Неожиданно Селиван резко натянул повод:
– Чоновцы, так их мать, принесла нелегкая!
В мареве к подводе приближались три всадника.
– Держите, – Нетребин отдал Магуре наган.
Конники окружили подводу, с трудом сдерживали коней – у одного с закраин рта под трензельным кольцом стекали хлопья пены.
– Кто такие?
– Куда настропалились? Уж не к бандюге ли Червонному?
– Руки в гору!
Всадники были в добела выгоревших гимнастерках с красными нашивками на груди, все молоды, с легким пушком на верхней губе. Один верховой покинул седло, держа коня за узду, подошел к подводе.
– Тю, братцы! Дак это Нетребин собственной персоной! Вот не гадал встретить. Который день его шукаем, с ног сбились, про сон позабыли, а он, глянь-ка, тут! Командир обещал за его поимку коровой наградить. Слазь и рук не опускай!
– Откуда его знаешь? – спросил второй чоновец.
– Видел на митинге, трепло, каких поискать. Соловьем заливался, дескать, без большевиков и их Советов наступит добрая житуха.
Нетребин не спешил выполнять приказ. Вобрал голову в плечи, смотрел исподлобья. Парень рывком стащил его с подводы, обыскал, достал из-под рубашки браунинг.
– Хороша пушка, давно мечтал заиметь.
– К ней патронов не найти, – заметил товарищ.
– Обыщи получше, – посоветовал третий. – И отправляй к праотцам, нечего с бандюгой цацкаться. Отведи за курган и шлепни за милую душу.
Внимание чоновцев переключилось на Магуру.
– А ты кто такой?
Чекист не успел ответить, за него это сделал Селиван:
– Попутчик. Попросил довезти до хутора, обещал не поскупиться с оплатой. То ли к сродственникам спешит, то ли желает подхарчиться, прикупить провиант, который в их городе дороже золота, на рынке три шкуры дерут.
Магура слушал возчика и удивлялся: «Отчего обезоружили Нетребина, а меня не удосужились обыскать? Забыли по причине неопытности, молодости? Почему Нетребин излишне спокоен, словно не встал вопрос о его жизни, не пытается оказать сопротивление? Втроем мы справились бы с юнцами в два счета. Все смахивает на провокацию».
Чекист косо взглянул на возчика – Селиван безразличным, даже скучающим взглядом, словно все происходящее его ничуть не волнует, уставился в хвост мерина.
Чоновец подтолкнул Нетребина дулом карабина, увел за ближайший курган, другой боец обернулся к Магуре.
– И ты, попутчик, слезай. Неспроста с Нетребиным ехал, видать, дружки с ним, знать, и тебе прямой путь на небеса. Сродственника уже не увидишь, харчей не прикупишь, они мертвяку ни к чему. Коль нет документа, пойдешь следом за Нетребиным.
За плешивым холмом грохнул выстрел.
Магура ударил ногой в живот парня, и тот свалился, на второго направил наган. Нажал спусковой крючок, но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Тогда чекист вырвал у опешившего чоновца карабин, огрел им парня, передернул затвор и услышал за спиной:
– Отставить, прапорщик!
Магура обернулся: из-за холма выходил невредимый Нетребин.
– Пожалейте молодежь, рано им в землю ложиться, должны жениться, детьми обзавестись.
– Что это значит? – строго спросил Магура. – Проверяли?
Нетребина вопрос ничуть не смутил.
– Угадали. Исполнял приказ атамана. Ослушаться, как понимаете, не мог. Лично я поверил в вашу благонадежность, что вступаете в отряд не по чьему-то наущению, не по подсказке ЧК. Но атаман настоял на проверке. – Нетребин присел возле пострадавшего парня, у которого по голове стекала струйка крови. – Сильно попало? Не журись, Гришатка, главное, жив, до свадьбы заживет. Отлежишься пару деньков и вернешься в строй, – обернувшись ко второму парню, продолжающему держаться за живот, добавил: – И ты не держи злобу на господина прапорщика. Никто не ожидал, что окажется расторопнее всех.
Селиван стал перевязывать раненого, успокаивать:
– Цел кумпол, лишь кожу рассекло, оттого и кровь выступила. Скажи спасибо господину офицеру, что не прибил до смерти, ударил не шибко сильно, не по лбу иль в висок, тогда бы вышел полный каюк.
Нетребин подошел к мрачному Магуре.
– И вы не гневайтесь. Проверка была необходима. Нельзя малознакомому распахивать объятия, не удостоверившись в ваших намерениях.
Магура продолжал играть роль обиженного.
Селиван помог уложить Гришку на подводу, уселся на облучок, хлопнул кнутом, и навстречу подводе вновь поплыла полынная степь.
Из донесения отряда ЧОН:
Банды Червонного, Однорукого (по документам Ганюченко) дислоцируют в глубинке района, часто меняют местопребывание. В открытые схватки не вступают, продолжают вести агитацию за вступление в отряды, обещают каждому выделить земельный участок, деньги.
ЧОН нуждается в кадровых военных, а также оперативных сведениях о главарях банд, что поможет их обезвреживанию…
От нестерпимого пекла страдали и на подводе, и лжечоновцы, и конь, еле передвигающий ноги, отчего Селиван то и дело понукал его, подхлестывал.
В жбане давно закончилась вода, жажда мучала каждого, поэтому несказанно обрадовались развесистой дикой груше, под тенью которой можно было отдышаться, хотя воздух и пропитал запах тлеющего кизяка. На счастье, неподалеку был колодец, первым напоили раненого, затем Нетребин с Магурой сняли рубашки, окатили себя водой.
На развилке подвода свернула к стоящему на отшибе хутора Чир дому с сараем, конюшней, огородом.
– Тут вам квартировать, – объяснил чекисту Нетребин. – В хоромах Селивана будете, как у Христа за пазухой. При вас оставлю Гришку, до его хутора далековато, пусть оклемается. – Когда встречусь с атаманом? – поинтересовался Магура.
– Наберитесь терпения, это Червонному решать, – Нетребин уселся в седло Гришкиного коня и ускакал в сопровождении лжечоновцев.
Магура с Селиваном перенесли раненого в курень, уложили на кровать с высокой постелью. Парень засмущался: – Чего уж… сам я… Селиван перебил: – Нечего показывать гордыню. Лежи, не ерепенься. Набирайся сил. Магура поправил под головой Григория подушку.
– Извини, но во многом виноват ты сам, не стоило участвовать в провокации.
– Точно, моя вина, не сумел увернуться, – признался парень. – Не ожидал, что вдарите, да сильно как. Магура присел на край кровати.
– Как считаешь, долго мне придется бездельничать? Прибыл не бока отлеживать, в потолок поплевывать. Хочу поскорее заняться делом, рассчитаться с теми, по чьей вине попал за решетку, бежал из города.
– Вопрос не ко мне, Нетребина спросите, а еще лучше атамана.
– Опиши атамана. Каков он?
– Видел лишь разок и издали, когда с крыльца речь говорил. Росту не скажу чтоб большого, худой, картуз надвинут по самые брови.
Вошедший в спальню Селиван удивился:
– Зачем атамана разглядывать, чай не молодуха, детей с ним не крестить. Не любит глаза собой мозолить, поэтому как сильно умный и хитрый, иначе нас давно взяли бы тепленькими прямо в постелях.
– Бывает, что хитрость равносильна трусости, – заметил Магура.
Селиван обиделся:
– В чем-чем, а в трусости атамана не обвинить. Живет с оглядкой, нас учит рты не раскрывать, ворон в небе не считать, быть бдительными. Вот у Однорукого прежде под началом была почти сотня пеших и на конях, теперь осталась половина, одни ружья побросали, по домам разбежались, другие подранены.
Магура увидел, что парень отвернулся к стене и вышел с Селиваном из куреня.
– Давно в отряде?
Селиван принялся колоть для розжига самовара щепу, не прекращая работать топором, ответил:
– Как кликнул Червонный, сразу в отряд записался, хотя давно нестроевой.
– И как живется?
– Не тужим. Без советской власти вольготно, потому как никто не отбирает потом взращенный хлебушек, не уводит парней в ихнюю армию. В отряде не только зажиточные, домовитые, но и не имеющие надела, коровы с конем, не говоря про всякую живность, таких неимущих одариваем телком, жеребенком, помогаем с зерном, деньжатами. Для меня главное – сохранить в целости казачью вольность, прижать к ногтю тех, кто норовит отобрать нажитое, не отдать супостатам полученные верной службой царю-батюшке привилегии. Не даем советской власти передых, не позволяем душить налогом, продразверсткой, подчистую забирать хлеб, мясо, другие продукты. Всяких агитаторов, кто мутит мозги сказками о социализме, свободе, пускаем в расход. Знаем, что не ровен час, нагрянут регулярные части, и постоянно начеку.
– При этом ведете себя беззаботно, – уколол Магура. – Хутор не охраняется, не увидел ни одного поста.
– Чоновцы боятся из станицы высунуть нос. А городу не до нас, дел невпроворот, борются с разрухой, тифом, голодом, концы с концами не сводят, – старик отложил топор, косо взглянул на квартиранта: – Вы вот не побоялись к нам прийти, выходит, тоже не страшитесь чоновцев.
– Приехал сюда от безысходности, иначе надолго остался бы под запором за решеткой. А тут многое удивляет, к примеру, провокация на дороге, игра в тайну атамана. Даже Григорий не знает, где он, какой с виду.
Селиван потер переносицу, почесал поясницу.
– На кой ляд Гришке это знать? Червонный не прячется, а бережется, что совсем иной коленкор. На рожон не лезет. Отряд начался с десятка, вскоре нас будет за тысячу, вчера еще трое записались.
– Дезертиры и увиливающие от закона?
Вопрос не понравился Селивану, старик не скрыл это:
– Напрасно стрижете всех под одну гребенку, дегтем мажете. Разный в отряде народец, дак и судьбинушки у всех разные, ни одна на другие не похожа.
С наступлением сумерек жара спала, люди и земля смогли передохнуть.
Магура сидел на плохо прибитой ступеньке крыльца, листал найденный в курене старый номер журнала «Солнце России» с рядом портретов сановников, защитников Порт-Артура, фотографий полетов биплана и размышлял о проведенном в хуторе дне: «Худо, что не удалось разузнать, где базируется костяк банды, не говоря о местопребывании Червонного, стану надеяться, что разведаю позже… Почему Нетребин отказался представить атаману, отложил знакомство на потом, когда, по его утверждению, военспец крайне необходим? Желают еще раз проверить мою благонадежность, устроить новые провокации? В воскресенье в станицу прибудет Калинкин, а мне нечего передать с ним Шалагину, не собрал пока никаких разведданных…»