Гетбер прихорашиваться не стал. Потёр глаза и посмотрел на меня вновь, в этот раз более осмысленно:
— Я-то понадеялся, что ты позабудешь об этой идее… Ну, раз бодрствуем, то хорошо. Дай только прийти в себя.
И не сказал ни слова против.
За ночь моя одежда почти полностью успела высохнуть. А то, что манжеты и воротник платья влажноваты, так это ничего страшного — дополнительный заряд бодрости. В ужасной измятости тоже не вижу никакой проблемы — она своей небрежностью лишь придает шарм. Да и кто меня будет на крыше рассматривать? А Гетбер за одни-единственные сутки уже всякой успел рассмотреть.
Позабыв о завтраке, мы уже минут через десять покинули квартиру. Гетбер даже переодеваться не стал. Узкая лестница с витиеватыми коваными перилами привела нас на самый последний этаж, четвертый, да там и оставила любоваться закрытой на замок дверью.
— А нельзя ли её взломать? — полюбопытствовала я.
— Я не узнаю тебя, Варя…
— Просто я спешу… Если вам жалко собственных магических единиц, можете воспользоваться камнем.
— Справлюсь пока без твоего камня.
Замок заскрежетал, будто Гетбер прокрутил в нём невидимый ключ. А потом аккуратненько щелкнул и повис безвольной тряпицей.
— Выглядит так, будто это совсем легко, — сказала не без восхищения. — И многие так могут? Что-то мне подсказывает, что немногие.
— Немногие, — согласился Гетбер, — и лучше о таких умениях никому не рассказывать. Но спасибо.
Он потянул дверь на себя, и та со скрипом распахнулась. Впереди нас ждала лестница в два раза более узкая и сильно запыленная. Гетбер пошел первым. Поднявшись на две ступени, он галантно предложил мне руку и совсем не галантно поинтересовался:
— Ты решила, что мы планируем наколдовывать?
— Это вы должны были придумать.
Но руку все-таки приняла. От внимания Гетбера это не ускользнуло, он пробормотал:
— Итак, одно из двух уже у меня. — И уже громче добавил: — Я думал, но критерии у тебя слишком уж строгие. Единственная относительно безопасная вещь, которая пришла мне на ум — нечто вроде праздничных вспышек. Подкрашенная магия, которая взмывает в небо и искрами оседает на землю. По сути, самая бесполезная трата магических единиц, какую только можно придумать. Выхлоп нулевой. Но красиво.
— Фейерверк? — уточнила я.
Гетбер толкнул люк, открыв над головой квадратное оконце к небу. Вылез наружу и подтянул меня наверх.
Ну какая же красота! Всё розовое, будто обильно подкрашенное румянами. Дома, крыши, трубы, дороги, машины, волосы Гетбера и щеки, мои собственные ладони.
— Если твой перевод работает правильно, то ты говоришь о материальных штуковинах, нашинкованных порохом и смесью химических веществ. Им я вообще не доверяю, — нахмурился Гетбер, — не успеешь отбежать, располовинит… А это — его магический аналог, где не надо ничего поджигать и взрывать.
— Ну вот и отлично! — обрадовалась я. — Как раз то, что нужно. Лучше, наверное, и придумать было нельзя.
— Да? — удивился Гетбер. Не думал, наверное, что я начну его нахваливать. Я и сама этим утром не особо думаю… — У тебя день рождения? Или сегодня какой-то праздник?
— Ну… — И ляпнула первое, что пришло на ум: — Не сегодня, но уже вчера. В театре была премьера спектакля «Лезвие, устланное лепестками». Там ещё афиша такая…
— Оттолайн Гилен в главной роли, знаю. — Голос Гетбера стал холоднее на двадцать градусов. — И как тебе спектакль?
Что ему так не понравилось? Как он вообще так быстро догадался, что я на этой премьере была? Не мог же всего лишь за секунду вспомнить о Вилсоне — он ведь нас видел — и понять, кто именно водит меня по театрам. Или мог?
— Как я могу судить? — И следом перевела тему: — А день рождения у меня уже прошёл. Я зимой родилась. В середине зимы. А вы?
— Я тоже зимой. Ближе к концу.
Крыша оказалась тесной: эпичное сражение не развернешь и даже не разгонишься толком, чтобы поднабрать ускорение для последующего полёта… Расчищенный пятачок в центре и куча хлама, раскиданного по всем углам, как будто владелец этого дома перепутал этаж и воспользовался крышей вместо чердака. Я различила поломанные стулья и шкафы, лишенные дверок. Впрочем, даже они в этом чудесном розовом свете не были лишены очарования.
— Знаете что… — начала я.
— Боюсь представить.
— Не перебивайте, пожалуйста. Значит, так. Давайте мы не будем ничего упрощать и менять время. Остановимся на том, что уменьшим количество магических единиц, которые вступят в реакцию… в заклинание, я имела в виду. Ну, скажем, в десять раз, чтобы побыстрее истощить камень, если он, конечно, собирается истощаться.
— Угу. И сколько залпов мне нужно сделать?
— Через сколько станет понятно, что он истощается? И ещё — как это понять… По уменьшению интенсивности свечения ли, или по его продолжительности? Хорошо, не будем гадать. Давайте начнем, а там узнаем. Сколько нужно, я не знаю. Может, пять. Или достаточно трёх.
Гетбер протянул ладонь, и я нехотя вложила в неё камень. Посоветовал:
— Лучше сделай пару шагов назад. Вот так, отлично. Теперь скажи, какой у тебя любимый цвет.
Я едва не споткнулась об отломленную ножку табуретки, но все-таки удержалась.
— Вы задаёте слишком сложные вопросы. — И уже через мгновение: — Жёлтый.
— Солнечно… Отличный выбор, как по мне. Давай попробуем. В десять раз, пять залпов.
И все-таки, может ли кто-нибудь объяснить мне, как здесь работает магия? Почему замок Гетбер взломал, не совершая никаких манипуляций, фактически одним взглядом? А сейчас вновь делает пассы, но на этот раз только правой ладонью — на левой, вытянутой вперёд и вверх, лежал камень.
Может, всё это — очередное представление, чтобы сбить меня с толку?
Не думаю, что такие опытные маги, как Гетбер, разбрасываются инструкциями по плетению заклинаний даже перед такими дурочками, как я. Мало ли, кто может заплатить мне денег за то, что я поделюсь секретными фишечками Гетбера.
Первый залп вспорхнул так стремительно, что я засекла его уже на пути к небу. Маленькая комета, презирающая законы гравитации. Желтая, как цыпленок, и даже чуть-чуть пушистая. Она поднялась на уровень этажей десяти, а потом вдруг рассыпалась на множество искорок — цветущих верб, ослепительно-яркая, заставляющая зажмуриться на мгновение.
Следом за ней помчалась вторая комета, в этот раз скорее золотистая, и на землю она опустилась множеством драгоценных цепочек.
Мне вдруг и в самом деле представилось, будто я праздную день рождения. Будто, обласканная словами и подарками, стою среди дорогих мне людей и наблюдаю салют, сверкающий в мою честь. Пусть это совсем не так, на лицо все равно лезет глупая улыбочка.
Он мог придумать что-нибудь ещё. Более чем уверена — мог. Но выбрал именно фейерверки. Почему? Неужели хотел, чтобы я порадовалась спецэффектам?
Апельсиновая, лаймовая, лимонная. Три, четыре, пять. Каждый раз Гетбер чуть менял направление, и кометы взрывались, задевая друг друга по касательной, как выстроенные в ряд костяшки домино. Никаких больше отличий я не заметила… Гетбер, видимо, тоже, поскольку он запустил ещё два залпа: розовый и красный.
А потом повернулся наконец ко мне и заметил:
— Всё. Твой камень перестал работать. — Гетбер улыбнулся слегка вымученно. — Что и требовалось доказать экспериментально, ни интенсивность, ни продолжительность со временем не меняется, как я могу судить со своего угла.
— Да, это так, — согласилась я.
— И все-таки запас его не безграничен. Более того, он даже не подлежит восстановлению.
— А вы как? Восстановлению подлежите?
— Подлежу, хотя и я кое-что потратил.
Гетбер протянул мне ладонь, в котором лежал бедный мой камешек, расколотый на две неравные части. А я-то бегала по всему Вейзену, молоток искала… Оказалось, достаточно обратиться к Гетберу. Он всё, что угодно, сломает.
Ничего, для рассматривания под микроскопом эти осколки всё ещё сгодятся. А для магии нет, раз уж так сказал главный эксперт по колдовству в этом городе.
— Ну вот, — только и сказала я. — Значит, наши эксперименты прекращаются.
Не то чтобы Гетбер расстроился. Напротив, улыбка его стала раз в десять радостнее. Он распрямил плечи, посмотрел на меня, и мне показалось, что в глазах его блеснули красно-золотые искры, хотя на небе от фейерверков уже следа не осталось.
— После такой результативной деятельности неплохо было бы отдохнуть наконец, — заметил он. — Как хорошо, что сегодня у меня впервые за несколько недель полностью свободный день. Что насчёт тебя? Я все ещё не отказываюсь от предложения показать тебе город. Погуляем?
Совсем не хотелось портить такой волшебный сверкающий момент. Но ведь и небо стирало с щек румянец, становясь пронзительно голубым. Не может вся эта красота длиться вечно. Слишком уж она хрупкая.
— Своих учениц вы тоже зовёте на прогулки?
А я — неосторожна до невозможности.
В детстве разбила хрустальный графин — после этого мама не разговаривала со мной неделю, очень он был ей дорог. Теперь рушу моменты. Лицо Гетбера мгновенно изменилось: стало суровым, даже строгим.
— Ты — не моя ученица.
Хотя сейчас, под его тяжелым взглядом, я почувствовала себя именно так.
— Я благодарна вам за помощь и за то, что от дождя укрыли, но все-таки… надо разграничивать работу и личную жизнь.
— Можешь не продолжать, — Гетбер взмахнул рукой. — Я уже понял, что ты предпочитаешь проводить время в другой компании. — Он направился в сторону лестницы, ведущей обратно, в дом. — Не понимаю только одного, существует ли конкретная причина, по которой я неприятен тебе? В том ли она, что я не бросился тебе в ноги при нашем знакомстве? Или в том, что не приглашаю на премьеры? Или это беспричинное, необъяснимое чувство отвращения? Если так, тогда ты права. Оставаться рядом со мной насильно точно нет никакого смысла. Я быстро раскрою твой секрет.
— Вы слишком много на себя берёте, — только и сказала я.