Капитан встал, убрал за ремнем складки гимнастерки. Отослал бойца. Прошел к двери, проверил, плотно ли закрыта. И уже иным тоном, не повышая голоса, не пугая карами, произнес:
– Примите глубочайшие извинения. Простите, что держали на морозе, сейчас отогреетесь горячим чаем или спиртом, это как будет угодно. Имею приказ проверить ваших подельников на предмет лояльности, имеются реальные сомнения, что один из них работает на противника. Обрадую за помощь в захвате немецкого самолета с экипажем, в приказе по управлению вам объявлена благодарность – поздравляю от души. Не скрою, что завидую досрочному повышению в звании. Рассказывайте по возможности подробно о каждом из задержанных, чтоб было легче на допросах к ним подобрать ключик, быстрее вынудить к признанию. То, что один внедрен противником, сомнений нет. Без вашей помощи наберут в рот воды, не вытянуть ни слова. Я видел четверых, где пятый, Фастов?
Демонстрируя дружелюбие, капитан положил руку на плечо Магуре.
Чекист молчал, не отрываясь смотрел на стоящего перед ним:
«Выдал себя с потрохами, назвав меня по фамилии, какая значится в личном деле абвера, в выданных документах я записан по-иному… Экипирован со знанием дела, – не к чему придраться – нашивки, петлицы, даже пряжка ремня настоящие, видимо, отобраны у плененного или сняты с убитого. И по-русски говорит без малейшего акцента, словно всю жизнь прожил под Курском».
Из воспоминаний начальника Сталинградского УНКВД:
Абвер упорно, не обращая внимание на провалы, забрасывал к нам агентуру под видом военнослужащих РККА, раненых с белыми билетами, одна из групп играла роль членов фронтовой бригады артистов, другая сборщиков трофеев.
17 «Капитан» продолжал втолковывать:
– Имеется реальная опасность, что арестованные начнут все отрицать или замкнутся, слова не вытянуть, а надо, не теряя даже минуты, выявить предателя, узнать, когда ожидают подкрепление, на какой волне работает их рация, одним словом, все, что поможет в их операции поставить последнюю точку. Время поджимает, к тому же начальство торопит. С вашей помощью расколем каждого, Пиик со Шмерлингом верят вам, как самим себе, не подозревают, что внедрены в абвер. Сыграйте раскаяние, уговорите последовать вашему примеру, припугните ожидаемой виселицей. Необходимо выявить того, по чьей вине операция застопорилась. С кого советуете начать? Вернуть Пии-ка или привести радиста? Кто из них наиболее слаб? Магура перебил: – Вы меня с кем-то спутали. – В управлении приказали обратиться именно к вам. – Повторяю, приняли за другого.
«Капитан» сжал кулаки. Некоторое время сверлил Магуру взглядом, словно желал пронзить насквозь, затем позвал бойца:
– Увести. Пусть охладится на морозце, возьмется за ум. Веди радиста.
Следующим был Шмерлинг, с ним чекист столкнулся у сарая.
«Много непростительных ошибок, – отметил Магура. – Лишь в отделе комплектования кадров абвера известно, что Шмерлинг радист. – Николай Степанович встал рядом с дрожащим как банный лист Пииком. – Попало изрядно, разбили губу, поставили под глазом синяк, может быть, сломали зуб. Не пощадят и радиста, не посмотрят, что калека… Савельич не интересует, желают проверить на вшивость только троих…»
Мороз быстро проник чекисту под китель. От нестерпимого холода закоченели, стали терять чувствительность руки, ноги.
Сквозь неплотно прибитые доски в щелях виднелась заснеженная степь, с поваленными телеграфными столбами, воронками от снарядов, присыпанными снегом и ставшими каменными трупами, казалось, она без конца и края простирается вокруг Садков.
Оставаться взаперти и ожидать, как дальше развернутся события, не было смысла, и Магура решил действовать.
– Отвлеките охрану, – попросил чекист Пиика, но тот не понял, захлопал ресницами. Пришлось адресовать приказ Савельичу, который сразу заколотил в дверь:
– Позволь выйти по малой нужде! Поимей сострадание! Не позволяй дойти до греха, позора.
За сараем рассмеялись:
– Крепко прижало?
– Сильней не бывает.
– Терпи. За пособничество врагам не жди жалости, для таких, как ты, ее не было и не будет.
Пока шла словесная перепалка арестованного и охранника, Магура отодрал пару досок. Бочком вылез из сарая. Прокрался к стоящему спиной бойцу. Рывком вырвал карабин.
– Тихо, если жизнь дорога! Отворяй!
Ошарашенный нападением, боец трясущимися руками отодвинул засов. Первым на свободу поспешил выйти Савельич. Расторопно отобрал у бойца гранату, запасные обоймы, втолкнул в сарай.
– Посмеешь пикнуть, удавлю!
Вышедшего Пиика била дрожь, на этот раз виноват был не мороз.
– Надо уходить! Быстрее и подальше!
– Раздетыми далеко не уйти, – напомнил Магура. – К тому же нельзя бросить в беде радиста с рацией, без первого и второго мы немы и глухи. – Чекист брал инициативу в свои руки. – В доме, кроме нашего Жестянщика, всего трое, нас столько же.
Магура взбежал на крыльцо. Распахнул дверь, сбил с ног первого подвернувшегося бойца, второго Савельич ткнул в грудь вилами.
«Капитан» не успел подняться из-за стола, как от сильного удара в скулу свалился на пол.
– Позвольте и мне вдарить, – попросил старик. – Руки чешутся, как душа это просит!
– Еще успеете, – обещал Магура. – Пока свяжите, да покрепче. А вы заберите оружие.
Требование относилось к Пиику, и он, забыв, что Сырещиков обязан во всем ему подчиняться, собрался выполнить приказ, но опередил Шмерлинг – костылем огрел распластавшегося у ног «капитана».
Спасаясь от новых ударов, «капитан» обхватил голову обеими руками:
– Я от Ревала! Прислан проверить вашу благонадежность! Имею приказ выявить среди вас возможного агента НКВД! Насторожила пропажа самолета с десантом, в Берлине посчитали, что виновен один из вас!
Савельич не поверил:
– Врет и не краснеет. Вначале болтал, будто советский от макушки до пяток, нас обзывал вражинами, теперь дал крутой поворот, рядится в чужую шкуру. И я запросто могу выдать себя за кого угодно, хоть за архангела!
– Я действительно от Ревала, – с отчаянием повторил «капитан». – Нужны неоспоримые доказательства? Извольте. Знаю ваши фамилии, запомнил каждого по фотографиям в личном деле.
– И мою личину видел? – перебил Савельич.
«Капитан» скосил глаза на хозяина дома.
– Вас впервые увидел здесь. Чтоб поверили, кто я, запросите Ревала, он подтвердит мои полномочия. Вы просили новые батареи, я доставил их, на каждой немецкая маркировка. Убедил, что видите перед собой не сотрудника советской контрразведки? Тогда извольте поторопиться с освобождением моих людей, – «капитан» обращался к одному Магуре, признавая в нем лидера.
– В НКВД могли перехватить наши радиограммы, расшифровать, узнать о просьбе прислать батареи, запеленговать и выйти на место работы рации, – заметил Николай Степанович.
«Капитан» не сдавался:
– Для вас, Сырещиков, привез привет и наилучшие пожелания от герра Эрлиха, – чувствуя, что приведенные в его защиту доводы не убедили, выбросил последний козырь: – Со мной письмо для герра Шмерлинга от его сестры Катрин – возьмите в вещмешке. Имею также поручение обрадовать его известием, что за многолетнюю безупречную службу, заслуги перед рейхом он удостоен награды, повышен в звании.
Шмерлинг процедил сквозь сжатые зубы:
– Отдаю должное НКВД, пронюхавшему о наличии у меня сестры, сочинившему за нее письмо, зная, что не смогу отличить подделку, так как не знаю почерка родного мне по крови человека.
– Свяжитесь с Ревалом, – устало вновь попросил «капитан». – И поспешите, иначе с минуты вернутся мои люди, увидят, что я арестован, произойдет непоправимое, будут напрасные жертвы с обеих сторон.
– Смеешь пугать, падла? – выкрикнул Савельич. – Сразу тебя раскусил! Плетешь невесть что, заливаешь про письмо, привет. Хватит, наслушались вранья, сыты им по самое горло.
Пиик шепнул Магуре:
– Пора кончать с провокатором. Настаиваю на немедленном уходе из хутора!
Магура не принял совета к исполнению, приказал Шмерлингу связаться с Сулеювеком, тем более что подходит время резервного сеанса, запросить о «капитане» – верно ли его утверждение о принадлежности к германской разведке.
Пока Шмерлинг настраивал рацию, вызывал функабвер, Николай Степанович пришел к выводу, что все произошедшее было убедительно. И «капитан» с его бойцами поняли, что в группе Пиика предателя нет, они готовы выполнить задание.
Наконец радист доложил, что его слушают.
– Попросите подтвердить полномочия Циклопа, – подсказал «капитан».
– Довольно редкий псевдоним, – заметил Магура. – Получивший его должен быть одноглазым, как в греческом мифе.
Шмерлинг заработал на ключе, записал колонку многозначных цифр, с помощью шифровальной таблицы перевел в слова.
– Циклоп с его группой передаются нам в подкрепление. Как принято, в конце стоит фраза «с нами Бог».
Магура разрешил «капитану» подняться, то же самое сделать бойцам, приказал привести запертого в сарае.
Циклоп обмяк.
– Верните револьвер. Без оружия чувствую себя беспомощным, точно раздетым догола. По моим сведениям, вас должно быть четверо, не считая хозяина дома. Не вижу одного.
– Погиб по собственной неосмотрительности, точнее, глупости, к счастью, ничего не успел выдать.
– Что удалось узнать об интересующем объекте?
– Он почти рядом, буквально в считанных километрах от нашего хутора, в южной части города, добраться туда не составит труда. Охрана нас не ждет – освобождение города и края, крупная победа сделала противника беззаботным. С Паулюсом генералы Шмидт, Рейнольди, Пфейфер, фон Зейдлитц, Штрекер, Роске, десяток других, среди них румынские, итальянские.
Циклоп не скрыл радости:
– Все складывается в нашу пользу! Одним ударом освободим Паулюса и его генералов, так сказать перевыполним план. Докажем делом на что способны! После трехдневного траура по 6-й армии в рейх придет праздник, его подарим мы! Утрем противнику нос, подсолим ему радость по случаю победы на Волге. Кстати, изрядно проголодался, видимо, от пережитого нервного напряжения, не знаю, как вы, а я съел бы целого барана.