Автоинспектор аккуратно сложил антенну радара. Нудная работа, но он выполнял все действия механически, без горечи. Это всего лишь еще одна часть его повседневных дел. Мысли его были заняты чернокожим мотоциклистом.
Странно. Чернокожий на большом мотоцикле. Такое нечасто увидишь.
Но странным было и другое.
Когда чернокожий нарушитель уже отъехал, инспектор услышал какие-то приглушенные звуки, похожие на выхлопы. Ему показалось, что мотоциклист смеялся — низко, заразительно, громко.
Нет, наверное, только показалось.
— Кому? — спросила Янина Менц. — Аль-Каиде? Но как, сэр? Как?
— Лично я больше склоняюсь к Тегерану. Подозреваю, что Джонни, так или иначе, завязал с ними отношения. Скорее всего, через наших экстремистов. Но по-моему, не это сейчас самое главное.
Янина глубоко вздохнула, пытаясь подавить растущую тревогу. Ею овладевало дурное предчувствие.
— Сейчас для нас самое главное другое: что за данные содержатся на диске Мпайипели?
Она поняла, почему нарушилось равновесие. Директор — не зулусский националист. Он — не Инкукулеко. Он свободен. Свободен от подозрений, недопонимания, косвенных улик. Он чист.
Директор наклонился к ней и с великой нежностью в голосе произнес:
— Я надеялся, что у вас будут какие-то соображения.
Лейтенант первого пехотного батальона организовал временный блокпост в Петрюсбурге очень умело. Трудность состояла в том, что из центра города отходило множество дорог. Они, словно артерии, разбегались во всех направлениях. Три грунтовые дороги вели на север, шоссе № 8 вело на восток и запад в Кимберли и Блумфонтейн, дорога R48 — в Коффифонтейн, еще одна грунтовая дорога на юг и еще одна мощеная дорога в Болоканенг, рабочий поселок, населенный чернокожими.
Где заблокировать проезд?
Окончательное решение было основано на доступных сведениях: беглец направляется в Кимберли. Вот почему блокпост развернули в четырехстах метрах после выезда из города, на дороге, ведущей в Кимберли. Для подстраховки ЮАПС, которая, по договору, пригнала две машины и выделила четырех своих сотрудников, перекрыла гравийную дорогу, идущую параллельно трассе № 8 с востока на запад. Почти у въезда в Алмазный город гравийная дорога сливалась с шоссе.
Теперь лейтенанту предстояло принять более трудное решение. По опыту он знал: в армии, если перед тобой трудный выбор, проще всего передать право решать вышестоящим инстанциям. Тогда в случае чего из тебя не сделают козла отпущения.
Поэтому лейтенант, не колеблясь, связался по рации с начальством.
— «Отель Оскар», — назвал он свои позывные командующему операцией, который разместился в штабе, в школе ПВО. — Я задержал девятнадцать мотоциклистов. Один из них заявил, что он — адвокат и добьется судебного предписания на запрет нашей деятельности, если мы их не пропустим. Прием.
Лейтенант готов был поклясться, что услышал, как полковник выругался, но, возможно, просто связь была плохая.
— Подождите, «Папа Браво», ничего не предпринимайте!
«Папа Браво» — кодовое название Петрюсбурга. Раньше лейтенант чувствовал себя полным идиотом, когда приходилось пользоваться условными обозначениями, а потом привык. Он выглянул из палатки, стоящей у обочины. Мотоциклы БМВ выстроились в колонну по два, у всех включены фары и моторы работают на холостых оборотах. Куда они, интересно, направляются? Его подчиненные вскинули штурмовые винтовки на плечи и с любопытством разглядывали «Ангелов ада». Группа байкеров всегда производит странное впечатление. Как орда монголов Чингисхана, которые собираются опустошать чужие земли…
— «Папа Браво», говорит «Отель Оскар Квебек», как слышите, прием!
— Я «Папа Браво». Слышу вас хорошо, прием.
— Вы уверены, что среди байкеров на БМВ нет чернокожих? Прием.
— Уверены, «Отель Оскар», прием.
— Пропустите их, «Папа Браво». Пропустите их. Прием.
— Вас понял, отбой.
27
В редакции «Кейп таймс» Аллисон Хили читала сообщение йоханнесбургской «Стар»:
«Склонный к насилию, агрессивный смутьян, возможно, психопат». Такими словами описывает Тобелу Мпайипели его бывший сослуживец. Сейчас Тобелу Мпайипели разыскивают армия, разведка и полиция на территории трех провинций.
По словам бригадира Лукаса Морапе, старшего офицера транспортно-тыловой службы в штаб-квартире вооруженных сил ЮАР в Претории, он служил с Мпайипели в Танзании. Впоследствии их направили в тренировочный лагерь в Казахстан, на территории бывшего СССР, где в восьмидесятых годах прошлого века проходили подготовку боевики «Копья нации».
Однажды он чуть не забил до смерти русского солдата во время кулачного боя в кают-компании. Из-за его бессмысленного зверства чуть не случился дипломатический скандал. На то, чтобы все уладить, ушло несколько недель.
По неподтвержденным данным, Мпайипели получил от своего знакомого в Кейптауне сверхсекретные разведданные и направляется на север. Сегодня утром в сильную грозу он прорвал оцепление у Трех Сестер. В настоящее время его местонахождение неизвестно.
В своем заявлении бригадир Морапе характеризует Мпайипели как вспыльчивого, несдержанного скандалиста, который стал такой проблемой для АНК, что его исключили из тренировочной программы. Вот что он сказал: «Меня не удивляют заявления о том, что он работал на наркосиндикат в Кейптауне. Такая работа отлично подходит его психопатической натуре».
— «Психопатическая натура», — негромко повторила Аллисон и покачала головой. В наши дни все стали психиатрами!
Как вовремя госпожа министр нашла отставного бригадира!
Колеса завертелись, огромная государственная машина выпускает пар. У Мпайипели нет ни малейшей надежды.
И тут зазвонил мобильник.
— Аллисон Хили.
— Говорит Затопек ван Герден. Вы меня искали, — прозвучал довольно воинственный голос.
— Спасибо, доктор, что перезвонили. — Она старалась говорить бодро и весело. — Дело касается мистера Тобелы Мпайипели. Я бы хотела задать вам несколько…
— Нет, — сухо и раздраженно ответил ван Герден.
— Доктор, прошу вас…
— Не называйте меня доктором.
— Пожалуйста, помогите, я…
— Откуда вы узнали, что мы с ним знакомы?
— Мне сказал Орландо Арендсе.
Ван Герден молчал так долго, что Аллисон уже решила, что он бросил трубку. Ей хотелось еще раз позвать его, но она не знала, как к нему обратиться. Неожиданно он подал голос:
— Вы сказали, Орландо Арендсе?
— Совершенно верно, он…
— Наркобарон.
— Да.
— Орландо говорил с вами?
— Да.
— А вы смелая, Аллисон Хили!
— Ну…
— Где хотите встретиться?
Чуть южнее Петрюсбурга, в долине реки Рит дорога мягко вьется между холмами Свободного государства и делает несколько широких петель, а потом снова летит вперед прямо, как стрела. Этого достаточно, чтобы снова сосредоточиться на мотоцикле; мотор работает как часы, несмотря на жару, вселяя уверенность. Теперь он полностью слился с машиной, мотоцикл казался продолжением его тела. Он понял, что может ехать бесконечно, не только до Лусаки, а еще дальше, на север, день за днем. Только он, мотоцикл да дорога на горизонте. Теперь Тобела понимал белых клиентов, которые взахлеб рассказывали о своей неизлечимой страсти к мотоциклам.
И время суток было его любимое. Ранний вечер.
Солнце ласково лило свой мягкий оранжевый свет, как будто знало, что задача на сегодня почти выполнена.
Тобела полюбил ранние вечера в Париже, в те два года одиночества и заброшенности, которые последовали за падением «железного занавеса». Тогда он тоже пал; его участь причудливо переплелась с участью Берлинской стены. Он был избранным наемным убийцей, любимчиком Штази и КГБ, а стал обыкновенным безработным с неоконченным средним образованием. Он путешествовал по всему миру, не стесняя себя в средствах, и вдруг оказалось, что у него на счете последние тридцать долларов и новых поступлений не предвидится. Он привык взирать на простых смертных свысока, но сам быстро скатился на самое дно. Он злился на весь мир, не в силах смириться с новыми правилами игры. Наконец, он перестал жалеть себя и отправился искать работу, как обычный скромный труженик. Месье Мерсерон попросил его показать руки: «Эти руки никогда не работали, но они созданы для труда». Тобела получил работу на Монмартре. Он был грузчиком в пекарне, дворником в цветочном магазине, носильщиком. Он протирал огромные механические смесители, рано утром развозил хлеб в булочные, перетаскал неисчислимое количество теплых багетов. Запах свежеиспеченного хлеба, чудесный аромат, стал для него ароматом Парижа: свежим, экзотическим и чудесным. А по вечерам, когда солнце садилось, весь город готовился к ночи, люди возвращались с работы домой, и Тобела возвращался в свою квартирку на первом этаже дома неподалеку от музея Сальвадора Дали. Ему приходилось долго идти пешком. Он поднимался по лестнице к Сакре-Кёр, собору Сердца Иисусова, садился на верхнюю ступеньку, ощущая приятную усталость, и наблюдал за тем, как сумрак искусно, словно опытный любовник, овладевает городом. Звуки становились громче, цвета понемногу серели; невдалеке нависал величественный Нотр-Дам, извивалась Сена, солнце отсвечивало золотом на куполе Дома инвалидов. Одиноко и величественно высилась Эйфелева башня, а на востоке — Триумфальная арка. Он сидел до тех пор, пока все символы Парижа не исчезали в темноте и в небе над городом не зажигались звезды. Сцена переходила в сказочный мир без измерений.
Тогда он вставал и заходил в церковь, впуская в себя мир и благодать. В церкви он ставил поминальные свечи за всех своих жертв.
Вспомнив те два года, Тобела невольно затосковал по ним. Как тогда все было просто! Что ж… Сейчас денег у него достаточно; если все время ехать на север, где-то через месяц он доберется до города своей мечты.
Он ехидно улыбнулся под шлемом. Оказывается, сейчас его потянуло в Париж! Когда он жил в Европе, ему недоставало только одного. Больше всего на свете ему хотелось увидеть именно тот пейзаж, который теперь расстилается перед его взором. Как ему хотелось увидеть зонтик акации на фоне серой саванны! Как он скучал по здешним грозам, как ему хотелось увидеть яркую молнию над широкими, бескрайними равнинами Африки!