Мальчишка сел на высокий табурет, поджал под себя ноги. Пальцы коснулись струн, и из гитары вырвался томительный перелив, будто только и дожидался этого мгновения. Парень запел тихую, полную светлой тоски песню, хоть и не могла я разобрать слов… Впрочем, даже наши современные переводчики не берутся за музыку, что о магическом говорить.
— Это ещё тихо, — пояснил Гетбер, — веселье начинается к ночи. Тогда в каждом углу сидит по юному дарованию, хоть дополнительные уши отращивай. Если хочешь, подольше побудем, послушаем.
— Не понимаю слов, которые он поёт, — призналась я. — Но образы вижу.
Будто нутру-то моему всё было прекрасно понятно. Лодка в лунном сиянии переплывает реку, и ни одно крупное судно не бросит на неё даже короткий взгляд. Стрекот сверчков, спрятавшихся в высокой траве. Одинокая скрипка — баллада-признание исполнена, но слушать-то её некому.
Гетбер хмыкнул, посмотрел на меня по-доброму:
— Скоро и слова начнёшь понимать. Так уж работает твоя магия.
— А откуда ты всё это знаешь? — не выдержала я. — Был ещё кто-то до меня?
— Были. На моей памяти — двое. Но и забрали их потому, что нашли большой потенциал к магии, так что к языку они привыкли быстрее… Ты тоже обязательно освоишься.
Потом расспрошу поподробнее. Сейчас не хочу. Другого вдруг возжелала…
— А ты можешь что-нибудь напеть? — попросила я. — Хочу послушать, как звучит ваш язык в твоём исполнении.
— Даже так, — Гетбер качнул головой. — Могу. Но чуть позже. Подождём, пока этого музыканта немного развеселят. Гости этого места не любят такого грустного.
В самом деле, народ с первых рядов принялся возмущаться, и мелодия сменилась на более весёлую и динамичную. А потом к мальчишке присоединилась девушка, моя ровесница, и в руках у неё было что-то вроде трубы, но уменьшенной.
Вдвоём они сообразили аналог нашей финской польки, и душа, конечно же, пустилась в пляс. А где душа — там и ноги, хотя этим вечером я не выпила ни капли спиртного.
Желала танцев не только моя душа — многие в таверне подскакивали с мест, и я сама не поняла, как оказалась одной из них… Гетбера мой порыв энтузиазма тоже не обошёл стороной. Этим вечером я была настолько наглой, что заставила танцевать и его. Потянула за рукав, и Гетбер поднялся, решив не спорить со страшной силой в моём лице. Скинул плащ, закатал рукава белой рубашки.
Я прыгала, кружилась и смеялась, то касалась Гетбера, то отходила от него; а всё вокруг плясало, приближалось и отдалялось вместе со мной. Горели огни. Звучала музыка. В воздухе витала энергия всеобщей радости и легкости. Будто нам дали возможность хотя бы ненадолго сбросить с себя груз ответственности, который мы вынуждены нести ежесекундно.
Мне было хорошо. Так хорошо, как ни разу в жизни, пожалуй, не было. Честное слово, клянусь в этом со всей искренностью. Я вдруг ощутила себя так спокойно, будто обрела наконец своё место. Из предыдущих, тревожных и суетных миров ушла, в другой — уже, получается, третий.
Гетбер мне спел, склонившись к моему уху.
Пару строк, пока не слышит никто другой.
Голос, не искаженный переводчиком, оказался у него бархатным, слегка мурчащим, как у кота. Оценила по достоинству. Но сама петь не стала — не умела никогда, да и местных песен не знала…
Сил у меня было много, но все же и я спустя какое-то время устала. Вернулась к нашему столику и набросилась на еду, которая уже успела остыть. Но менее вкусной от этого не стала.
Гетбер почти сразу вернулся ко мне. Загрустил, видимо, один…
Танцы, музыка и горящие вокруг огоньки пьянили ничуть не хуже алкоголя. Я осоловевшими глазами посмотрела на Гетбера, будто пыталась вспомнить что-то важное. Точнее, что-то, которое раньше казалось мне важным, а теперь уменьшилось до пушинки.
Думала ли я, что мой сегодняшний вечер пройдёт именно так? Конечно, нет. Незаметной тенью сбегая из комнаты, я…
Точно, комната! Мне ещё нужно вернуться!
Я будто очнулась ото сна. Как Золушка, которая осознала приближение полнолуния за пару минут до того, как карета её превратится в тыкву. Вновь выскочила из-за стола, но уже не чтобы пуститься в пляс — а чтобы успеть сбежать, пока принц ничего не заподозрил.
— Мне пора, Гетбер.
Он не стал возмущаться. Просто попросил дождаться, пока он оплатит наш то ли ужин, то ли обед, и я благоразумно замолчала, потому что ни в жизнь мне не заработать денег, которые я готова отдать, лишь бы ещё раз прожить эти мгновения счастья.
На улице стемнело, благо, мы были не слишком далеко от центральной площади и потому могли пользоваться такой привилегией, как свет фонарей. И даже свет этот был волшебный, колдовской. Он контрастировал с тёмным небом, и казалось, будто жизнь существует только здесь, в островках света, в остальная часть этого мира то ли уже перестала, то ли ещё не начала существовать.
Мы немного прошлись в молчании, возвращаясь в себя. Потом Гетбер поинтересовался:
— Ко мне?
— Нет, — я осуждающе посмотрела на него, — на остановку, а после — в академию.
— А если омнибуса не будет? — предположил Гетбер.
— Сегодня погода хорошая, должен быть.
Гетбер замер, заставил остановиться вслед за ним. Мы встали друг напротив друга, так близко, что даже дыхание можно различить…
— Даже если будет, не уезжай, пожалуйста, — попросил он проникновенно. И добавил то, что я совсем не ожидала услышать: — Не хочу тебя отпускать.
— Что? — переспросила я. Будто не различила какие-то слова, хотя всё-то я прекрасно поняла, всё до тихого вздоха и печального взгляда.
Поняла, но не могу принять. Не могу. Не умею.
— Я прошу, останься. Останься, пожалуйста, здесь, в Вейзене. Рядом со мной.
И глаза такие глубокие, что хочется выдохнуть весь воздух и тонуть, тонуть, тонуть… Можно в них разглядеть и обещание — сделать меня счастливее, чем я была когда-либо прежде; и безграничную тоску — по тому, что за все эти годы самого Гетбера никто так и не сделал счастливым; и надежду — что я могу стать той первой и единственной, кто даст ему это счастье.
Но я не могу.
Если я останусь сейчас, случится нечто непоправимое. То, что сделает меня счастливее в моменте, но о чём я буду жалеть в будущем.
Я не готова рисковать. Всякий раз, рискуя, я проигрывала всё подчистую и вынуждена была начинать с нуля. И так будет везде, в какой бы мире я не оказалась.
Разрушительное «нет» готово было сорваться с моих губ, но Гетбер опередил меня. Произнес, отведя в сторону взгляд:
— Значит, пришло время говорить о делах. Тебе нельзя возвращаться в академию, Варя. Это опасно. Это может обернуться не тем, на что ты рассчитываешь.
— Но почему?
Мир вокруг меня крутился, будто в калейдоскопе. Просьбы, признания, предостережения…
— Я не могу сказать всей правды. Пока. Мне не хватает доказательств. Но ни взрыв на площади, ни взлом твоей лаборатории не были неаккуратностью или случайностью. Их совершали намеренно. Чтобы заставить тебя бояться.
Я не выдержала и рассмеялась. Видимо, сегодняшний вечер опьянил Гетбера сильнее, чем я предполагала… Покивала головой:
— Ага, особенно взрыв, который видели сотни.
— В том числе взрыв, — стоял на своём Гетбер.
— Даже если бы я поверила… Кто за этим стоит, кому это нужно — пугать меня?
Я будто пыталась доказать Гетберу, насколько глупа и несостоятельна его теория? Да разве я была хоть кому-нибудь так нужна, чтобы на меня потратили так много сил и времени?
— Кан-Амьер. Соседняя империя. Слыша ли ты о ней?
Чем глубже в ночь, тем страшнее сказки о гуляющих по округе волках. Я не стала ничего уточнять, и без того прекрасно понимала, что Гетбер заврался. Некрасиво. Нехорошо.
— Я поеду, Гетбер. Не хочу выслушивать твои сказки. И остановить меня не пытайся.
Я думала, он не станет меня догонять. Но Гетбер тенью прошёл за мной до самой остановки, и мы вместе, находясь друг от друга на расстоянии шагов двадцати, дождались омнибус.
Пришёл. Причём весьма скоро.
Не знаю, что бы делала, если бы омнибуса не появилось. Осмелилась бы вновь напроситься к Гетберу в гости? В очередной раз возобновить эту историю? Или гордость бы не позволила? Впрочем, пускай этот вопрос останется одним из тех, ответа на которых не существует.
Я знала, что Гетбер видит, как я покидаю Вейзен.
Но даже предположить не могла, о чём он думает.
Самый счастливый вечер в моей жизни грозился стать одним из самых печальных, а я ничего, совсем ничего не могла с этим сделать.
Глава 10Иди по пепельным следам
Изнутри академия казалась настолько пустой, будто последние студенты покинули её за десятилетие до того, как я зашла внутрь. Не горели фонари в главном холле, не гудели голоса вечно занятых студентов, и даже разноцветные камни под ногами не светились, будто вековая пыль прицепилась к ним намертво и подавила сияние.
Я шла по коридорам, слыша лишь собственные шаги.
Чтобы хотя бы немного разбавить их монотонность, стала их мысленно считать, но вскоре и счёл этот показался мне монотонным. Всё бесполезно.
А ведь там, в таверне, было так много движения, шума, огней. Столько эмоций, и все из них положительные. Но я сама взяла и разрушила всё это, так что и винить теперь могу только одну себя.
Безлюдно и до невыносимого тихо оказалось даже в блоке с общежитием, хотя тут-то уж всегда можно было хоть шорохи и шепотки, но различить. Не удивляюсь, если окажется, что преподаватели не вынесли этого утомительного бездействия и все до единого уехали в Вейзен, а я за ними последовать уже не могу, меня обратно ни один транспорт не повезёт, да и ни один человек, подозреваю, не примет.
Впрочем…
Я различила звуки — нечто на стыке щелканья и потрескивания. Чем ближе к нашей с Ирмалиндой квартирке, тем этот звук становился различимее. И тем сильнее мне это не нравилось. Приблизившись, я прислонилась к двери ухом и прислушалась.
Звуки мне не понравились. Слишком уж знакомы они тем, кто хотя бы немного прожил в каком-либо из миров.