Еще недавно Алекс считал себя вправе казнить и миловать, а сейчас сам ждал милости от своего бывшего пленника, будучи готов на все, лишь бы остаться «при хозяйстве». И Сергей подумал, что на такое перевоспитание понадобилось всего-то ничего — несколько девятимиллиметровых патронов и полчаса времени.
— Расскажешь мне о своих планах или мне тебя надо убедительно попросить? А?
Алекс закивал и заулыбался одной половиной рта — вторая половина, с той стороны, где из щеки торчала щепка, скорее всего управлялась с трудом. Глаз подергивался нервным «тиком», правый угол рта отвис.
— Детей должны были убить? — переспросил Савенко. — Только думай, перед тем как говорить, а то вдруг решишься соврать, а я это почувствую. Тогда — прощай колокольчики.
Алекс шумно сглотнул слюну.
— Их должны были ликвидировать, Сергей Савельевич.
— И вы думаете, ни у кого не возникло бы вопросов, как и куда они исчезли?
— Не возникло бы, — сказал Алекс и отвел глаза. — Ни у кого и ничего не возникло бы.
— А вот с этого места — поподробнее. Это как, собственно, ты планировал?
Пока Савенко задавал Алексу этот вопрос, его мозг уже знал ответ — в принципе, все ответы лежали на поверхности, нуждаясь только в подтверждении.
— Так, так… — произнес Савенко. — Значит, ты собирался списать в расход не только меня, что было очевидно, но и Оксану. Иначе шума тебе не избежать. И детей. А я, как понимаю, должен был выступить в роли убийцы? И премьера, и собственной семьи?
Алекс молчал, только смотрел виновато, точно нагадивший посреди комнаты щенок.
— Не заставляй меня стрелять еще раз. Патронов тут достаточно, а яйца у тебя всего два, и мне так хочется их отстрелить, что ты себе просто не представляешь! Давай-ка, родной, откройся, как на последней исповеди!
Алекс посмотрел на обвисшего, как пустой костюм аквалангиста, напарника, лицо которого приобрело синюшный оттенок из-за кровопотери и пережатого горла. Потом опять на Савенко, сидящего в нескольких метрах от него, на «Глок» с «глушаком», направленный точно в его причинное место. И под напором страха, небезосновательного страха, надо сказать, последние плотины в сознании, удерживающие его от окончательного предательства, рухнули.
И чем больше он говорил, тем спокойнее и увереннее себя чувствовал, ему казалось, что между ним и Сергеем протягивается тоненькая ниточка сопричастности. Как будто бы Савенко, услышав подробности плана, сможет оценить его не как жертва, а как профессионал, с точки зрения логики и красоты замысла и качества исполнения задуманного. Впрочем, ожидать чего-либо другого, например, чего-то вроде раскаяния, от человека, считающего мораль производной от политической необходимости, и не приходилось.
Наблюдая, как с каждой произнесенной фразой из жалкого обделавшегося человечка вылупляется тот самый супермен с тремя рыжими волосинками на беспородном носу, наделенный правом казнить и миловать по своему разумению и по приказу своих хозяев, Сергей вдруг понял, что у их разговора будет только один финал. Финал, безрадостный для обоих, но фатальный только для одного из них.
Он даже прослушал начало рассказа Алекса — в принципе, в несколько укороченном варианте Алекс все это уже излагал, и включился только, когда тот, ухмыльнувшись здоровой частью лица, сказал:
— В каком-то смысле ты скорректировал наш план. Найди мы того, кого искали, и никто бы не стал огород городить. Твой донор, Сергей Савенко, и биографию имел попроще, и был, не в обиду покойнику сказано, человек попримитивнее. Но ясный был человек. Дали бы ему денег чуток, пригрозили бы творческой биографией — и все. Спекся бы Серега, как баклажан на гриле — до полного размягчения. И отстрелялся бы с превеликим удовольствием.
— И помер бы там же, на чердаке, — поддержал монолог Савенко. — Так ведь? А, Алекс?
— Да чего уж тут скрывать — помер бы, — согласился Алекс. — И мир бы не зарыдал, уж поверь.
— Так он бы и по мне не зарыдал. Миру в общем-то плевать.
— Здраво мыслишь! — подтвердил Алекс. Щепка в его щеке уже смотрелась естественно, как будто бы всю жизнь там и торчала. Капля крови, выступившая вокруг нее, загустела и начала присыхать. — Ты пойми меня, Сергей Савельевич, на мой вкус — ты мужик правильный, я бы с тобой водки выпил. И в разведку бы пошел!
Савенко на секунду утратил контроль над собой — брови удивленно взлетели вверх.
— Но не судьба. Когда ты всплыл — планы пришлось менять. Так сказать, с оглядкой на личность и биографию. Как по мне — так я бы искал другого снайпера — ты мне сразу показался, ну как тебе сказать, слишком сложным, что ли? И опыта маловато, и выскочил ты оттуда, откуда выскочить был не должен. А ведь тогда на тебе такие люди висели — о них теперь только в учебниках писать будут. Можно сказать, основатели новой школы!
— Не сомневаюсь, — сказал Савенко. — Действительно, школа была новая, совместная — чекисты и бандиты в одном классе! Подкупает новизной просто-таки!
— Брось, — если бы руки у Алекса не были скручены за спиной, он бы отмахнулся от Савенко, как от назойливой мухи. — Ты тоже свой начальный капитал не у бабушки под подушкой нашел!
— Точно, — согласился Сергей, — но и утюгом бабушку не гладил, и доверительного фонда на ее «гробовые» не организовывал. Но ты от темы уходишь…
— Так время есть, спешить вроде уже некуда…
— Да, пожалуй…
— Эх, — сказал Алекс тоскливо, — мне бы тогда настоять на смене кандидата! Знал бы, чем обернется, — из штанов бы выпрыгнул. Не послушали. Смотри, ты — россиянин с криминальным прошлым, живущий в Украине по поддельным документам. Твой бизнес — однозначно завязан на властные структуры и достаточно коррумпирован. В последний год у вас сложности, несмотря на то, что вы поддержали Оранжевую революцию. Вашего визави убрали от корыта, и ты имеешь все Основания быть недовольным новой властью, потому что и твое пребывание у корыта теперь под вопросом! Плюс ко всему, если подумать, то твой удачный побег из России может иметь еще и другие корни.
Он выдержал небольшую паузу, обозначив важность момента.
— Агентурные, например. Это можно объявить не сразу, чуть погодя, но звучит это здорово! Русский агент, снайпер в Афгане, с преступным прошлым, завербованный российскими спецслужбами, стреляет в премьер-министра Украины, неприязненные отношения которой с российскими силовиками и российской властью стали притчей во языцех!
— Бред! — отрезал Савенко. — Плод больного воображения!
— Несомненно! Но кого это волнует?! Правда скучна и бессмысленна. Психопат, убивающий премьера Швеции ножом, на выходе из кинотеатра, — лучше, что ли? А тут — античная трагедия! И куда ни ткни — мотив! Если даже все отпадет — запутано так, что не докопаешься.
— А Ксана-то вам зачем? Дети?
— Послушание твое обеспечить хотел. Каюсь. Ну, и для убедительности, так сказать. Для того чтобы явить миру настоящую морду сотрудника вражеских спецслужб.
— Это Россия тебе враг?
— Ну и не друг, если разобраться! Да не парься ты, Савенко! Мне, если честно, похер, — пожал плечами Алекс, — кого шефы назовут, тот и враг! Скажут, что америкосы враги, будут они. Скажут, немцы — будут немцы. Скажут, удмурты — будем изобличать удмуртов. Политика, Сергей Савельевич. Как там, у Черчилля, есть только вечные интересы?
— Где вас таких растят? — спросил Савенко с неподдельным удивлением. — Для этого же специальный инкубатор нужен, для цыплят с генетическими уродствами.
— Ошибаешься. Не нужен. Нужно было просто родиться во время перестройки — и все, приехали. Нет идеалов. Это вас, дурачков, идеологически обрабатывали. А нас бесполезно. Я, Сергей Савельевич, человек меркантильный. Я бабки люблю, а на идеологию мне нас…ть! Из-за этого я и попал с тобой, как кур в ощип! Классные лавэ мне за исполнение давали. Не деньги — деньжищи! Просто кайф! Но не сложилось. Обхитрил ты меня.
— А откуда ты, Алекс? Контора твоя как называется? А то документов с собой у тебя нет…
Савенко вспомнил, что удостоверение группе захвата на чердаке показывал Андреевич. А его он не обыскал! Но это ничего, сейчас и обыщем!
— Да тебе моя контора без надобности. Мирная контора. А по основному образованию — я вообще социолог.
— А это, — Савенко показал глазами на «Глок» с глушителем, который он держал в руках, — инструмент социологических исследований?
— Издержки.
— А ведь я выстрелю, Алекс.
— Да я правду говорю! Работаю я…
— Где — это второй вопрос. На кого? Какие погоны таскаешь?
— Да что это тебе даст?
— Ничего, — согласился Сергей. — Я ведь понимаю, что дотянуться до твоих шефов не просто тяжело — невозможно. Но я узнаю, кто они, даже если придется настругать тебя на суши.
— Ну, хорошо! Раньше я был сотрудником службы безопасности.
— А теперь?
— Я же говорил. Социолог. Работаю на частных лиц. Да не смотри ты так, я не вру! Считай, что я политтехнолог, но немножко нестандартный.
— Политтехнолог со смещенным центром тяжести.
— Шутишь? Уважаю! Но в сравнении с Глебом Павловским — я просто дите на качелях. Его же ты не воспитываешь?
— Так я и тебя не воспитываю. Знаешь, что мне удивительно, — лежишь ты передо мной, жидко обосравшись, вонючий и жалкий. И до смерти тебе — даже не полшага, а просто мое короткое движение. Тебе бы покаяться: не как в церкви, а перед собой, тебе бы о вечном подумать. А ты, как опростался, так и гнешь свою линию — со мной, которого ты вместе с семьей приговорил, обсуждаешь красоту своего замысла. И смерти ведь боишься, но побороть себя не можешь… М-да…
— Да не мой это был замысел!
— Ну да! Ты ни при чем! Просто — погулять вышел! А это кто? Кого это я разделал?
Алекс оглянулся на Андреевича, лежащего по-прежнему без движения. Только слегка приподнимающаяся грудь говорила о том, что он еще жив. Но, судя по луже натекшей крови, быть ему в этом состоянии оставалось недолго. Савенко успел уже и забыть, что в человеке так много крови.