А ведь там ещё и другие есть. Вдруг существуют такие, которые мой шепоток преобразят в пожар на всю академию? Кто бы знал…
Долго работа не продлилась. Слишком сильно все-таки меня впечатлил огонь на собственной ладони. Так что, вдоволь навозившись с микроскопом и искрутив несчастное зеркало, я все-таки сдалась и пошла в нашу с Ирмалиндой квартирку.
Язык не поворачивается называть эту женщину соседкой. Даже в мыслях.
Соседки — это те, с кем я после пар обсуждала преподавателей и с кем ругалась поздно вечером из-за света (выключенного или включенного, зависело от того, насколько была загружена каждая из нас). Напарницей её наименовать тоже не хватает наглости: Ирмалинда в Академии-то работает в самого её основания, и это я ещё не спросила, чем она занималась до того, как Академия начала свою деятельность.
Я постучалась в её дверь и после разрешения заглянула внутрь.
Ирмалинда сидела за столом, заваленная множеством исписанных бумажек. Видимо, её студенты недавно прошли контрольную точку.
— Проходите, милая, — она радушно махнула рукой на собственную кровать. Комната у неё опрятная, лишь во всяких особенных углах стоят маленькие букеты из засушенных цветов. Ирмалинда объяснила, что в пространстве существуют энергетические узлы, которые по-разному воздействуют на живые организмы. Некоторые из этих узлов улучшают настроение и укрепляют здоровья — их Ирмалинда своими цветочными композициями усиливает. А другие вытягивают последние силы, и их Ирмалинда блокирует.
— Как ваша работа с каменюшками? Что-то уже получается?
Я опустилась на кровать и ответила:
— Сложно пока сказать. Всё ещё разрабатываю инструментарий. Честно говоря, пока я ищу к ним подход.
— Найдёте, я не сомневаюсь. Скажу вам по секрету, были уже некоторые, что бились над этой загадкой, но мало что у них вышло путного. Тут нужен другой подход, творческий, и незамыленный глаз. — Она обернулась и подмигнула мне. Сверкнул бисер на ещё одной расшитой блузке. Вот только на этот раз блузка цвета слоновой кости, и бисер на ней отливает всевозможными оттенками коричневого.
— Надеюсь, — попыталась улыбнуться. Надеюсь, проснусь раньше, чем придётся писать отчёт по проделанной работе. — Проверяете знания? — кивнула на стол.
— Мы сегодня творческому подходу учились, как раз к слову, — ответила Ирмалинда. — Здесь пятьдесят штук рецептов травяного отвара. Для успокоения, для бодрости, для крепкого сна.
— Полезный предмет! — я искреннее восхитилась.
— Не станут мастерами магии, так хоть гостю смогут угодить, напоить чаем, — она хмыкнула. — Как ваши ученики? Начинают проявлять себя во время лекций?
Да, на молчаливых подопечных я тоже успела пожаловаться. Ещё позавчера.
— Сегодня у нас случился очередной сбой, — призналась я. — Ученикам было не до учёбы, поскольку они вовсю обсуждали маскарад.
— Ах, — Ирмалинда мечтательно выдохнула, — маскарад…
— Важное событие?
— Конечно, — ответила Ирмалинда, не колеблясь. И тут же спохватилась: — Точно, вы ведь не местная! Хотя для нас этот маскарад так значим, что мы считаем, будто о нём знают все на свете. И заблуждаемся. Маскарад… он в Вейзене проводится каждый год, и это священный долг каждого академиста — на нём побывать. Я и сама не пропускала ни один, что таить, только в последние пару лет стала слишком старой для того, чтобы веселиться. Но вы обязательно съездите, ещё успеваете. — Она взглянула на круглый циферблат ярко-желтых часов. — Где-то через часа полтора начнут кататься омнибусы от ворот нашей Академии и прямиком до центральной площади Вейзена! Они предназначены для академистов, но вы, думаю, вполне сойдете за свою, — Ирмалинда подмигнула.
— Как вообще появился этот маскарад?
— О-о, — протянула она. — Вы, главное, успейте к самому началу. Там каждый год рассказывают одно и то же, так что многие приходят позднее. Но вам, в первый раз, эта история точно должна понравиться.
Я посмотрела в сторону окна. Четвертый этаж, никакие деревья сюда не дотягиваются. Так что превосходно видно небо, постепенно сменяющее лазурную голубизну на более основательную, васильковую. Через полтора часа на небе уже распластается закат. А там и до темноты недалеко.
— У меня и одежды нет подходящей, — призналась я, — что уж говорить о маске.
— Маски — это условность, — Ирмалинда махнула рукой, будто пыталась прогнать невидимую муху. — Будь вашим собеседником кто-нибудь более рассудительный, он бы так и сказал, что мы и без маскарадов никогда не снимаем маски… А вот платье мы вам сейчас подберем, у меня многое есть. Если вы, конечно, не побрезгуете.
Я не успела окончательно решить, поеду ли на маскарад, когда Ирмалинда, легонько отодвинув меня в сторону, принялась вытаскивать из-под кровати самый настоящий чемодан.
— Здесь старое, — объяснила она. — То, что я уже не ношу, выкинуть жалко, а отдать некому. Какой у вас любимый цвет? — Ирмалинда внимательно посмотрела мне в глаза, и у меня отчего-то побежали по телу мурашки. — Вашим глазами пойдёт малахит. Было у меня одно платьице.
А как, интересно, на моём родном языке называется тот камешек, который я сейчас исследую? Больше всего похож на хризолит, и все-таки это не он. Хризолит когда-то чрезвычайно нравился моей маме, она носила подвеску, которая цепко удерживала ограненный камень. Я вдоволь успела его рассмотреть.
— Вот и оно. Помялось все-таки, но ничего… Быстро выпрямится. Бархатное. Дорого оно в своё время обошлось моему мужчине.
Ирмалинда протянула платье, и я послушно его взяла. Мягкое… Качество, свойственное всему, к чему я прикасаюсь в этом странном мире. Темно-зеленое, поблескивающее серебром не хуже настоящего камня. Как сказал бы автор местной геологической книжки, блеск жирный — ткань так и лоснится.
Я развернула сверток. Платье оказалось длинным, почти как черное, которое я ношу, не снимая. Только черное закрывает лодыжки, а из-под подола этого платья они, скорее всего, кокетливо будет выглядывать.
Юбка у него простая, чуть расклешенная к низу. Зато оригинальны плечи — благодаря жестким вставкам выпирают в сторону, преображая силуэт до перевёрнутого треугольника. Талию обхватывает пояс, тоненький в центре, но к концам ткань расширяется, а после и вовсе струится волной. Так что каждый шаг в этом платье сопровождается полётом двух невесомых перышек.
— Двадцать лет ждало своего часа, — заметила Ирмалинда, довольная тем, с каким интересом я рассматриваю её платье. — И хорошо, что дождалось. У меня к нему ещё жакетик есть. Смотрите-ка.
Жакет Ирмалинда достала из шкафа вместе с тонким ароматом ромашки. Жакет оказался прямого кроя и насыщенного черного цвета, по форме не отличался мужского (и мгновенно напомнил мне о плаще Гетбера, который я оставила проветриваться на лавке).
— К ночи ведь похолодает, — объяснила Ирмалинда. — Ещё чего не хватало, простудиться. Так что берите и не стесняйтесь.
— Хорошо, — я решила и в самом деле забыть ненадолго о скромности. — За то, что поделились нарядом и что так неравнодушны ко мне.
Много ли надо? Дали платьишко, и я уже довольная. Вот так и строим из себя всю жизнь серьёзных людей, а потом, в трудное время, искренне радуемся мелочам.
— А как иначе? — Ирмалинда пожала плечами. — Начинай собираться, это ведь всегда в два раза дольше, чем задумывалось…
Косметики у меня здесь нет, пора бы и в самом деле прогуляться по местным магазинам, аванс до сих пор лежит нетронутым. Купить кое-какую одежду, чтобы не заимствовать у соседки платья, и средства гигиены, поскольку их я тоже заимствую без стеснения. Сегодня как раз узнаю основные маршруты, а завтра или на так называемых выходных можно будет совершить полноценную вылазку.
Рано меня Гетбер позвал с собой. Тогда аванса у меня ещё не было. Так, глядишь, согласилась бы.
И все-таки шампунь от Ирмалинды хороший. Волосы от него мягкие и блестящие, идут ровной волной, не приходится даже расчесываться (да и расчески у меня нет). На занятия я волосы убираю, скручиваю в жгут и продеваю сквозь него карандаш, который случайно обнаружила в ящике стола. Но ведь теперь совсем другое дело. Так что волосы я распустила — они рассыпались каскадом вплоть до середины талии. Я уже и забыла, что у меня такие длинные волосы. Всё время приходится их убирать.
Красивое платье, не поспоришь. Губы бы ещё подкрасить и на глазах соорудить стрелку — все бы студенты глядели только на меня, позабыв о перешептываниях.
— Хороша, — подтвердила Ирмалинда, восхищенно глядя на меня. — Пусть праздник пройдёт, как надо! — И добавила: — Академия будет открыта всю ночь. Так что не волнуйтесь, веселитесь столько времени, сколько будет угодно душе.
Я улыбнулась.
Вообще говоря, моя душа — это автономная часть тела, она не согласует свои решения, например, с моим здравым смыслом. Я бы не очень-то беспокоилась над тем, чтобы угождать этой предательнице.
Ключ от лаборатории на всякий случай спрятала под матрас. Понятно, что предполагаемые грабители первым же делом полезут именно туда, так во всех фильмах происходит. Ничего более умного я на ходу не придумала, но и оставить ключ на видном месте я тоже не смогла. Надо будет обеспокоиться надежным тайником чуть позже, куда вернусь. Вместо сна буду пилить дыру в полу. Пол здесь хороший для этих целей, деревянный, а сверху укрыт ковриком.
Я почти обратилась к Ирмалинде ещё раз, чтобы узнать дорогу, которая приведёт меня к выходу из Академии. Но потом поняла — выглядеть это будет странно. Я ведь каким-то образом должна была в Академию войти, даже несмотря на всю мою неместность. Так что я решилась положиться на наитие. Сколько раз оно меня предавало, не стала считать. В этот раз повезёт. Должно же мне повезти хоть однажды.
И вот я в коридоре с лекционными аудиториями. Большой свет здесь потушен, лишь приглушенно горят отдельные лампочки. Если дойду до конца и пару раз поверну направо — окажусь во внутреннем дворике, который предназначается для душевных бесед, и маскарадного веселья в нём мало. Значит, нужно идти налево… так?