– Ступай за мной и захвати оружие, – приказал Магура.
Григорий послушно встал, взял из угла карабин.
Чекист привел в конюшню. Стоило переступить порог, как ноги зацепили вожжи, которыми был привязан к столбу незваный гость.
«Удрал. Кто помог освободиться от пут? Сам бы не справился. Вожжи не перерезаны – пожалели портить нужное в хозяйстве. Дело рук Селивана».
Магура отдал Григорию коробку папирос.
– Сохрани для Нетребина, одна из папирос с начинкой, которая заинтересует атамана.
– Лучше вы передайте.
– Нет гарантии, что смогу сохранить – за последние сутки случилось разное.
Утром за завтраком словно между прочим Магура поинтересовался у хозяина, куда тот уходил ночью.
– Душно было в доме, улегся на сеновале, – признался старик, подкладывая в летнюю печурку сухой кизяк.
– Передайте Нетребину, что необходимо встретиться.
Селиван не смотрел на жильца, прятал от него взгляд. Тем временем Магура уплетал янтарный мед, причмокивал от удовольствия.
После завтрака Селиван оседлал мерина, вывел за ворота, подтянул подпругу, поймал ногой стремя, уселся в седло.
– Покедова.
Чекист в доме подсел к Григорию.
– Не смотри волком. Сам виноват, не станешь больше участвовать в провокации. Мог насмерть зашибить. Семья большая?
Григорий замялся, не зная какой дать ответ – правдивый или солгать. Детское лицо стало строгим. С трудом выдавил:
– Была прежде большой. Вначале лишились батяни – с германской не возвратился, неведомо где предан земле, затем с сестрицей беда приключилась…
– Заболела?
– Кабы приболела, вылечили бы, сама не схотела жить, – парень запнулся, с опозданием понял, что сказал лишнее. По щекам загуляли желваки.
Магура догадался, что затронул больную для парня струну.
– Атаман объявил войну всей советской власти за то, что она насолила казакам, лишила их вольной жизни, личного надела, всяких привилегий. Но отряд в сотню или больше бойцов ляжет в первом же бою с регулярными частями. В отряде, без сомнений, большинство зажиточные, не желающие делиться излишками урожая с голодающими рабочими, которые куют плуги, бороны, лопаты, грабли, всякий столярный инструмент, без которого ничего в доме не починить, урожай не собрать. Ты не богатей, отчего же в отряд пришел? В доме, где остался кормильцем, нужнее, обязан мать поддерживать.
– А вы чего к Червонному записались? На аркане не тянули.
– Не имел другого выхода, или гноить в тюрьме, или обрести волю.
– Дядька Селиван болтал, будто в городе имели уважение, зачем на него наплевали?
Магура пристальней всмотрелся в парня: «Вопрос в лоб. Информирован, что бежал от тюрьмы. Не выполняет ли поручение влезть ко мне в доверие, выведать нечто важное?»
Не хотелось думать, что парня неспроста оставили в хуторе, дали приказ вынудить военспеца к откровению, чтобы передать потом все Червонному. Поэтому чекист взвешивал каждое слово.
– В Царицыне, верно, имел почет, уважение, но честно служить не мог. Для таких, как я, большевики были и навсегда останутся непримиримыми врагами. На службу пошел от безысходности, от желания получить кров, паек. Скрыл свое прошлое, повторил судьбу генерала Брусилова[36], который тоже пошел в услужение к новой власти, которая конфисковала его поместье, банковский счет. Подобные мне или стрелялись, или начинали жить под чужим обличием, – Магура подыскивал понятные парню слова, которые легко запомнить и передать другим. – Понял, что привело к вам? Но зачем ты вступил в отряд?
Григорий доверчиво всмотрелся в собеседника и тихо, но твердо произнес:
– Надо отыскать одного человека. Слово крепкое себе дал, что найду и спрошу за черное дело.
– Чем обидел, насолил?
Парень поправил на голове повязку и, чтобы завершить разговор, сам спросил:
– Что в газетах пишут, скоро войне конец? До нас лишь слухи доходят, а им грош цена, мне подавай чистую правду. Еще желательно узнать, когда в школе начнутся занятия – учиться пришлось лишь четыре года. Скоро ли хлеборобы вернутся к сельскому труду, заботы будут не о войне, а о домашних делах, семье?
– Но все газеты в стране большевистские, ругают белогвардейцев и подобные твоему повстанческие отряды.
– Большевики не врут, – парень запнулся, с опозданием поняв, что вырвалось лишнее. Закашлялся, словно в горле запершило, отвернулся.
Возникшую тишину нарушили конское ржанье, голоса Нетребина и Селивана. Нетребин успел переодеться в новенькую гимнастерку с отпоротыми лычками, портупею, до блеска начищенные сапоги, казачью фуражку. Прибывшие вошли во двор.
– Что случилось, зачем звали?
– Минувшей ночью произошло неординарное, явился агент, принял меня за своего. Всучил донесение в ЧК, чтобы отправил его по адресу. Если это не очередная проверка моей благонадежности, советую не терять напрасно время, принять меры к поиску и аресту вражеского лазутчика. Не стоит считать в небе ворон, иначе орудующий в отряде враг найдет иной способ переправить в Царицын собранные им разведданные. Весьма жаль, что не могу лично доложить о случившемся атаману, не представлен ему.
– Были представлены и достаточно поговорили, – поправил Нетребин. – Могу обрадовать: произвели на атамана благоприятное впечатление.
Магура напрягся: «За минувшие сутки из новых людей встретил лжечоновцев, Селивана, Григория, Нетребина и свояка старика. Неужели…»
Нетребин догадался, к какому выводу пришел военспец.
– Да, свояк Селивана был Червонный. Если поверили, что угощались, сумерничали с хуторянином, значит, сыграл роль прекрасно. Благодарю за важное сообщение, незамедлительно доложу о пролезшем в отряд, примем надлежащие меры к его аресту.
В тот же день в хутор вошла банда.
Одни казаки сидели в седлах, другие ехали на подводах, большинство шагали вразброд. За отрядом катили две тачанки, ко второй привязана короткоствольная пушка, позже Магура узнал, что подходящего калибра снарядов крайне мало, каждый на вес золота, орудие возили для устрашения населения.
Надрывалась гармошка, кто-то из шагавших запел:
Ехали казачонки да со службы домой,
На плечах погончики, на грудях кресты.
Ой, да покажите всем,
Как из ружей били врагов своих!
Бьем, не портим боевой порядок,
Только слухаем один приказ,
Что прикажут отцы-командиры.
Мы едем, рубим, колем, бьем!
У плетней шушукались девушки, хуторяне угрюмо смотрели на проходящих, не зная, радоваться или горевать, что теперь ожидать.
Магура смотрел на бандитов, продолжал корить себя за то, что минувшим вечером не догадался, кто прячется под личиной свояка, не разглядел, не запомнил Червонного.
К чекисту подъехал Нетребин.
– Оценили отряд? Все ребята как на подбор, боевые. Руки чешутся поскорее начать воевать, надоело стрелять по кринкам да воронам. Плохо, что многие незнакомы с военной наукой, так сказать, необстреляны по причине непризывного возраста.
– Как удается записывать в отряд? Мобилизуете, забираете, как было прежде, или, во что трудно поверить, приходят добровольно?
– Разные причины приводят к нам. Большинство прельщает денежное довольствие, паек, соблюдение незыблемых традиций, спасение от расказачивания.
Магура всмотрелся в проходящих мимо.
– Почему шагают не в строю, ведут себя точно на гулянке? Напрасно сложили личное оружие на подводы, случись что, не успеют вооружиться, полягут все до одного.
Нетребин нахмурился, крикнул:
– Гуров! Зачем вместо винтовки тащишь салоп?
Казак заулыбался:
– Бабу свою в обновку обряжу, пусть выглядит барыней.
– А на кой ляд телефон?
Деревянная коробка с трубкой на шнуре свисала у казака за спиной.
– В хозяйстве пригодится.
Нетребин обернулся к Магуре:
– Разболтались, забыли о дисциплине. Что если попросим вас помочь подтянуть, научить не переводить напрасно патроны? Верю, не откажетесь, – Нетребин стегнул коня, поскакал вслед за отрядом.
Магура вернулся во двор к Селивану, который занимался мытьем разнокалиберных бутылок, от четвертей до шкаликов.
– Для самогона, – признался старик.
– Не к свадьбе ли готовитесь? – удивился чекист.
– Лишь полоумная или кривая лицом пойдет за вдовца – на кой ляд муж, которому под восьмой десяток? Посуда к празднику, атаман приказал прикупить у Афонихи первач, да побольше, чтоб всем в отряде хватило. Только опасение имеется: перепьются и примутся давать волю кулакам, бить посуду, которая нынче на вес золота, нигде не купить. Лучше Афонихи никто в округе питье не готовит, ее продукция любого с ног свалит.
Перед Магурой встал вопрос: к какому празднику готовят спиртное? Уж не к встрече ли двух банд, попытке объединить их? Нельзя это допустить, укрепленный отряд труднее разбить.
За ушедшим отрядом проскакал верховой, в котором чекист узнал полуночного гостя, выдавшего себя за агента ЧК.
Когда спало дневное пекло, на хуторском плацу состоялись учения под руководством Магуры.
– Слушай команду! Равняйсь, смирно!
Приказ не возымел действий. Одни казаки в неровном строю более-менее точно выполнили команду (сказалась служба в армии, участие в войне с немцами), другие – таких оказалось большинство – стали топтаться, крутить головой.
– Молодняк, учить таких да учить, – извинился за бойцов Нетребин.
И следующие команды выполнили далеко не все, что рассердило Нетребина, вывело из привычного состояния. Схватив за грудки крайнего в строю, потряс:
– Как стоишь? Не на гулянке. Приказ был «смирно», а ты ногами перебираешь.
Казак обиделся:
– Дак овод, будь он неладен, на шею сел.
По шеренге прокатился хохот.
Нетребин махнул рукой, вернулся к Магуре.
– Работы – не на день, – предупредил чекист. – Чтобы обучить азам, придется изрядно потрудиться. С каждого три пота сойдет, прежде чем станут шагать строем, колоть штыком, рыть окопы, метко стрелять.