— Я понял вас, — Вилсон серьёзно кивнул. — Да, есть у этого местечка такие слегка мрачноватые мотивы… — Он взглянул в сторону кухни, куда минуту назад унесли наших пронзенных рыб. — Но я знаю ещё одно хорошее местечко. Там куда веселее, и вам точно понравится. Думаю, мы можем сходить туда. В следующий раз.
Зря я вообще про этот следующий раз ляпнула. Загнала в ловушку саму себя. И зачем-то Вилсона в неё впутываю. Как в сегодняшнем спектакле, только наоборот.
— Сосредоточьте своё внимание на учёбе, Вилсон, — заметила я. — Постарайтесь не отвлекаться на всякое лишнее, и в том числе — на меня. Впрочем, зачем я вас учу? — добавила сердито. — Вы ведь и без этих советов прекрасно все понимаете.
Карамель хрустит точь-в-точь, как лед. И ещё, может, как разбиваемое сердце. Я знаю, о чём говорю — моё сердце приходилось дважды собирать из осколков. Швы уплотняла, чем приходилось — так что на месте стыков не золото, а разведенный с водой пепел.
Время расправилось с кораблями — вскоре место их крушения опустело. Только когда это произошло, Вилсон заметил:
— И всё-таки, Варвара, я посмею впервые за всё наше знакомство с вами не согласиться. Вы не правы.
— Нет, я права. Просто вам пока слегка не хватает опыта, чтобы это понять.
Я только теперь заметила часы: они пристроились в центре одного из штурвалов и практически полностью с ним слились.
Двадцать семь минут восьмого. А Гетбер обещал быть у двери в аудиторию ровно в восемь. За оставшиеся полчаса мне нужно вернуться на остановку и дождаться омнибуса, и всё это — под проливным весенним дождём.
— Мне пора, — заметила я, силой удержав себя на месте, чтобы не подскочить. — Сколько я должна за ужин?
— Нисколько, — ответил Вилсон, — ведь я целых два раза за сегодняшний день пригласил вас в это место, значит, и мне платить по счетам…
Я не имела ни малейшего представления о том, сколько на самом деле должна — спасибо Вилсону, который разбирается в меню лучше местных официантов. Денег у меня осталось не так много, и, предусмотрительно оставив сотню на мелкие расходы, я выложила на стол оставшиеся две.
— До встречи!
Жизнь научила меня быстрым сборам. Подхватив сумку с покупками, я уже через мгновение быстрым шагом преодолевала пролёт между столиками. Вилсон даже сказать ничего не успел. Он, может, и догнал бы меня, когда опомнился; но дождь, чрезвычайно обрадовавшийся новой жертве, мгновенно накинул мне на плечи плащ-невидимку.
Догнал бы, если бы я не перепутала направления и не побежала в противоположную от цели сторону.
Мне нужно было найти театр и уже через него подойти к площади. А я зачем-то ринулась к периферии города и поняла это не сразу, лишь когда уменьшилось количество различимых через пелену дождя огней. Пришлось возвращаться. Так и вышло, что я уже промокла насквозь, ещё даже не достигнув остановки.
С одной стороны, хорошо, что у меня нет часов — это был бы их первый и последний вечер.
С другой, сколько мне теперь стоять и ждать омнибус, трудно себе даже представить. При такой-то погодке — целую вечность. Может, он вообще появится теперь лишь завтрашним утром. Да и зачем омнибусам ездить, когда желающих прокатиться не так уж много? На остановке — одна-единственная фигура, закутанная в тёмный плащ, и ни единого транспортного средства.
Долго мне так стоять, или можно уже сейчас отправляться в академию пешком?
Видимо, я излучала настолько сильную безнадежность, что её уловила даже фигура по соседству. Фигура эта повернулась в мою сторону и заметила весьма знакомым голосом:
— Тоже задерживаешься, Варя?
— Гетбер! — не поверила собственным ушам я. — Это вы?
— Думаю, ты хотела бы видеть перед собой кого-то другого. Но да, это я. Не буду говорить, сколько я здесь стою. Так что можете не переживать, что не пришли раньше. Омнибусы академии объявили, по всей видимости, забастовку.
С кожаного плаща капли скатывались, не проникая внутрь и сохраняя хоть какую-нибудь иллюзию тепла.
Зато волосы промокли насквозь, накрыли лоб и брови, не коснувшись лишь глаз. И сейчас эти глаза смотрят на меня и мерцают не хуже драгоценных камней. Серые, как агат.
— Так и шли бы домой, — заметила я.
— Ну как же, — Гетбер поежился, и капли посыпались с волос. — Если я сейчас не приеду, ты это мне будешь всю оставшуюся жизнь припоминать.
— Судя по вашим словам, я уже мертва, — пожала плечами. — Так что об этом можете не волноваться.
— В этом-то мире ты живее всех живых, — вздохнул он. Жалел, наверное, о том, что вообще тогда решил заговорить со мной обо всех этих неприятных вещах. — Но тоже промокшая. Ходила за покупками?
— Да. Слегка расширила гардероб. — А ещё ходила на спектакль и сидела в ресторане за одним столиком с собственным студентов. Но об этом точно не стоит никому говорить. — Вы чем занимались, пока не начался дождь?
— Работал — больше нечем.
Поскольку о времени я могу судить лишь весьма примерно, предположу, что прошло минут пять, прежде чем мы вновь заговорили. Людей на остановке больше не стало, омнибусы так и не появились на горизонты. А дождь усилился — всё ему ни по чем.
— Идите, — предложила я. — Заочно прощаю вам то, что вы не придёте на нашу встречу. Тем более, что вы все равно уже опоздали.
— А ты? Продолжишь мокнуть?
— Ну а что мне остается? Пешей дороги до академии я не знаю.
— Я живу здесь поблизости.
— На что вы намекаете? — возмутилась я. — К вам в гости я точно не пойду.
— Тогда продолжим стоять. Раз ты такая гордая и принципиальная. Одновременно простудимся и на пару недель избавим учеников сразу от двух предметов. Ферр, думаю, не очень-то обрадуется, но ученики точно скажут нам «спасибо».
— Смеётесь над собой.
— Ни в коем случае. И уж точно не в отдельности от себя. Мы же стоим здесь вместе. Весьма приятное времяпровождение.
— Да, — пожала плечами, — вы же хотели показать мне город.
— В точку. Смотрите — Вейзен. Стены его величественных зданий загородила другая стена — дождя, — но, в целом, своей красоты он не потерял. Здесь нечасто бывают дожди. Так что нам с тобой выпала действительно прекрасная возможность прочувствовать стихию. На собственной шкуре.
После этой воодушевляющей реплики мы молчали минут десять. А то и все двадцать. Небо как-то слишком быстро потемнело, будто кто-то задвинул занавес. Похолодало, и стоять в мокрой одежде стало совершенно невыносимым. Я обняла себя за плечи и с головы до ног покрылась мурашками.
— Как там по-вашему будет «чёрт»?
— Чёрт? — переспросил Гетбер.
— Такой чудик из загробного мира, который служит главному злу. А в свободное время и издевается над людьми. Устраивает мелкие пакости.
— О, у нас весьма интересная мифология. К твоему описанию больше всего подходит тилло — это такие маленькие озлобленные духи.
— Вот и отлично. Тилло с вами, Гетбер! Ведите, куда вы там хотели вести. Я уже не могу здесь стоять.
— Правда? — удивился он.
Я кивнула. И наградила Гетбера не самым теплым взглядом. Будто это он обратился к нему и призвал дождь, который разрушил все мои планы по тихой-мирной жизни.
— Идём, — вздохнул он, — буду отпаивать тебя тёплым чаем.
И мой бесконечно длинный день продолжился.
А ведь там, в прежней моей обстановке, меня уже давным-давно никто не водил в театр, не приглашал в ресторан. И в гости тоже не зазывал. В гости в целом опасно к кому-нибудь ходить, в каком бы мире ты ни находилась. Но безысходность иногда толкает на такие вот глупые поступки.
И на улицах — никого, идеальное безлюдье.
Некому запомнить, с кем я ушла. Так что и помочь в моих поисках, если что вдруг случится, тоже будет некому. Остаётся только молиться, чтобы искать меня не пришлось.
Знать бы ещё, кому здесь молятся. Я пока только посылать научилась.
Глава 6Радуйся, пока есть повод
Гетбер не обманул — живёт и впрямь близко, в самом центре элитной тусовки. Подумалось вдруг — я ведь совсем мало знаю о нём. Что он успел достичь за свою жизнь? Какие почести? Простые учителя не обращаются к директорам академии на «ты». И не живут в сердце крутого продвинутого города.
Хотя квартирка небольшая.
Хорошо устроенная, но лишенная излишеств кухня. Две комнаты: в одной я успела различить кровать, а в другой — стол; осмелюсь предположить, что это спальня и кабинет. В общем-то, и всё.
Гетбер оставил меня в кухне, даже кружку с горячим чаем вручил. Оказалось, у него есть целая коллекция глиняных чайничков, почти как у Ирмалинды, и даже готовая заварка имеется. А сам спрятался за дверью спальни. Полноценное освещение он включать не стал, сэкономил, так что пребывание моё подсвечивал лишь один-единственный ночник над столом.
После улицы здесь было так тихо и спокойно, что даже перехотелось волноваться. Делайте, что желаете, но добровольно я отсюда не уйду. А в следующий раз двадцать раз подумаю, прежде чем вновь поехать в город. Слишком уж неприветливым он стал, когда пришла пора прощаться. Муж-абьюзер, не иначе.
Вернулся Гетбер быстро — я даже половину чашки не успела выпить. Вернулся непривычным, домашним. Просторные штаны, слегка даже мятые, и что-то типа нашей футболки-оверсайз с рукавами до локтей. Серый низ, белый верх. Мокрые волосы зачесаны назад и открывают высокий лоб. Движения плавные и мягкие, как у дикой кошки. Само собой, удобно быть смелым, когда ты в собственной пещере. А воды все кошки боятся, даже такие гордые.
— Я приготовил тебе сухую одежду, — сказал Гетбер тихим вкрадчивым голосом, — дальняя комната. Переодевайся и возвращайся.
— Да у меня своя есть, — заметила я, — правда, она тоже промокла.
Гетбер кивнул и пообещал:
— Развешаем. У меня здесь особая система для высушивания вещей, — и кивнул наверх. Оказалось, по потолку проходит сеть из нескольких джутовых канатов. Ну, вот я и сама оказалась внутри корабля. Бежать теперь — только в открытое море.