– Поп может Милютенко знать в лицо, – предостерег Магура.
– Встретишься со священнослужителем не как Милютенко, а вместо него, – уточнил предчека.
Отец Кирилл долго, придирчиво читал записку, затем поднял голову, из-под распушенных бровей всмотрелся в принесшего послание Червонного – взгляд был острым, точно простреливал насквозь. – Говорите, прихворнул Пров Кузьмич? И чем же заболел? – Лихорадка трясет беднягу, хину глотает, – ответил Магура. Поп смерил чекиста взглядом с головы до ног.
– Напрасно у порога Божьего храма не почистили обувь. Грешно в святую обитель тащить грязь. Магура повел плечом.
– Бог простит. Пока добирался, пуд земли на подошвы налипло. Темень такая, что сам черт ногу сломит, натыкался на кресты с надгробьями, чуть шишку не заработал.
– Не поминайте всуе Господа и черта. Червонный передал что-либо на словах?
– Приказал отдать писульку и помочь воскресить «мощи».
– Атаман по-прежнему музицирует в свободное время?
Вопрос был с подвохом, батюшка проверял, насколько собеседник сведущ о жизни атамана, знает о его пристрастиях. Магура вспомнил петербургский особняк, где искали полотно Веласкеса, пианино в гостиной.
– Сигизмунд Ростиславович дюже уважает музыку, только недосуг ею заниматься, да и нет под рукой пианино, из инструментов лишь балалайки и баяны. Как-то сделали набег на станицу, у бакалейщика увидел пианину и так заиграл, что мы рты разинули, заслушались, – Магура похвалил себя, что ввернул имя-отчество атамана, известное крайне ограниченному числу в отряде. Предвидя новые вопросы, спросил: – Долго будем на одном месте топтаться, разговоры разговаривать? Время сильно поджимает, скоро начнет светать, а следует до рассвета попасть на пристань, иначе атаман за опоздание осерчает. Далеко шагать до «мощей»?
– Умерьте любопытство, оно помеха в любом деле. Читали послание ко мне атамана?
– Не имею привычки совать нос в чужие дела, иначе вместе с носом лишусь головы.
– Откуда знаете про «мощи»?
– Сигизмунд Ростиславович полностью доверяет, иначе не дал бы задание, не прислал в город. Сказал, что в «мощах» больше трех фунтов веса, а что в них, умолчал, потому как не мое дело про то знать. Догадываюсь, конечно, что золотишко с деньжатами, которые помогут вооружить новый отряд – нынче ружья с патронами, тем более пулеметы, гранаты недешевы, следует хорошо платить и бойцам.
Из часовни отец Кирилл повел гостя мимо могил. У склепа остановился.
– Как давно знакомы с господином Эрлихом?
– Вы про атамана? Вот не знал, что имеет такую фамилию, спасибо, что просветили. Полгода одной веревочкой связаны.
– Жаль Милютенко, буду молиться за его выздоровление. Вижу, мои вопросы вам не по нраву, спрашиваю не из праздного любопытства, жизнь научила не быть слишком доверчивым.
Отец Кирилл обошел склеп, проверил, не прячется ли кто за каменным строением.
– Берите заступ и приступайте. Курить не советую, огонь может привлечь внимание нежелательных свидетелей.
– Уж не покойников ли имеете в виду? – усмехнулся чекист. – Кому в голову придет на погост ночью соваться? А забредет сильно любопытный, примет нас за привидения.
– Хватит болтать!
Копать пришлось возле заброшенной, неухоженной могилы с трухлявым, покосившимся крестом.
«Хитро придумали с тайником, – подумал Магура. – Обыскали бы сторожку с часовней, а сюда не удосужились заглянуть, тем более вскрывать захоронение».
Магура поплевал на ладони, всадил заступ в землю. Когда выросла горка, руками нащупал в яме нечто завернутое в мешковину, что оказалось ящичком с ручкой и медным замком.
– Это и есть «мощи»? Хорошо запрятали, могли пролежать сотню лет, – Магура сдержался, чтобы не открыть ящичек. Неожиданно в вершинах старых деревьев загалдели галки. – Расшумелись, как бы покойничков не разбудили, коль встанут из гробов, обдерут нас как липку, заберут «мощи».
Отцу Кириллу было не до шуток.
– Поспешите!
– Интерес имею: что в захоронении? Думаю, то, что привозили из отряда для сохранения.
– Поторопитесь! – повторил священник.
Чекист словно не слышал приказа:
– Не стану яму закапывать, пригодится для нового покойника.
Отец Кирилл пугливо повел головой – с вершин тополей, будоража первую ночь осени, продолжали гортанно кричать птицы.
«Разбудили, спугнули, но кто? Мы с попом вели себя тихо, разговаривали шепотом», – Магура с ящичком вылез из ямы. Лишь разогнул спину, как почувствовал сильный удар под лопатку. И все вокруг – кресты, памятники на могилах, часовня со сторожкой – закружилось, стало покрываться туманом, который густел, чернел. Последнее, что промелькнуло в затухающем сознании, был отец Кирилл, который пятился, истово крестился…
Рапорт
Докладываю, что 1 сентября сего 1920 г. опергруппа в составе Причискина, Сизова, Блинова вела наружное наблюдение за домом гр. Шаломейцева (священнослужитель на местном кладбище, отец Кирилл).
В 23.15 на кладбище пришли тов. Магура и Шаломейцев, на погосте начались раскопки.
В 23.35 неизвестное лицо произвело два выстрела, в результате тов. Магура был ранен. Группа разделилась, двое преследовали стрелявшего, один остался возле раненого. Схватить покушавшегося не удалось. Тов. Магура доставлен в больницу, выкопанные ценности сданы в губчека.
В бездонную яму Магура летел довольно долго, пока не достиг наполненного мраком дна с едким, заставившим закашлять запахом. С трудом разжав тяжелые веки, увидел синеватый, недавно побеленный потолок со свисающей на проводе лампочкой.
– Лежите, не пытайтесь встать! Попейте, – посоветовал женский голос.
Магура скосил глаза – девушка в белой косынке протягивала алюминиевую кружку. – Где я?
– В госпитале. Весь наш медперсонал за вас волнуется, сейчас порадую, что пришли в себя, знать, дело идет на поправку. Магура сделал пару глотков. – Какой сегодня день? – Третье сентября, среда. Вы поступили в ночь на второе. Чекист выпростал из-под простыни руку, притронулся к тугой повязке на груди и застонал от пронзившей боли.
Проснулся вечером, когда вполнакала зажглась лампочка, в окно заползла окутывающая город синева. Вместо медицинской сестры возле койки стоял Шалагин.
– Выспался? Не хотел будить, ну да раз сам проснулся… Как себя чувствуешь? – Сносно, – выдавил из себя Николай.
– Следует отлежаться, пройти полный курс лечения, но дело превыше всего, ждать не станет. – Кто в меня стрелял? Шалагин присел на табурет.
– Не знаем, пока не знаем. Предполагаем, что Червонный. По всей вероятности, прибыл в Царицын следом за Милютенко проконтролировать получение «мощей». На кладбище явился загодя. Увидел, что вместо Милютенко пришел ты, и решил спасти награбленное. – Взяли?
– Не удалось. Жаль, что упустили, но на свободе недолго гулять. Рад сообщить, что «мощи» в полной сохранности, выкопал богатый клад, потянет на сотню тысяч целковых, некоторые браслеты, броши – истинное произведение ювелирного искусства. Потрудился не напрасно, награбленное бандой принесет ощутимую пользу стране, народу. При царящей повсеместно в стране разрухе с болью в сердце вынуждены продавать за границу картины великих живописцев, которые хранились в музеях, на вырученную валюту приобретать на Западе у капиталистов крайне необходимые республике паровозы, трактора, сеялки и, главное, продукты питания. «Мощи» как нельзя кстати.
Магура перебил:
– Чем я себя выдал? Старался быть предельно осмотрительным, роль играл без ошибок.
– Все предельно просто: тебя узнал Эрлих. Надо отдать ему должное. Не доверял Милютенко, решил проконтролировать воскрешение «мощей», сам в огонь не полез, чтобы не обжечься. Увидел тебя, узнал лжевоенкома и открыл стрельбу. Жадность одолела, не захотел терять награбленное и при этом пожелал рассчитаться с тобой, исправить собственную ошибку. Лежи, подчиняйся врачам.
Шалагин снял, перекинул через локоть халат. Перед тем как покинуть палату, добавил:
– Не станем гадать на кофейной гуще, где Эрлих. По всей вероятности, не теряет надежду вернуть «мощи», предпримет для этого что-либо. Банда приказала долго жить, на свободе он один, но это не значит, что захватить его будет легко.
Магура пожалел, что во время ужина, возлияний у Селивана не рассмотрел как следует «свояка», не запомнил, как тот выглядит. «Но кто знал, что выпиваю с Червонным? И в мыслях такого не было. Вторая ошибка, что поспешил с арестом Однорукого и Нетребина, следовало набраться терпения, дождаться прибытия Эрлиха, брать всех троих, впрочем, помешали чоновцы, их наступление спугнуло Червонного. – Еще подумал: – Стрелок Эрлих отменный, надо отдать ему должное, не промахнулся, ранил с первой пули, мог отправить к праотцам, как было в Питере осенью семнадцатого, когда погиб Никитин».
В плече вновь возникла острая, отдающая в груди боль. Чтоб не потерять сознание, закусил губу, крепче сжал рукой край простыни. Борясь с болью, стал думать о жене: «Могу поклясться, идти на любой спор и обязательно выиграю, что Люда в коридоре, не находит себе место, умоляет докторов позволить войти в палату…»
Магура не ошибся. Людмила не покидала госпиталь с той минуты, как узнала о ранении мужа. Когда главный врач смилостивился, разрешил короткое свидание, не вошла, а ворвалась к Николаю. Бледная, осунувшаяся, с глазами, полными страха, бросилась к кровати. Пришлось Магуре успокаивать, что рана пустяковая, пуля прошла навылет, еще пара суток и встанет на ноги.
Из следственного дела № 176/2:
…задержанный гр. Шаломейцев (по службе в кладбищенской церкви отец Кирилл) заявил, что является противником любой власти, насилия над личностью, признается, что неоднократно получал от банды различные посылки, которые приносил гр. Милютенко и гр. Злобин.
Узнав о кровавых делах бандитов, отрекается от богоотступников, забывших заповедь «не убий», дает следующие показания: