Обучение началось со строевой подготовки, затем перешли к стрельбе по развешанным на плетне кринкам, банкам. Меткими стрелками оказались только двое, остальные посылали пули в «молоко».
– Удивляюсь, как таких не перестреляли в первом бою, – осуждающе заметил Магура. – Стрелять подобным образом – лишь собак пугать.
– Дак мы и пужали, – признался лысый казак по прозвищу Пузырь. – Гикнем во всю глотку, стрельнем для острастки и краснопузые бегут без оглядки, на ходу теряют штаны.
– Встретите регулярные части Красной Армии, у которых в послужном списке немало одержанных на полях брани побед, и сами побежите. Красноармейцев свистом и криком не испугать.
В разговор вступил Нетребин:
– Нет в округе регулярных частей, а чоновцев можно не остерегаться – по праздникам в станицу едет много наших на рынок, и комсомолята прячутся по домам, боятся на улицу высунуть носы.
Когда казаки заметно устали, Магура объявил перекур, который обрадовал даже некурящих. В тени яблони-дичка поднялись дымки. Рядом с чекистом зачадил самокруткой Пузырь.
– Здорово нас загоняли. После такой муштры не грех вздремнуть пару часиков, чтоб силенок набрать. Не желаете ли мой табачок попробовать? Угощу с великим удовольствием. Мой табак другим не чета, крепче и душистее не бывает. Глотнешь, и внутри все переворачивается, в голове сразу проясняется.
– От твоего табака горло так сжимает, что дышать нет сил, – заметил сосед. – После одной цигарки хоть в могилу укладывайся.
Пузырь обиделся:
– Не хай понапрасну мой табак! На что атаман привык к барским папиросам и сигарам, а не чурается моего самосада, хвалит его.
– Так уж и хвалит! Не верю, что угощал, заливай, да знай меру. Атаман ни с кем из наших не общается. Коль взаправду приглянулось твое зелье, пригасил бы на праздник.
– Это на какой?
– Однорукий к нам едет. Будет совещаться с Червонным, договариваться об объединении с нами. За ради приезда Однорукого атаман приказал столы накрыть.
– Не пойдет Однорукий на сговор. Сильно гордый, не пожелает идти в подчинение, желает без чужих приказов воевать.
– То-то, гляжу, бабка Афониха взялась срочно самогон гнать, возле куреня от дымка враз пьяным становишься.
– У бабки первач отменный, от одной чарки с ног долой…
Магура лежал на жухлой траве, впитывал услышанное: «Где встретятся атаманы? Вряд ли на глазах у подчиненных. Червонный не мозолит собой глаза, разговор предстоит тайный. Если узнаю место совещания, одним ударом можно убить сразу двух зайцев, двух главарей. Оставшись без командования, бандиты разбегутся или сдадутся на милость победителей, в округу вернется советская власть».
После перерыва учеба возобновилась. Магура показал приемы штыкового боя, как ползти под пулями, вгрызаться в землю, когда на открытой местности некуда спрятаться. Казакам пришлось изрядно поработать саперными лопатами, ползти по-пластунски, колоть штыком мешки с сеном. Когда все вспотели, Магура позволил разойтись.
По пути к куреню Селивана чекист миновал колодезный сруб с попискивающим «журавлем», помятым ведром на цепи и поравнялся с домом самогонщицы. С хищным крючковатым носом, седыми нечесаными патлами Афониха походила на ведьму без метлы и ступы. Скрипучим голосом втолковывала двум казакам:
– И не просите! Ясно сказала – не про вас мой самогон.
– Поимей сострадание, душа горит, сил нет, как хочется…
– Опохмелиться треба, голова раскалывается. Коль не осушу чарку, враз помру.
Афониха оставалась непреклонной.
– Проваливайте подобру-поздорову! Не то нажалуюсь атаману, что от дела отрываете, работать мешаете, и взгреет по первое число. Позабыли, что он запретил употреблять спиртное, в праздник можно, а в другие дни и думать не смей о выпивке. Не препятствуйте выполнению приказа, иначе попадете в холодную или отлупят как сидоровых козлов при всем честном народе. Самогон готовлю к приезду Однорукого.
– Когда еще пожалует, нам бы одну бутылочку.
Афониха не сдавалась:
– Вам одну, другим еще, и нечем станет во вторник гостей угощать.
О чем еще спорили у плетня Магура не стал слушать – день встречи отрядов и двух командиров стал известен, оставалось в воскресенье передать это в губчека.
Зам. председателя ВЧК И. К. Ксенофонтов[37]:
Основные задачи ЧК – борьба с бандитизмом, пустившем сочные ростки в разлагающейся почве неустойчивости и неопределенности, какими характеризовалась первая фаза революционной борьбы после Октябрьского переворота.
Успехи нашей Красной Армии не имели бы своего настоящего значения, и сама революция в корне пошатнулась, если ЦК потерял облик справедливого меча, охраняющего интересы пролетариата. Следующими особенностями работы ЧК являются безукоризненная конспирация, добросовестность и четкость исполнения.
С давней поры не только ярмарки, но и обычные базарные дни стали для жителей района радостным событием. Освободившись от хозяйственных забот по дому, огороду, полевых работ, казаки спешили в станицу, где происходила продажа, покупка продуктов питания и многого другого, что было необходимо для строительства, ухода за скотом, птицей. В очередное воскресенье не дожидаясь, когда просветлеет кромка горизонта, из хуторов потянулись подводы с дарами Прихоперья.
Дороги-шляхи наполнились повизгиванием колес, окриками возчиков, мычанием, блеянием идущих на поводу бычков, коз, овец. На рыночной площади продавцы спешили занять лучшие места, раскладывали на дощатых прилавках товар, в ожидании покупателей приобретали ставшие редкостью сахар, чай, ситец, не забывали порадовать малышню «петушками» на палочках. Ехали и для того чтобы повстречать знакомых, отвести душу в разговорах, осушить с однополчанами чарку.
Возле одной подводы шла бойкая продажа самогона. Приобретали на разлив, пробовали, не отходя от места. Некто, успевший изрядно хлебнуть, горланил:
За Уралом, за рекой казаки гуляют,
Гей, пей-гуляй, дак казачки гулять!
Певца поправили:
– Не за Урал-рекой, а за Медведицей иль Доном.
В гомонящейся толпе ходили казаки из отряда Червонного, сбывали награбленное, патроны, гранаты.
Не отходящий от Магуры ни на шаг Селиван поинтересовался:
– А вас, извиняюсь, что интересует? С великой радостью помогу купить. Меня хлебом не корми, дай поторговаться, чтоб почти задаром товар получить.
Магура вспомнил о поручении Григория привезти для матери конфет.
– Будут леденцы и в бумажках, что из города привозят, – обещал старик. И похвалил парня: – Молодец, что не забывает про сыновний долг.
Вскоре старику наскучило сопровождать постояльца.
– Пойду искать одногодка, с кем нес службу. Водой было не разлить, когда отслужили и домой вернулись, стал ему кумом.
Оставшись без соглядатая, Магура дошел до арбузного ряда. Не успел купить и попробовать кавун, как на пути вырос казак по прозвищу Пузырь:
– Часики случаем не требуются? С цепкой и музыкой – нажмешь пипочку и услышишь звон. Не нашенские, германские. С вас по знакомству и из уважения возьму недорого. Казаки признают ходики, какие на стену вешают, еще с кукушкой, что выкрикивает время, – не дожидаясь ответа, Пузырь стал совать часы чуть ли не в нос Магуре.
За горой арбузов, тыкв, дынь расположился гончарных дел мастер, выставивший различной формы кувшины, горшки, плошки, тарелки. Магура собрался свернуть к ряду новой и поношенной одежды и увидел Калинкина. У ног бывшего интенданта комиссариата искусств на разостланной газете лежали полевая сумка, ремень, фитили для керосинки и лампы, коробки спичек, сапоги и роман «Анна Каренина».
Калинкин не смог скрыть охватившую его радость.
– Подплывайте, господин хороший, не проходите мимо! Выбирайте, что понравится, душа попросит. Товарец редкий, особенно спички, – Калинкин схватил товарища за рукав: – Берите, не прогадаете. Вижу, что не тутошние и грамотные, тогда покупайте книгу.
Стоило Калинкину приблизиться, Магура шепнул:
– Во вторник в Чир прибудет Однорукий, будет договариваться с Червонным о совместных действиях. В его отряде около пятидесяти человек, у Червонного больше сотни. Брать главарей у бабки Афонихи.
Калинкин кивнул, дескать, все ясно, передам слово в слово, схватил сапоги, протянул Магуре:
– От сердца отрываю. Чистый хром, неношеная обувка. Цены им нет. Берите, не прогадаете.
Чекист примерил сапоги, но они оказались малы, приобрел для Селивана пару фитилей.
На прощание Калинкин еле слышно попросил быть осторожней.
Магура нахмурился, осуждая товарища за несдержанность, и смешался с толпой. Пробирался и догадывался, что где-то рядом, почти за спиной Селиван, следящий, с кем контактирует беглец из Царицына.
Чекист постоял возле играющих в «три листка» и в «очко», приценился к охотничьему ружью зарубежной фирмы, послушал, как цыганка в цветастой юбке, с монистами щедро сулила казачке долгую, счастливую жизнь, жгучую любовь до гроба.
Время приближалось к полудню, когда прозвучали выстрелы. Тотчас все на рынке ринулись в разные стороны. В давке валились прилавки, разбивались арбузы, глиняная посуда превращалась в черепки. Толпа чуть не свалила Магуру с ног. «Кто стрелял, по какой причине?»
Ответа не было, пока рядом не встал Селиван. Ничего не объясняя, старик потащил квартиранта к оставленной подводе.
– Возвертаться надо, да поскорее.
Селиван яростно работал локтями, расчищая проход. Достигнув подводы, стал запрягать. Уже за станицей запустил пятерню в бороду и объяснил:
– С утра на сердце было неспокойно. Чуял беду, и она, пропади пропадом, явилась незвано. Помните Пузыря? Он еще желал вам часики сбыть. Жуликоватым был.
– Почему был? – не понял Магура.
– А потому что кокнули Пузыря, был да весь вышел, теперь будет вести торговлю в аду с чертями, вариться в их котлах, – Селиван хлестнул коня. Не глядя на Магуру, продолжил: – Большую ошибку совершил, что дружков на подмогу не позвал, тогда бы остался живехонек и вражину захватили. Память у Пузыря была – любой позавидует. Увидел знакомое лицо, сразу вспомнил, что тот арестовывал его в городе, в милицию отводил. Крикнул: «Красный это, большевик!», а вражина, не будь дураком, стрельнул и уложил казака.