Насколько нам было известно, не было никакого Ларри, который владел баром или управлял им, но само заведение славилось роллами с лобстерами и тем фактом, что с понедельника по пятницу можно было купить пинту любого местного пива всего за пять долларов.
А поскольку был понедельник, лучшего места и не найти.
На сцене стояли три свободных микрофона, но у нас с Морган был один общий, мы обе обхватили его руками и качались, пьяно хихикая, на протяжении всей песни. Это наш первый, но далеко не последний совместный вечер.
Мы только разогревались.
В баре в основном была вечеринка для новобрачных, присутствовали родители Морган вместе с моей тетей Лаурой и, конечно, Оливер и трое его друзей из Бостона. Его родители еще не приехали в город, но, судя по рассказам, они все равно были не из тех родителей, кто тусовался бы в «Lobster Larry's».
Если у Оливера было всего несколько близких друзей, то Морган заполнила остальную часть бара своими, пригласив подруг, с которыми мы тусовались в старшей школе, сокурсниц из университета и подружек, с которыми она познакомилась, общаясь с друзьями Оливера.
В баре находились и другие люди – давние друзья семьи Вагнеров, а также некоторые местные, которые просто случайно оказались поблизости в ту ночь, когда проходила наша вечеринка. Казалось, они наслаждались бесплатными развлечениями так же, как и мы наслаждались ее проведением.
А в самом конце бара, на самом дальнем месте от сцены, сидел Тайлер.
После нашего вчерашнего общения сегодня его было легко избегать, так как я провела большую часть дня с Морган, делая покупки и приводя себя в порядок для вечеринки. Я даже не виделась с ним, пока мы не загрузились в гигантский автобус, который мама Морган арендовала по этому случаю. И даже тогда удалось посмотреть на Тайлера всего долю секунды, прежде чем он забрался в автобус и занял свое место сзади, разговаривая в основном с Оливером и наблюдая за всеми остальными с тихим удовольствием.
Меня абсолютно устраивал тот факт, что он держался на расстоянии от сцены, от меня.
Но это не мешало время от времени бросать на него взгляды.
Каждый раз, когда я это делала, он также наблюдал за мной.
Бар взорвался аплодисментами, когда закончилась наша песня. Мы с Морган рассмеялись и обнялись, после чего передали микрофон следующим певцам – друзьям Оливера и аккуратно спустились со сцены. Морган вырвалась из моих объятий и в следующее мгновение бросилась к Оливеру, на что я лишь усмехнулась, листая книгу караоке, чтобы вписать свое имя для сольной песни.
Друзья Оливера, которые, как я узнала по разговорам в автобусе, являлись его соседями по комнате в университете, пели «Queen», а мы все хором подпевали им. А затем очень быстро произошли три вещи.
Во-первых, Морган потребовала, чтобы мы выпили залпом то, что осталось от наших напитков, и налили еще.
Во-вторых, одна из сокурсниц Морган заказала три порции шотов для всех.
И в-третьих, я забралась на барную стойку и начала трясти задницей под пьяную караоке-версию Оливера «Hip Hop Hooray» группы «Naughty by Nature».
Сначала я с поднятыми руками покачивала бедрами под каждый бит песни, который могла разобрать за громким кричащим пением-рэпом Оливера. Бар наполнился улюлюканьем и воплями, а тетя Лаура кричала, чтобы я была осторожнее, на что я просто рассмеялась и, низко опустившись, начала вращать бедрами, а затем, приподнимаясь, делать волну.
Вскоре все больше и больше девушек забирались на барную стойку вместе со мной, включая Морган и ее маму, которая краснела так сильно, что казалось, будто она вот-вот вспыхнет. Морган схватила ее за руки и раскачивала ими из стороны в сторону, призывая маму танцевать, а затем они обе вскинули руки вверх и раздался следующий бурный поток аплодисментов – самые громкие были от мистера Вагнера.
В этот момент я словно ожила.
Толпа и шум бара стихли, пока не осталось только что-то вроде гула в голове, который наполнял меня изнутри. Я подняла руки над головой, пропуская сквозь себя энергию музыки, и улыбалась, пока алкоголь циркулировал в крови.
Это было именно то, в чем я нуждалась.
Я была так нехарактерно для себя напряжена с тех пор, как вернулась в Нью-Гэмпшир, и впервые за два дня почувствовала себя свободной, беззаботной и счастливой.
Я была самой собой.
Улыбка на губах растянулась еще шире от осознания. Я закрыла глаза и захихикала себе под нос, пока веселилась и танцевала. Время от времени Морган врезалась в меня, после чего я спотыкалась, но потом просто, рассмеявшись, держалась за нее, пока мы обе снова не восстановили равновесие.
Все это напомнило мне о старшей школе, когда я тайком доставала из винного холодильника запасы ее мамы и танцевала у них на заднем дворе или на причале у озера. Это напомнило мне о жарких летних ночах в бассейне с Морган и Таем, когда мы не ложились спать до тех пор, пока солнце снова не всходило, а дни сливались воедино.
У меня защемило в груди от дикого желания вернуться в те дни, в тот конкретный день, и никогда не переступать черту с Таем.
Я задавалась вопросом, что было бы, если бы Морган находилась в своей комнате в тот день, когда моя мама уехала? Что, если бы я нашла ее в доме, а не Тайлера? Что, если бы между нами ничего тогда не изменилось?
Мои руки опустились по бокам, а глаза распахнулись, когда я перестала танцевать и бар снова оказался в центре внимания.
Так много вещей упущено с Морган.
Не знаю, почему меня ударило этим осознанием именно в тот момент, но это произошло.
Конечно, она приезжала ко мне в Калифорнию, и мы виделись в поездках вместе с другими девочками, но мы не учились в одном университете, о чем всегда мечтали. После того что произошло между мной и Тайлером, я узнала, что меня приняли в Бостонский университет, поэтому, не раздумывая, вытащила письмо о приеме на летнюю сессию в Государственный университет Сан-Франциско. Я была рада, что меня взяли, и хотя Морган умоляла передумать, она все поняла, как только я сказала ей, что хочу уехать из этого города, из этого штата, из этой части страны и начать все заново.
Но из-за этого выбора мы не стали сокурсницами, как всегда хотели, не тусовались на одних и тех же вечеринках, не возвращались домой из одних и тех же студенческих баров. Мы не приезжали домой в Нью-Гэмпшир для того, чтобы навестить ее родителей и мою тетю на каникулах. Тайлер был на год старше нас и уже учился на втором курсе в Бостоне, когда Морган была первокурсницей.
Я должна была быть с ней.
С ними обоими.
Что бы произошло в той альтернативной реальности?
Стал бы Тайлер показывать нам окрестности, водить на лучшие вечеринки, предупреждать о худших преподавателях? Было бы все так же, как в старшей школе, – дети Вагнеров и Плюс Один?
Были бы мы самими собой?
Кажется, будто тот день сломал мою жизнь, направив меня по совершенно иному пути, чем тот, который я всегда себе представляла. Будущее, в котором моя мама вернулась за мной, где у нее есть дом в Бриджчестере, а я поступаю в университет в Бостоне с двумя лучшими друзьями… все это рухнуло в один момент.
В мгновение ока.
И вот теперь я находилась на той, другой стороне пути, которого никогда не предвидела, на который никогда не предполагала ступить.
Может быть, это из-за алкоголя на меня все сразу обрушилось.
А может, из-за возвращения домой, возвращения в «Lobster Larry's», в который мы ходили, когда были еще несовершеннолетними и не могли даже попытаться купить выпивку по поддельным документам, потому что почти все в городе знали нас. Все, что мы делали, это ели роллы с лобстерами и смотрели, как родители Морган напиваются, пока мы поем в караоке. И у меня снова скрутило живот от осознания того, что мы упустили возможность приехать сюда, как только нам исполнился двадцать один год.
Вместе.
Так что, возможно, дело было именно в этом. Или же в танцах с моей лучшей подругой, пении наших любимых песен в караоке и праздновании ее свадьбы.
Возможно, дело было в том, что ровно в этот день семь лет назад мать бросила меня ради своего нового парня и с тех пор я не видела ее.
Пожалуй, все навалилось сразу.
Что бы это ни было, это слишком, и я закрыла глаза, сделав глубокий вдох, чтобы попытаться очистить голову от лишнего. Это было не то место, чтобы грустить.
Я снова начала медленно двигаться, стряхнув непрошеные мысли, мои руки вновь взмыли вверх, когда я задвигала бедрами и нацепила улыбку.
Затем Морган опять врезалась в меня, на этот раз сильно, отчего мои глаза округлились от страха.
Внезапно моя нога соскользнула с края перекладины, а все тело полетело вниз столь быстро, что у меня не было шанса даже закричать.
Каждая мышца напряглась, а глаза крепко зажмурились, когда я приготовилась к сильному удару. Услышав отдаленные вздохи тех, кто видел, что происходит, я понимала, что, как только упаду, по залу разлетятся уже трагичные охи.
Но ничего из этого не произошло.
Я ударилась обо что-то твердое, достаточно твердое, чтобы проснуться с несколькими синяками и застонать от боли, но недостаточно твердое, чтобы попасть в больницу с парой переломов. Вздрогнув, я открыла глаза и крепко уцепилась за то, что предотвратило мое падение, пытаясь сориентироваться в пространстве.
И когда мое зрение пришло в норму, я увидела перед собой нахмуренные брови Тайлера.
Он не спросил, в порядке ли я. Не сказал ни единого слова. Вместо этого он держал меня в своих объятиях до тех пор, пока я не встала на ноги. Но даже тогда его руки все еще продолжали удерживать меня.
А глаза не отрывались от моих.
Мы впервые посмотрели на друг друга после вчерашнего вечера. После того, как я упорно отводила от него глаза и отказывалась смотреть на его обнаженное, блестящее тело. Но теперь я находилась в его объятиях достаточно близко, чтобы почувствовать слабый запах пива в его дыхании и уловить тот взгляд, которым он на меня смотрел.