Инкукулеко не сумела предоставить нам сведения о том, что произошло в доме, принадлежащем сотруднику психологического факультета местного университета.
Мы продолжим расследовать данный вопрос, однако с прискорбием сообщаем, что следует предполагать худшее.
— Его здесь нет, мэм! — закричал по телефону капитан Тигр Мазибуко. От ярости, буквально исходящей от него, ее передернуло.
— Тигр…
— Доктор, хозяин дома, на месте; он говорит, если мы не уйдем через пятнадцать минут, мы больше никогда не увидим жесткий диск. И рыжая; она говорит, что журналистка. Здесь что-то случилось, на стенах кровь и мебель перевернута, но собаки здесь нет, а поганые хозяева не желают сотрудничать с нами…
— Тигр! — резко и сурово позвала она, но он не обратил на нее внимания, он был вне себя.
— Нет, — сказал он, — мне конец. Полный конец, мать вашу! Я уже и так облажался, а теперь вообще хана. Не для этого я целых два дня просидел в камере в Ботсване! Я на такое не подписывался. Не собираюсь делать из моих ребят полных идиотов. Хватит, с меня хватит!
Она попыталась его успокоить:
— Тигр, пожалуйста, прошу тебя…
— Господи боже, — вздохнул он, и ей показалось, что он сейчас заплачет.
— Тигр, позови, пожалуйста, к телефону доктора.
— Мне конец, — повторил он.
— Тигр, прошу тебя!
Он вылез из машины ван Гердена на склоне Тигровой горы — Тейгерберга, в центре белого района. Он специально попросил высадить его в квартале от места назначения, потому что за ними могли следить. Скорее всего, к ним приставили не одного человека. В таком случае один сидит в машине, припаркованной у дома, и еще один или два телохранителя дежурят внутри.
Он быстро зашагал к цели, стараясь держаться в тени домов, потому что чернокожий смотрелся здесь особенно дико в такой ранний час. На углу улицы он остановился. Перед ним расстилалась кейптаунская ночь — настоящая сказка. Куда ни кинь взгляд, повсюду россыпи огней. На западе, за Милнертоном, светится гигантский карбункул Столовой горы. Город похож на медленно бьющееся сердце, его артерии тянутся к музею Гроте Шур, Обсерватории, Розебанку и Ньюлэндз, а оттуда полуостров круто уходит на восток, через Кайелитшу и Гугулету в Крайфонтейн, Стелленбош и Сомерсет-Уэст. Богатые и бедные, как равные, сейчас спят. Он в сердце спящего великана.
Тобела смотрел на любимый город и не мог насмотреться.
Завтра он покинет его навсегда.
В предрассветный час что-то разбудило Янину Менц, заставило очнуться от глубокого сна. Она сразу поняла: что-то не так. Ей трудно дышать… Она задыхается… Она открыла глаза и дернулась. Рот ей зажимала большая черная рука. Она почувствовала запах его пота. Увидела кровь на рваной одежде, увидела в его руке короткий ассегай и приглушенно вскрикнула, инстинктивно отпрянув.
— Меня зовут Тобела Мпайипели, — сказал гость. Он прижал лезвие к ее горлу и добавил: — Не стоит будить детей.
Она несколько раз кивнула и инстинктивно натянула простыню повыше. Сердце бешено колотилось в груди, как у загнанного зверя.
— Сейчас я уберу руку и изложу свои требования. А потом я уйду. Вы меня понимаете?
Она снова кивнула.
Он поднял руку, убрав от нее ассегай, но по-прежнему находился слишком близко и внимательно следил за ней.
— Где Пакамиле?
Янина не узнала собственный голос; он был какой-то хриплый, во рту пересохло, и ей никак не удавалось заговорить членораздельно.
— Он… в безопасном месте, — сказала она наконец.
— Где?
— Я точно не знаю.
— Лжете.
Лезвие придвинулось ближе.
— Нет… его забрали сотрудники Центра охраны детства.
— Выясните, куда его увезли.
— Да… сейчас не… завтра мне придется…
— Хорошо, завтра.
Она быстро-быстро закивала. Сердце забилось чуть медленнее.
— Завтра утром в одиннадцать вы приведете Пакамиле на подземную стоянку под торговым центром. Если его там не окажется, я разошлю копии того самого диска во все газеты страны, ясно?
— Да. — Она обрадовалась тому, что ее голос приобрел более естественное звучание.
— В одиннадцать. И не опаздывайте.
— Не опоздаю.
— Я знаю, где вы живете, — добавил ночной гость, вставая.
Когда он ушел, она сделала глубокий вдох и кое-как добралась до ванной. Там ее вырвало.
47
Боденстейн отпирал здание, когда увидел напротив мотоцикл. Седок был ему смутно знаком, но он узнал Мпайипели только после того, как тот снял шлем.
— Черт! — воскликнул Боденстейн и, пораженный, перешел улицу. — Тобела!
— Я приехал расплатиться.
— Ничего себе! Что ты сделал с мотоциклом?!
— Ничего страшного. Всего несколько царапин.
— Несколько царапин?!
— Боденстейн, я его покупаю.
— Ты что?!
— И еще мне нужен шлем самого маленького размера. Кажется, на складе осталась пара штук, они лежат на складе запчастей, за ящиками.
На подземной парковке никого не было, кроме них с ван Герденом. Он стоял у мотоцикла; ван Герден сидел в машине, держа в руках отнятый у агента ЦРУ пистолет с глушителем.
Аллисон решила не ехать.
Без одной минуты одиннадцать из торгового центра вышел чернокожий мужчина и направился к ним; он двигался быстро и уверенно, и Тобела инстинктивно понял, что перед ним Мазибуко — фигура спешащего к нему человека соответствовала голосу, который он слышал по телефону.
— Я тебя найду, собака! — сказал Мазибуко.
— Где Пакамиле?
— Говорю тебе, я тебя найду. Потом, когда эти сведения перестанут быть важными, я найду тебя и убью, Бог свидетель, убью!
Они смотрели друг другу в глаза, и Тобела физически чувствовал исходящую от Мазибуко ненависть. Искушение было велико; кровь ударила ему в голову.
— Мазибуко, попробуй спросить себя: что в тебе есть помимо гнева, который ты испытываешь? Что останется, когда гнев уйдет?
— Пошел ты, коса! — Изо рта Мазибуко брызгала слюна.
— Они тебя используют? Используют гнев, который пожирает тебя?
— Ах ты, гад! Ну давай, попробуй взять меня, трус поганый! — Тигр подался вперед, но его словно удерживала невидимая нить.
— Спроси себя, сколько осталось времени до того, как твой гнев больше не будет им нужен, до того, как все переменится. Будет новое правительство, или новый режим, или новая эра. Мазибуко, тебя используют. Как единицу боевой техники.
Капитан Тигр Мазибуко утратил контроль над собой, рука нащупала выпуклость под курткой, и только резкий голос Янины Менц вынудил его остановиться. Она властно окликнула его, и он замер, разрываемый двумя противоречивыми желаниями. Глаза его дико вращались, тело напряглось, как натянутая струна, пальцы сжимали приклад. А потом Мпайипели тихо сказал:
— Тигр, я не один. Если захочешь убить меня, знай: не успеешь прицелиться, как ты покойник.
— Тигр! — снова крикнула Янина Менц.
Мазибуко зашатался, как канатоходец, который пытается сохранить равновесие.
— Не позволяй им использовать тебя, — повторил Мпайипели.
Тигр молча опустил руку.
— Где диск? — раздался голос Менц из пространства между машинами.
— В надежном месте, — ответил Тобела. — Где Пакамиле?
— Здесь, в машине. Если хочешь получить ребенка, тебе придется отдать диск Тигру.
— Вы, кажется, чего-то не поняли. У вас нет выбора.
— Это у вас нет выбора. Ребенок в обмен на диск. И никаких условий!
— Слушайте меня внимательно. Сейчас я достану из кармана мобильный телефон и позвоню репортеру из «Кейп таймс»…
Мазибуко следил за каждым его движением, выражение его лица изменилось. Ярость ушла.
Тобела достал мобильный телефон, поднял его повыше и набрал номер.
— Пошли гудки, — сказал он.
— Подождите! — закричала Менц.
— Я ждал достаточно, — возразил Тобела.
— Сейчас я приведу мальчика!
— Пожалуйста, не отключайтесь, — произнес Тобела в трубку, а потом повернулся к Менц: — Я жду.
Он увидел, как Мазибуко отворачивается от него.
— Оставайся здесь, — сказал он, но Мазибуко словно его не слышал. Он направлялся к выходу, и Тобела увидел по положению его плеч, что в нем произошла перемена.
— В жизни можно выбрать одно из двух, — сказал он так тихо, чтобы никто не слышал. — Можно быть жертвой. А можно не быть ею.
Потом он увидел Пакамиле, а мальчик увидел его, и Тобела забыл обо всем остальном.
Белый «мерседес-бенц» остановился на светофоре, рядом с лотком уличного торговца. Сверху на белых пластмассовых плечиках висели халаты, на прилавке лежали солнечные очки и плюшевые медвежата. Торговец постучал в окошко машины, и оно открылось.
— Жесткий диск в надежном месте, — произнес водитель не на родном зулусском языке, а по-английски. — Он не у нас, но в совершенно надежном месте.
— Я передам, — сказал торговец.
— Аллах акбар, — произнес маленький человечек, сжимая руль. На светофоре зажегся зеленый свет, и он собрался тронуться дальше.
— Аллах акбар, — ответил торговец. — Бог велик. — Он долго смотрел машине вслед.
Водитель включил радио и услышал, как диктор говорит:
«А вот новая песня в исполнении Дэвида Крамера. Он поет вместе со своей новой находкой, Косом Коком. „Баллада об одиноком мотоциклисте…“»
Водитель улыбнулся и провел пальцем под белоснежным воротничком, чтобы чуточку ослабить давление на горбик.
Преподобный Лоуренс Мпайипели выискивал самые спелые помидоры и срезал их секатором. Он вдыхал запах свежесрезанных стеблей, ощупывал плотные спелые плоды, когда услышал у двери рев мотора. Он резко разогнулся, оторвавшись от высоких зеленых зарослей.
На мотоцикле было двое, большой мужчина и мальчик, и он подумал: «Не может быть!» Потом, не сходя с места, взмолился: «Господи, прошу тебя!» Он подождал, пока они снимут громоздкие шлемы, чтобы убедиться наверняка. А потом громко позвал жену, и его голос гулко, как звон церковного колокола, пронесся над задворками городка Алисы.