И как-то, по неозвученной договоренности, вернулись наши встречи в попытках постичь магию камней. Гетбер заглядывал ко мне каждый день примерно на час, причём всегда в одно и то же время — его обеденное. Успевал ли он ещё и пообедать, я не спрашивала… Потом Гетбер уходил, а я оставалась в лаборатории разбираться с тем, что мы только что наколдовали. Вечером, уже после работы, мы встречались вновь и шли ужинать (конечно же, не за мой счёт — мне сейчас совсем не по карману такая роскошь). А затем бежали на остановку, и омнибус обязательно подходил в течение минут двадцати, хотели мы того или нет.
Так прошли ещё полторы недели.
Я получила свой первый официальный документ в этом мире: имя, сокращенная фамилия, пересчитанная дата рождения, магический отпечаток — вместо фотографии. Это, в целом, неудивительно, фотографировать одним щелчком здесь, как я могу судить, ещё не научились, зато у каждого обитателя этого мира есть индивидуальный магический отпечаток, даже если резерв колдовства у них смехотворный.
Деньги мне также вручили. Весьма неплохие, но не избыточные. В том же бюро, где я писала заявление, обнаружился справочник всяких интересных мест. Там я обнаружила адреса нескольких санаториев, и в субботу, не поленившись, прогулялась до самого далекого. Располагался он на стыке города и леса — крыльцом к цивилизации, окнами — к дикой природе. Едва я вошла внутрь, как меня встретила милейшая девушка в белоснежном платье. Она со всей тщательностью и любезностью перечислила спектр предоставляемых услуг, и я забронировала себе комнату на две недели, начиная с первого же отдыхательного дня, субботы. Без процедур и даже без завтраков. Все равно, как меня уверили, дополнительные услуги можно приобрести в любое время.
Я честно внесла всю сумму и предупредила, что могу немного опоздать.
Но меня уверили, что ничего страшного в опозданиях не видят и комнату будут держать за мной до последнего.
Быть может, я даже успею в ней побывать.
Моя предпоследняя лекция в этом учебном периоде, четверговая, вновь была открыта для всех желающих. За полторы недели нам с Гетбером удалось получить некоторые результаты, достойные оглашения. Дотошные измерения магической емкости, которые давались Гетберу с удивительной точностью, позволили нам совместными усилиями создать нечто вроде магической модели — зависимости магического резерва камней ещё не от форм, но уже от объема и площади поверхности. Для опытов мы взяли самый большой камень, который обнаружился у меня в запасах, пронзительно-голубой. Крошить его было жалко, но вся жалость к камню затмила жалость к себе в тот момент, когда Гетбер притащил толстенные справочники с кучей формул для измерения параметров объемных тел. И измерительные инструменты, с которыми я тоже разобралась не сразу. Зато Гетбер с ними сталкивается постоянно, на одной из своих бесконечных работ. Словом, благодарить за очередные магические откровения стоит именно его.
Лекции имели успех, следует признать, а иначе их не посещало бы из раза в раз такое количество народа. Благодаря тому что я не зацикливалась на одной теме, а перепрыгивала с одной темы на другую, зрители заскучать не успевали… Быть может, даже пытались угадать, чему же именно будет посвящена следующая лекция. Но этого я и сама не могу знать.
После лекции ко мне подошла Феранта — бесконечный поток вопросов иссякнул сразу же. И вполне миролюбиво поинтересовалась, нашла ли я уже место, где буду отдыхать перед, цитирую, «новыми достижениями». Я ответила, что нашла. Сказала название санатория без капли волнения, потому что забронировала всё заранее.
В пятницу утром, на лекции для студентов, мы подвели промежуточные итоги работы — то есть, почти всё время потратили на то, чтобы написать контрольную. Контрольная, в общем-то, была несложная, хотя и обширная. Я даже разрешила пользоваться конспектами — правда, вдруг выяснилось, что есть они не у каждого.
В пятницу вечером по старой доброй привычке мы с Гетбером встретились. Он высказал мнение по поводу открытой лекции и предложил, куда мы можем углубиться дальше. Но в изучении мы так и не продвинулись — не было смысла начинать что-то новое, так что оставшееся время я показывала Гетберу письменные творения моих подопечных, а он внимательные всматривался в строчки и вслушивался в мою речь, будто пытался за полчаса впитать все те знания, которые я доносила до учеников с самого моего появления здесь.
Мы вновь поужинали вдвоём — в том же самом местечке, где две недели назад веселились, как дети, пока Ирмалинда следовала указаниям своего руководства. Правда, в этот раз я была куда менее энергична и болтлива и в пляс не потянулась.
Гетбер вновь проводил меня до остановки и, когда подошёл омнибус, махнул рукой, как в прежние времена. Я следила до последнего, как отдаляется его силуэт — грубый плащ, растрепанная причёска.
Вот и хорошо, что мы разошлись на такой неопределенной ноте, как будто должны встретиться уже завтра.
В ночь с пятницы на субботу я прекрасно выспалась, приготовилась к свершениям — обдуманным, но оттого не менее безрассудным. Сложила в сумку весь свой скромный запас вещей, все до последней копейки сбережения, новоиспеченный документ. На мгновение почувствовала себя Ирмалиндой — она тоже оставляла после себя идеально пустую комнату. И мы обе делали то, что вряд ли кто-то от нас ожидал. Может, и я в глазах окружающих скоро стану плохой.
Я преодолевала коридоры академии быстрым шагом, надеясь, что скоро вернусь, и всё-таки не была в этом окончательно уверена. Движению никто не мешал — занятия, как таковые, уже закончились, не считая индивидуальных встреч со студентами, которым осталось закрыть долги. Так что почти все академисты либо уже ехали домой, либо пока ещё нежились в кроватях, набираясь сил перед дорогой.
Сразу вспомнились мои собственные каникулы. Мне ехать было некуда, так что летом я заваливала себя работой. Сколько столиков обслужила — не возьмусь сосчитать. Возвращалась уже к утру, призраком пересекая пустые коридоры общежития.
Это утро напоминало одно из тех, таких далёких.
Так что я даже не предполагала, что с кем-то встречусь. Но на крыльце академии я этим медленным, безжизненным утром оказалась не одна. Едва покинув здание, я попала под внимание пары голубых глаз.
Взгляд был скорее рассеянным. Хозяин этих глаз и сам не выглядел уверенным. Будто решался на что-то. Остаться — или уйти. Сказать — или промолчать.
Нормы поведения ограничивают свободу действий, но они же предлагают некий алгоритм, которому можно следовать в критической ситуации. Служат опорой, что не даёт растеряться в сложный момент.
Поэтому я, как следует нормам, поздоровалась:
— Доброе утро, Вилсон.
Солнце играет в золотых волосах, тёплый ветер слегка колышет рукава белоснежной рубашки. День обещает быть тёплым.
На лекциях мы старались друг на друга не смотреть. И я уже начала забывать те наши встречи, что проходили вне стен академии. Как сон — весьма приятный, но хрупкий до ужаса.
— Доброе утро, Варвара, — отозвался он тихо. — Вы в город?
— В город, — ответила я, — а вы?
— И я. Сдавал одну штуку… Теперь свободен.
— Поздравляю с успешным завершением этого этапа обучения, — я чуть улыбнулась. Взглядом скользнула в сторону леса и заметила омнибус, застывший с распахнутой дверью. И мгновенно всё поняла. — Кого-то ждёте?
— Жду. — И вновь Вилсон не стал спорить.
Что ж, и я когда-нибудь встречусь с человеком, который будет ждать меня так, верно и преданно. Не в этом мире, так в следующем. Кто знает, сколько их существует на самом деле?
— Тогда я пойду. — Очередная улыбка, будто иных эмоций я и не умею показывать. — Хорошо вам отдохнуть, Вилсон. Ещё увидимся.
— До свидания, Варвара. — Он слегка покачнулся из стороны в сторону. И после, будто опомнившись, заметил: — Простите, что я повёл себя недостойно вас.
Я лишь махнула рукой, не в силах улыбнуться ещё раз. Омнибус меня уже ждал. За эти недели я узнала многих пассажиров по лицам и почти всех водителей — по именам, как и они меня. Нынешнего водителя звали Адлар — это именно он носил такие пышные усы, которым многие могли бы позавидовать. А он знал по имени меня. Так что мы обменялись приветствиями, как старые друзья.
Я заняла свободное место у окна, выходящего на лес. Лениво покачивалась листва, с одной ветки куста на другую перепрыгивала юркая птица. Что бы ни произошло, солнце продолжит опускаться и вновь вставать. Даже если не останется ни одного благодарного зрителя.
И всё же взгляд невольно метнулся в сторону Вилсона. Застывший на крыльце, он напоминал фарфоровую статуэтку. Все люди, которые что-то значили в нашем прошлом, однажды превращаются в статуи. Самым хрупким и ранимым достаётся хрусталь, самым хладнокровным и грубым — гранит. Из чего сделана я? Затрудняюсь сейчас ответить…
Спасибо за всё хорошее, что было; но пускай это больше не повторится.
Пусть и так сильно хочется иногда вернуться назад.
Привычным образом покинув омнибус на центральной площади, я направилась совсем не в ту сторону, в которой расположился оплаченный санаторий. В справочнике от бюро я успела заприметить ещё кое-какой адрес, куда более полезный для меня в этот момент.
Конечно, я была совсем не против отдохнуть, но сейчас есть дела поважнее.
Обнаружить нужное мне место оказалось легко. Оно походило на огромный функционирующий роль. Металлические жуки-омнибусы толпились в одном месте, обсуждая последние новости. Протиснувшись между глянцевыми боками, я приблизилась к маленькой будке, где девушка с большими стрекозиными глазами выдала мне блестящую бумажку в ответ на кругленькую сумму денег.
Дожидаясь, пока настанет нужное мне время, я успела прогуляться до ближайшего трактира и позавтракать наконец. Даже завтрак, самый обычный, показался мне этим утром каким-то по-особенному вкусным. Как будто в ближайшем будущем меня в самом деле должно настигнуть откровение, которое кардинально изменит мою жизнь.