моего самого лучшего друга, моего Володю…
Автомобиль тронулся, я вытерла глаза, перевела дыхание, отвернулась от окна и посмотрела на сидевшего рядом Олега.
Видеть его в военной форме было для меня ново. Она как будто еще сильнее подчеркивала его обычную сдержанность и бесстрастность. Это была маска, которая меня уже не могла обмануть.
Олег не успел переодеться, потому что прямо с официальной передачи БУКа министерству обороны Турции приехал ко мне, чтобы успеть проводить в аэропорт.
Группа моя уже улетела утренним рейсом, багаж я отправила вместе с ними, так что сейчас ничего не отвлекало меня, не обременяло.
– Как ты объяснила своим людям, что пропадала на двое суток? – спросил Олег.
Он избегал смотреть на меня, сжимал губы и отводил взгляд.
– О, у меня замечательный продюсер – просто находка! Не моя находка, к сожалению, как ты понимаешь. Он всегда готов меня прикрыть в таких ситуациях.
– Ясно, – кивнул Олег.
У меня голову кружило от его близости и выматывающей сердечной боли, от того, что через несколько минут нам предстоит расстаться. Я накрыла его руку своей, и он немедленно переплел наши пальцы, все так же глядя куда-то в сторону.
– Тебе все же это удалось, – пробормотала я, рассматривая наши сцепленные пальцы.
– Удалось – что?
«Удалось разрушить мою выдержку, – хотелось ответить мне. – Разломать стены, которыми, как я полагала, давно уже обнесено все живое внутри меня. Удалось заставить меня чувствовать, стремиться, желать, умирать от нежности и боли… Удалось заставить меня почувствовать себя живой. И захотеть, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось!»
Я выдохнула и отозвалась:
– Удалось вовремя вернуть БУК.
– Да…
Автомобиль въехал на парковку аэропорта, водитель из команды Олега обернулся к нам и бесстрастно произнес:
– Приехали.
Нужно было уходить.
– Ты вернешься? – вдруг быстро спросил Олег, сжимая мою руку.
И наконец посмотрел прямо мне в лицо своими удивительными тепло-коньячными глазами.
– Не знаю, – качнула головой я.
Я действительно этого не знала.
Как я могла что-то обещать? Давать клятвы, строить планы, заставлять человека надеяться?
Это было как раз то, чего однажды меня лишили – не спросив моего согласия, просто поставив перед фактом.
И я, может быть, впервые так остро и больно осознавала, чего именно я лишена.
Но где-то глубоко внутри я знала твердо: я сделаю все для того, чтобы быть с ним!
Я обману, украду, убью, если будет нужно, но сделаю все, от меня зависящее, чтобы к нему вернуться!
Я не могла лишь пообещать, что у меня это получится, лишь поклясться, что никогда не перестану пытаться…
В голове сами собой зазвучали строчки:
Душа моя, свет мой, моя надежда в целой Вселенной,
Клянусь, что единственное желание в целом мире – ты!
Мои чувства не передать словами и не описать пером…
Если бы море было чернилами, а дерево было пером,
О моей боли от разлуки было бы сказано в молитвах к Аллаху…
– Не знаю, – повторила я, прижимаясь к широкой, твердой груди Олега и пряча лицо в изгибе его шеи. – Не знаю. Но я хочу вернуться!
Эпилог
Ну, так что же, голуба моя? – тоненько протянул своим дребезжащим голосом Юрий Остапович. – С заданием ты справилась. Не без огрехов, но справилась. И даже больших результатов, чем я от тебя ожидал, достигла. Эмир «Камаля» уничтожен, на это мы уж никак не могли рассчитывать! Поздравляю.