Гости, кажется, совсем не собирались расходиться — я стала первой, кто покинул зал. Благо, дорогу к выходу я запомнила. Натянув на ходу жакет, я едва ли не бегом выскочила из театра.
Не знаю, попаду ли я сюда ещё когда-нибудь.
Жизнь, в общем-то, планируется долгая, так что вполне вероятно. Может быть, я даже схожу на спектакль, в котором будет играть Вилсон, если он перестанет отказываться от своего несомненного таланта. Лучше уж наблюдать за ним со стороны. Не знаю, почему я вообще вдруг решила, что нужно подпустить Вилсона к себе.
Дождь закончился.
Он тоже надо мной смеялся.
Впрочем, особо легче не стало. На смену дождю пришёл ужасный холод, и я мигом продрогла от макушки и до подушечек пальцев. А вариантов спасения было не то чтобы много. По крайней мере, в мою сначала промокшую, а потом замерзшую голову пришёл только один.
Благо, располагался этот вариант в непосредственной близости к центральной площади.
Иначе не уверена, что смогла бы дойти.
Ощущение волшебства, которое я почувствовала на поэтическом вечере, мигом испарилось, оставив вместо себя инстинкт самосохранения. Я будто на автомате дошла до знакомого дома, шагнула в нужный подъезд, поднялась на требуемый этаж. И постучала. По ту сторону дверного полотна царила тишина, но отступать я не собиралась. Даже если не откроет или если откроет, но не станет пускать внутрь, я на улицу не вернусь. Заночую прямо возле двери, и пускай ему будет стыдно.
Дверь все-таки распахнулась.
Мы пересеклись взглядом, и я неловко улыбнулась.
Гетбер смотрел на меня выжидающе, но не спешил ничего говорить.
— Извините, — я сказала это так тихо, что сама почти не расслышала себя. — Но в этот раз я точно знаю, что омнибус ждать бесполезно. Вы не освободите мне то ваше кресло?
Гетбер будто бы совсем не удивился. Кивнул мне со странным блеском в глазах.
— Кресло свободно, оно тебя уже заждалось. — И добавил чуть погодя: — Пускай это будет нашей субботней традицией.
Глава 9О загадках и верности
Прежде чем начать расспрос, Гетбер выдал дал мне переодеться в чистый комплект одежды (кажется, тот же самый, в котором я щеголяла по его квартире в прошлый раз) и заварил полный чайник отвара, который окружил кухню ароматом мяты, ромашки и мелиссы.
— И куда же тебя занесло в этот раз?
Я хотела было возмутиться этой слегка оскорбительной формулировке, но решила промолчать. Лучше уж показаться бесхарактерной, чем вернуться на холодную улицу.
— Я была в театре, — не стала таить.
— Опять? Настолько впечатлилась тем спектаклем, что решила посмотреть его ещё раз?
— Понятия не имею, повторяли ли сегодня тот спектакль. Я была на поэтическом вечере. Слушала стихотворения.
Гетбер сделал глоток отвара, причмокнул и заметил:
— Не знал, что ты увлекаешься поэзией.
Он вздохнул, и я начала раздражаться. Ну сколько ещё можно так демонстративно возмущаться моим поведением? Строит из себя эксперта по моей душе. Если Гетбер вывернул её наизнанку, когда переносил меня в этот мир, это ещё не значит, что он знает, какая я на самом деле. Мы вообще с душой не в ладах — наверное, хотя бы это он мог понять наверняка?
— И как вечер? — поинтересовался Гетбер. — Подожди, пока не рассказывай. Сначала ответить на другой вопрос: ты голодна? Я ещё не ужинал. Могу и тебя накормить.
— Да, можно…
Раздражение сменилось благодарностью. Прокатилась я сегодня, конечно, по всему эмоциональному спектру… Ещё немного, и не выдержу. Ощущение такое, будто я застыла в шаге от истерики. Одно неверное движение — и вспыхну, а там хоть в океан окунайте, не сможете потушить.
Гетбер взялся за готовку, и я почувствовала себя свободнее. Принялась рассказывать о том, как чудесно всё было и не смогла умолчать, язык слишком длинный, такое удивительное открытие: на поэтическом вечере мне повстречались собственные подопечные. Которые по утрам среды являются и подопечными Гетбера.
Его это заявление воодушевило. Гетбер даже повернулся в мою сторону, чтобы поинтересоваться, с кем именно я там повстречалась. Уж не с неким господином Гиленом?
За маской фамилии я не сразу признала Вилсона. Но все-таки признала.
— С госпожой Лорели. Знаете такую? Не подскажу её фамилию — я и вашу узнала буквально на днях.
Уловка сработала — очень уж возмутило Гетбера то, что кто-то разбрасывается информацией о нем без его на то разрешения. Он стал спрашивать, чего ещё интересного мне о нём рассказали и почему это я решила выведывать сведения о нём.
Я ответила, что он может не волноваться: никакое досье я на него не составляю. И ничего, кроме фамилии и тех обрывочных фактов, которые рассказывал Гетбер сам о себе, у меня нет.
Ужинали мы запеканкой из мяса, яиц и овощей. Поскольку последний приём пищи был у меня часов восемь назад, во время обеда, так что вредничать я не стала и сразу принялась за еду. Не знаю, как Гетберу это удалось, но, даже приготовленное за короткий срок, это блюдо таяло во рту.
А в дополнение ко всей этой красоте Гетбер подал невысокие хрустальные стаканы и наполнил их темной жидкостью. Я подумала, что это уже знакомое мне вино, даже не стала ничего спрашивать — такое небольшое количество только пойдет на пользу, согреет. И в кого превращаюсь?.. Однако единственный глоток так сильно обжёг горло, что я зажмурилась.
Я оставила стакан в сторону и грозно посмотрела на Гетбера:
— Чем вы меня таким спаиваете?
— Друг подарил, — ответил он. Удивительно, что у него, такого загадочного, до сих пор остались друзья. — Решил опробовать на тебе — теперь вижу, настойка получилась хорошей.
Прежде чем я возмутилась, он взял свой стакан и влил его в себя залпом, даже не поморщившись.
— И часто вы проводите вечера в такой вот веселой компании? — я кивнула на стаканы.
— Конечно, нечасто. Только тогда, когда приходишь ты, — ответил Гетбер. И я не поняла, серьезно он это сказал или с насмешкой.
— Без выпивки, видимо, вам совсем невмоготу меня терпеть.
Гетбер плавно качнул головой из стороны в сторону несколько раз, будто вдруг стал лодкой и поймал волну.
— Как долго ещё ты будешь обращаться ко мне на «вы»?
— Бесконечно долго, — ответила я. — А как, по вашим предложениям, я должна к вам обращаться?
Он ничего не ответил, и я вернулась к запеканке. Полумрак за окном сменился плотной, густой темнотой — теперь точно не смогу уйти, даже если захочу. Пора бы уже заканчивать ужин и расходиться по комнатам. Меня там кресло никак не может дождаться. Да и Гетберу станет радостнее жить, когда я скроюсь долой с его глаз. Глядишь, и пить перестанет.
— Между прочим, за гостеприимство надо платить, — неожиданно заметил Гетбер. Я с удивлением воззрилась на него, но все-таки попыталась взять себя в руки:
— Выпишите мне счёт — сколько я должна за ужин, за аренду кресла, за сменное белье, за глоток этой вашей бурды. Я все оплачу, хотя и не уверена, что прямо сейчас. Но за ближайший год, думаю, я накоплю необходимую сумму.
— Такая плата мне не нужна, — Гетбер вздохнул и внимательно посмотрел на меня.
И надо бы испугаться, но вместо этого я завороженно принялась рассматривать его глаза. Под тусклым светом кухонной лампы я различила в зрачках скопление темных и светлых прожилок, точно филигранные узоры на потемневшем от времени серебре.
И что же он хочет с меня стребовать? Что я могу предложить ему, если не деньги?
Гетбер протянул вперед руку, коснулся тыльной стороны моей ладони. Я улыбнулась, попыталась пошутить:
— Хотите меня заколдовать?
— Мда, — он скривил губы. — Насчёт остального не скажу, но природного очарования мне точно не хватает… Плата будет скромной. В этот раз.
— Вот и хорошо, — согласилась я. — Нескромную плату, боюсь, я не смогла бы вам обеспечить, а больше ходить в театр я в ближайшее время не собираюсь.
— Насколько впечатлилась встречей с Лорели? — предположил Гетбер. В этот раз он точно насмехается, не стоит даже сомневаться. — Хорошо, пусть так. Начнём с этой, скромной, платы. Хотя я не был бы так уверен в том, что платить больше не придётся. Вдруг твои впечатления закончатся быстрее, чем ты предполагаешь.
Он вдруг целиком завладел моей ладонью, накрыл мои пальцы. Ладонь у Гетбера оказалась обжигающе горячей.
— Обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты», Варя.
Не знаю причину, но по моему телу вдруг пробежала дрожь.
— Но зачем? Чем вам не нравятся мои нынешние обращения?
— Не чужие все-таки люди. Вторую субботу ночуем вместе. А ты до сих пор обращаешься ко мне, как испуганная ученица к суровому преподавателю.
— Мне так удобнее.
— Понимаю, — Гетбер плавно кивнул, — но плата на то и плата, она всегда приносит некоторые неудобства. Договорились?
Конечно, ни о чем договариваться с Гетбером я не спешила. Но и перемещаться на улицу тоже не хотелось. Я неопределенно качнула головой в надежде, что Гетберу этого хватит. Но он оказался даже более нудным, чем я предполагала.
— Вот и чудесно, — заметил Гетбер. — Порепетируем. Попробуй обратиться ко мне не в этой своей робкой манере, а уверенно и гордо, как договаривались.
— Я, вроде как, не на экзамене, — напомнила я.
Гетбер вздохнул:
— Неправильно. Попробуй нечто вроде: «Гетбер, какой ты противный! Зачем ты пристаёшь ко мне со своими издевательствами? Неужели у тебя совсем нет сердца!».
Он произнёс это писклявым голосом, пародируя женский голос. Сам напросился — не я начала эту глупую игру.
— Какой ты, Гетбер, противный, — медленно проговорила я. И вернулась к ужину. Цирк цирком, но запеканка может и остыть.
— Отлично, — он кивнул, — продолжаем. «Гетбер, не мог бы ты прикрыть свой рот? У меня выдался тяжелый день, и сейчас я хочу просто отдохнуть. В театре я сегодня уже побывала, а актёр из тебя, к слову, ужасный. Неужели тебе настолько не хватает общения, что ты готов нести всякую чушь, чтобы не молчать? Неужели ты настолько рад мне, своей единственной гостье, которая по доброй воле никогда не пришла бы к тебе? Или ты вновь хочешь меня обмануть, наглый, подлый трус?».