– Арчи, смотри, – получился шепот. Она понизила голос, подразумевая уважение, как в святом месте. Она указала. Крыша. Поляна, ставшая лужайкой. Кирпичный дом, как тот, в котором они остановились, бассейн, крепкие деревянные качели.
– Дом, – прозвучало даже не как насмешка, просто как констатация. Арчи не ожидал что-то увидеть. Рут сказала им, что здесь ничего нет, но они зашли дальше, чем когда-либо ходила Рут, они интересовались миром так, как Рут не интересовалась. Это было приятное открытие. Другие люди. Арчи оставил свой телефон заряжаться в спальне. Он пожалел, что не захватил его и не попытался узнать у этих людей пароль от Wi-Fi.
– Может, сходим туда? – Она думала о качелях и о том, что, возможно, дети их переросли. Она думала, что правило «не разговаривать с незнакомцами» действовало только в городе.
– Не-а. Пошли. – Арчи повернулся к тому, что, по его мнению, было тем направлением, откуда они пришли. Он не чувствовал, как клещ вгрызается в его лодыжку, точно так же, как не мог осознавать ежедневное вращение Земли. Он ничего не чувствовал в воздухе, потому что казалось, что воздух не изменился.
Они шли, не медленно, но и не торопясь. Время в лесах текло иначе. Они не знали, как долго их не было. Они не знали, что собирались делать. Не знали, почему им было приятно просто гулять в тени деревьев, приятно от воздуха, солнца, насекомых и пота на коже. Они не знали, что их отец как раз тогда проезжал мимо, менее чем в полумиле, менее чем в четверти мили, достаточно близко, чтобы они могли подбежать к нему, спасти его. С того места, где они стояли, они не слышали дороги, не думали ни об отце, ни о матери, ни о ком.
Арчи и Роуз шли, раскидывая листья, почти не разговаривали и немного дрожали. Их тела знали то, чего не знал их разум. У детей и древних стариков есть нечто общее. Родившись, ты кое-что смыслишь в мире. Вот почему малыши сообщают о том, что они разговаривали с призраками, и нервируют родителей. Древние старики начинают это вспоминать, но редко могут сформулировать, да и в любом случае никто не прислушивается к старикам.
Они, дети, не боялись, не особо боялись. Они были спокойны. В них произошла перемена: она произошла во всем. Неважно, как ее назовут. Листья над головой шевелились и вздыхали. Было слышно, как Арчи и Роуз что-то говорили друг другу, что-то неразборчивое, что-то, существующее только между ними, на их собственном языке юности. И кроме этого звука был лишь легкий шелест деревьев, покачивающих ветвями, и шорох невидимых насекомых. Скоро все затихнет, как перед внезапным летним ливнем, потому что жуки что-то знали: они крепко прижимались тельцами к рельефной коре деревьев и ждали того, что грядет, чем бы оно ни было.
22
ИТАК, ЕГО НЕ БЫЛО УЖЕ СОРОК ПЯТЬ МИНУТ. Это означало, что он останавливался покурить. Это означало, что он останавливался купить продуктов. Аманда: «Что, мне пора беспокоиться?»
Рут поставила на стол миску с вишнями, скорее черными, чем красными. Она придала атмосфере церемонности.
– Спасибо. – Аманда не знала, почему благодарит эту женщину. Разве не она потратила на эти вишни одиннадцать долларов?
Одно из мягких, хлопковых, округлых, как на рисунке ребенка, облаков проскользнуло по небу. Перемена была настолько резкой, что Д. Х. вздрогнул.
– Я готов посидеть минутку в джакузи.
Аманда приняла это за приглашение. Она вышла из-за стола, погрузилась в пену рядом с незнакомым мужчиной. Вода выталкивала, поэтому сидеть было трудно. Аманда наклонилась вперед, чтобы посмотреть на деревья. Ей больше не было видно детей.
– Думаю, с ними все в порядке, – понял Джордж. Когда у тебя ребенок, ты всегда настороже. – Там нет ничего, кроме деревьев.
Рут посмотрела на них. Выпитое за обедом вино вызывало сонливость.
– Я могу приготовить кофе.
– Было бы хорошо, дорогая, спасибо.
Аманда улыбнулась.
– Вам чем-нибудь помочь?
– Расслабляйтесь. – Рут вернулась в дом.
– Бассейн. Джакузи. Они стоят целое состояние в счетах за электричество. Мы собираемся установить солнечные батареи. Я не хотел заниматься этим в сезон, когда мы используем дом. Жду до сентября-октября. Мой подрядчик сказал, что у него самого они вырабатывают столько электричества, что он продает его электросети. Больше людей должны так поступать. – Д. Х. почти начал получать удовольствие от компании этой женщины. Ему нравилась публика.
– Чистая энергия. Нужно спасти планету. Нужен такой закон. – Иногда в кинотеатре или на прогулочных дорожках Аманда видела проповедников энергии ветра с брошюрами и бесплатными значками, но это всегда казалось мошенничеством. – Как вы попали в вашу сферу деятельности? – еще немного светской беседы.
– У меня был наставник в колледже. Это он сделал меня – я имею в виду, я не знал, чем люди зарабатывают на жизнь. У моей матери была парикмахерская. – Его тон выражал уважение к работе матери. Его мать умерла от рака – печени, желудка и поджелудочной железы – наверное, из-за работы с химикатами, которыми пользовались такие женщины, как она, чтобы придать прическе респектабельности. – Стивен Джонсон. Он умер, но какая у него была жизнь.
– Я думаю, это похоже на дар к садоводству. Или на умение собирать кубик Рубика. Некоторые люди умеют зарабатывать деньги, некоторые не умеют. – Она знала, какими людьми были они с Клэем.
Это была одна из излюбленных тем Д. Х.
– Это общепринятое мнение. Вы должны спросить себя, почему так говорят. Кто хочет, чтобы вы верили, что невозможно если не стать богатым, то хотя бы жить комфортно? Это навык. Вас можно научить ему. Это просто информация. Нужно читать газеты. Нужно слушать, что происходит в мире. – Конечно, он думал, что еще нужно быть умным, но он воспринимал это как данность.
– Я читаю газеты. – Она верила, что она женщина, знающая жизнь. Ей хотелось рассказать что-нибудь про свою работу, но рассказать было особо не о чем.
– Вам нужно просто понять закономерности, управляющие миром. Вы слышали про того парня, что победил в шоу «Испытай удачу»[34]? – Д. Х. посмотрел на нее сверху вниз поверх оправы очков Ray-Ban. Ему сейчас так хотелось газету. Он думал о числах. Он хотел знать, что изменилось.
– Бац? Не Бац?
– Единственное, что он сделал, – это был внимателен и выяснил, что Бац совершенно не случаен. Он всегда появлялся с определенной последовательностью. Эта информация была на виду, но никто никогда не удосуживался ее поискать.
У богачей не было морального авторитета. Они просто знали, где находится Бац.
– Это интересно, – сказала она, ясно дав понять, что интересным ей это не кажется. Где же дети? – Я рада побыть вдали от работы какое-то время. Не поймите меня неправильно – мне это интересно, то есть помогать людям рассказывать истории их компаний, помогать им находить потребителя, устанавливать эту связь. Но это целая дипломатия. Это утомляет.
Джордж продолжал:
– Мой наставник был одним из первых чернокожих в фирме на Уолл-стрит. Однажды днем мы ели ланч – ланч! Мне был двадцать один год. – Как объяснить, что он раньше и помыслить не мог о том, чтобы есть ланч в ресторане, не говоря уже о таком – с коврами, зеркалами, латунными пепельницами и заботливыми девушками в униформе, с волосами, собранными в высокие хвостики? Он пришел без галстука, и Стивен Джонсон отвез его в «Блумингдейл» и купил ему четыре галстука от Ральфа Лорена. Д. Х. не знал, как их повязывать: те, что он носил на Рождество, пристегивались.
– Мне всегда казалось, что женщинам на работе нужно держаться вместе. А может, и повсюду. Без моих наставниц я бы ничего не достигла.
Это было не совсем так. Аманда работала на женщин, но втайне предпочитала работать с мужчинами. Их побуждения были такими простыми.
– Он сказал мне: «Мы все машины». Вот и все. Ты можешь выбрать суть той машины, которой являешься. Мы все машины, но некоторые из нас достаточно умны, чтобы определять свои собственные программы.
Стивен Джонсон сказал тогда: лишь глупцы верят, что восстание возможно. Капитал определяет все. Можно либо подстроиться под него, либо думать, что ты его отверг. Но второе, сказал Стивен Джонсон, это заблуждение. Ты либо собираешься разбогатеть, либо нет. Нужно лишь выбрать. Они со Стивеном Джонсоном были людьми одного склада. Он был тем, кем был, – патриархом, умницей, мужем, коллекционером изысканных часов, путешественником из первого класса, – потому что он выбрал им быть.
Аманда потерялась. Они говорили про самих себя, а не друг с другом.
– Нужно любить то, что делаешь.
Находил ли он это важным, или же постепенно пришел к этому, как супруги в договорном браке со временем обретают в результате сделки что-то вроде привязанности?
– Я счастливчик.
Жара очищала как оргазм, как высмаркивание носа. Жаркое солнце, горячая вода, но энергия оставалась: она словно вернулась с пробежки по району, или подремала, или сделала несколько подтягиваний. Она ждала, когда Клэй поедет по дороге. Прошел час, верно? Она прислушивалась в ожидании звука машины.
Они должны уехать. Если они правильно рассчитают время, то будут дома к ужину. Могут побаловать себя в одном из ресторанов по соседству, что были немного дороговаты для того, чтобы они стали в них завсегдатаями.
Она, конечно, не знала, что Клэй думал о том же. Не знала, насколько хорошо они подходят друг другу.
Во дворе было тихо, не считая бурления пара в джакузи. Она посмотрела на лес, и ей показалось, что она увидела какое-то движение, но не смогла различить тела детей. Когда-то давным-давно она думала, что мать должна это уметь, но потом она отвела малышей на детскую площадку и сразу же потеряла их в море маленьких человечков, не имеющих к ней никакого отношения. Она была счастлива, что ее дети были друг у друга, что они были достаточно детьми, чтобы заблудиться в своих играх, топая по лесу, как делали деревенские ребята в ее воображении.