Непейвода выбросил недокуренную папиросу и скрылся в аллее.
Антон сплюнул под ноги, растер плевок подошвой с таким ожесточением, словно это был Непейвода и от него следовало оставить мокрое место.
Из постановления городского комитета обороны:
Сталинград представляет собой важнейший оборонно-стратегический узел страны. В широких масштабах производится выпуск артиллерийского, танкового, минометного и других видов вооружения.
Ввиду размещения в Сталинграде большого числа военных учреждений и эвакуированного населения, прибывшего вместе с заводами, а также неорганизованным порядком, город перенаселен.
Городской комитет постановляет:
1. Возбудить ходатайство перед Государственным Комитетом
Обороны об отнесении Сталинграда к режимным местностям первой категории.
2. Учитывая, что в городе и окрестных районах оседает значительное число судимых и прочих преступных элементов, просить ГКО установить 25-километровую запретную зону.
Пелена дождя делала нерезкими высокий забор, гараж, полигон, здание казармы и дома для преподавателей школы «Валли».
«Мерзкая погода, больше характерна для Британии, нежели Прибалтики». – Эрлих поежился, поднял воротник плаща, двинулся к главному корпусу. Шел чуть прихрамывая, спеша поскорее оказаться под спасительной крышей.
Лекцию о ландшафте Придонских районов, которые с недавних пор интересовали начальство, Сигизмунд Ростиславович уложил в положенные два часа. Занятия прошли в длинной, как пенал, комнате с портретом вождя рейха, плакатами цитат из «Майн кампф», рисунками знаков отличия военнослужащих Красной Армии, видов советского вооружения, (в том числе новейшего ракетно-минометного, прозванного «катюшей»).
В нарвской школе обучались более сотни курсантов из числа пленных и завербованных на оккупированной территории. Среди обучающих преобладали люди русской национальности. В конце зимы в лагеря вернули месхетинских турок, татар, чьи соплеменники после заброса перешли на сторону противника.
Курсанты овладевали всем, что могло пригодиться при выполнении заданий: стрельба по движущимся мишеням, минирование железнодорожных путей, рукопашный бой, подрыв столбов электрической и телефонной связи, отравление воды в колодцах, водопроводе. Предостерегали от прихода после приземления в НКВД, что приведет к немедленному расстрелу, репрессиям в отношении членов семьи, советовали покончить жизнь самоубийством.
В конце дня зачитывали сводки с Восточного фронта, напоминали о силе германского оружия, называли цифры сбитых самолетов, разбомбленных танковых колонн противника, разъясняли стратегию, тактику вермахта. Курсантам вдалбливали правила паспортного режима в Союзе, цены на продукты в магазинах и на рынках, стоимость проезда в городском транспорте, обучали, как и где устраивать тайники для оружия, денег, кого и каким способом вербовать.
Эрлих предложил начальству последние уроки проводить на плацу: «Курсанты устают и не в силах ничего воспринимать. Преодоление полос препятствий, освоение штыковых и кинжальных ударов, ползание по-пластунски взбодрит».
Совет не нашел понимания, и Сигизмунд Ростиславович смирился, когда курсанты чуть ли не хором жаловались на головную боль, в пустых глазах стояло желание поскорее свалиться в казарме на койку. Эрлиха остановил скрип, Сигизмунд Ростиславович поднял голову и понял, что это флюгер на крыше жаловался под ветром.
«Имелись ли подобные в Питере? Не помню. Не было их на моей Преображенской…» Память хранила лишь отдельные эпизоды пережитого, например, списывание на контрольной в кадетском училище; драку в юнкерском с однокурсником; влюбленность в актрису цирка; стуженую ночь в конце октября семнадцатого, когда мерз в подворотне; поспешное бегство из Хоперского хутора; неудачу вернуть ценности; ранение на Волге. Из прошлого выплывали угрюмый с всклокоченной бородой старый казак Селиван, однорукий главарь отряда…
До учебного корпуса было уже два шага, когда навстречу попался курсант в красноармейской гимнастерке, пилотке со звездой из зеленой эмали – привыкать к ношению советского обмундирования было одним из предложений старшего инструктора Эрлиха.
– Здравия желаю!
Эрлих на приветствие ответил кивком.
«Забыл добавить слово «товарищ». По крайней мере, хорошо что не назвал господином или герром».
Следом за курсантом пробежал Гюнтер Зейдлитц, в «Валли» обер-лейтенант попал благодаря дядюшке, командующему армейским корпусом, в школе руководил радиоузлом. Не поздоровавшись, Зейдлитц скрылся в доме, где квартировали преподаватели.
«Произошло нечто из ряда вон выходящее», – понял Эрлих и вернулся в свою комнату. Запер дверь, нажал кнопку на лампе-ночнике, услышал кашель начальника, звяканье ложки о стакан.
«Чаевничает. Сейчас постучит Зейдлитц, попросит позволения войти», – догадался Эрлих, и верно, следом за стуком раздался голос Гросскурта:
– Войдите!
Зейдлитц захлебывался словами:
– Русские вышли в эфир на наших диапазоне и волне! И в предназначенное для Хорька время! Нашу передачу заглушили!
– Убавьте эмоции.
– Только приготовились передать очередной приказ, как заговорили русские!
– Считаете, противник затеял радиоигру?
– Конечно. Забросили приманку, подсовывают своего человека.
– Когда следующий сеанс с Хорьком?
– Через неделю, резервный спустя трое суток. Мы не успеем предупредить, Хорек выполнит приказ, придет в ротонду и погибнет!
Из подслушивающего устройства некоторое время не доносился даже шорох – Гросскурт размышлял.
– Кто из курсантов знаком со Сталинградом не по карте и справочникам?
– Желаете…
– Именно. Опередим противника и первыми пришлем на встречу нашего человека.
– Имеются две кандидатуры. Швыдченко, перед войной плавал штурманом на волжском пароходе, не раз заходил в Сталинград. Опперман родился под Саратовом, в детские годы с танцевальным кружком выступал в городах Нижнего Поволжья.
– Что скажете об Эрлихе? Судя по его анкете, служил в Сталинграде, тогда Царицыне.
Сигизмунд Ростиславович сдержал дыхание: «Не хватает, чтобы забросили меня! Если выберут, сошлюсь на незажившую на ноге рану».
Гросскурт процедил:
– Эрлих отпадает по причине возраста.
Эрлих мысленно перекрестился.
– Швыдченко славянин, но не имеет опыта в прыжках, тем более в ночное время суток. Опперман моложе. Смел, находчив, инициативен, предан идеалам национал-социализма, ненавидит большевиков, выселивших в начале войны российских немцев в Сибирь. Внедрился в окруженную советскую часть, убил командный состав, похитил документы.
Возникла пауза, полковник, наконец, пришел к решению:
– Пошлем Оппермана, и этой ночью, встретит Хорька раньше назначенного противником срока, тем самым переиграем чекистов, спутаем им все карты.
В динамике послышался стук – полковник ударил по столу кулаком, точно поставил в разговоре точку. И Эрлих выключил подслушивающее устройство, о котором Гросскурт не подозревал, считал, что микрофоны установлены лишь в казарме и курилке курсантов.
Радиограмма Сталинградского УНКВД:
Хорьку
Встречайте ротонде субботу 18.00. Пароль «Далеко до Сарепты», отзыв «Трамвай туда не ходит», свернутая газета. С нами Бог.
Приземление прошло удачно, по компасу, Вилли Опперман вышел к шоссе, которое в местном крае называлось грейдером.
«Спасибо летчику – заброс произвел в намеченном квадрате, где на много километров нет населенных пунктов. Плохо, что до города шагать да шагать».
Рассвет высвечивал кромку горизонта. В неколышущем воздухе на столбах гудели провода. Когда вдали показался грузовик, Опперман вышел с обочины, поднял руку.
– Подбрось до города, плачу червонец, – не дожидаясь согласия уселся в кабину рядом с парнем в футболке.
В Сталинград Опперман не собирался заезжать, решил сойти в пригороде, где нет контрольно-пропускных постов: «Не стоит искушать судьбу, лишний раз предъявлять документы, хотя к ним невозможно придраться. Повезло с попутным транспортом и что шофер не страдает болтливостью, не лезет с расспросами, кто я, куда держу путь».
Вывод оказался ложным – парень заговорил, радуясь, что есть кому вылить наболевшее:
– Пришел в военкомат проситься в армию, а мне от ворот поворот – раз тружусь на оборонном заводе, то имею броню. Стал говорить о несправедливости, а меня чуть ли не в шею выгнали!
– Пиши жалобу товарищу Сталину, – посоветовал Опперман. – Расскажи, что не можешь оставаться в стороне от всенародной борьбы с врагами.
– Не дойдет письмо до товарища Сталина.
– Тогда увольняйся с номерного или бери ноги в руки и чеши на фронт.
– Уже думал про это. Надо поспешить, иначе война закончится без моего участия, не успею ни одного фрица подстрелить.
Что еще говорил парень, Оппермана не стал слушать.
«Результат большевистской пропаганды, громогласных обещаний Ворошилова, что военные действия пройдут исключительно на чужой территории, своей земли не отдадим ни пяди. Что скажет товарищ Клим, когда война идет второй год, армии рейха заняли почти всю европейскую часть СССР, неудержимо движутся к Дону, со дня на день войдут в Ростов, на очереди Сталинград, прорыв блокады Ленинграда, взятие Москвы?»
Всего этого, понятно, Опперман не высказал и спросил:
– На фронт спешишь, чтобы заработать орден, в крайнем случае медаль, хвастаться перед девчатами?
Вопрос парню не понравился:
– Не о награде пекусь. Надо заменить погибшего братана.
«А он фанатик, без таких не было бы яростного сопротивления, – отметил Опперман. – Типичный комсомольский выкормыш».
На дороге пошли колдобины, машину затрясло.
– Притормози, – попросил Опперман и, когда водитель заглушил мотор, покинул кабину. Желая размять затекшие ноги, сделал несколько приседаний. Всмотрелся в марево, где нечетко вырисовывались заводские трубы. – Подыми моим «Беломором».