Оставь страх за порогом — страница 70 из 79

– А я после встряски не возьму в рот и крошки, – пробурчал Савельич.

С наступлением сумерек в Садки вернулись прибывшие с Циклопом, обрадовали известием, что не встретили в округе ни одного военнослужащего, не говоря о патрулях.

Возникли трудности с устройством на ночь, улеглись на сотканном половике, накрылись шинелями. Когда погасили керосиновую лампу, Савельич придвинулся к Магуре, с кем разделил широкую кровать, зашептал чекисту на ухо:

– Я сразу скумекал, кто нас заарестовал, но вида не показал. Порадовался, когда вы врезали старшему, я бы сам ему смазал по роже с превеликим удовольствием.

Магура приложил палец к губам, и старик натянул на голову одеяло.

Г. К. Жуков, Маршал Советского Союза[149]:

Срыв всех гитлеровских стратегических планов 1942 г. является следствием недооценки сил и возможностей Советского государства, могущественных потенциальных и духовных сил и способностей войск. Значительную роль в успешном разгроме вражеских войск сыграла партийно-политическая работа военных советов, политорганов, командования, воспитавших у воинов уверенность в своих силах, смелость, мужество и массовый героизм при решении боевых задач. Вследствие разгрома немецких, итальянских, венгерских. румынских армий на Волге и на Дону резко упало былое влияние Германии.

18 Фастов то и дело вытирал о колени липкие от пота ладони, но проходила минута и руки вновь становились влажными.

– Я мелкая сошка, обычный исполнитель, силой, угрозами принудили служить им! Посмей отказаться, мигом пристрелили. Немцы, товарищ полковник, скоры на расправу.

– Гражданин полковник, – поправил Зотов.

Фастов закивал:

– Извиняюсь! Не подпиши согласие, сейчас не стоял бы перед вами, кормил собой червей в могиле…

Зотов позволял арестованному выговориться, размышлял: «Отчего вторая группа прибыла без предупреждения, приказа встретить? Насторожило невозвращение самолета, неизвестность судьбы его экипажа и, главное, десанта? Решили обезопаситься, свалиться как снег на голову?.. От Магуры никаких известий. Савельич со вчерашнего дня не покидал дом, не выходит на связь. Какая причина? Попал с Магу-рой под неусыпное наблюдение? Стали в чем-то подозревать?..»

Фастов продолжал ныть, оправдываться, ссылался на обстоятельства, взывал к милосердию. Слушать подобное было противно, и Зотов приказал перейти непосредственно к делу, рассказать, как попал в курсанты.

Фастов заспешил, глотая слова:

– В лагере заарканили, по-ихнему, завербовали! Прямо с нар увезли в Сулеювек. Избивали как сидорову козу, живого места не оставили, лупцевали и ремнем, и палкой, чуть легкие не отбили. Держали несколько суток без воды, еды. Пригрозили вздернуть. Решил схитрить – кому охота в петле болтаться? Надумал, как окажусь у своих, попрошу вернуть на службу в Красную Армию, чтобы бить оккупантов. Строго не судите, примите во внимание, что в плен попал тяжело контуженным…

Зотов перебил:

– Продолжаете настаивать, что у нас были рядовым?

– Так точно, товарищ… извините, гражданин начальник! – Фастов вытянулся по стойке «смирно». – Запишите, что пошел служить врагам по принуждению, желал при первом удобном случае прийти к вам, доложить как на духу, какое имею задание, где Пиик, Сырещиков с радистом. Отчего ничего не записываете?

– Не желаю напрасно переводить бумагу. Слушал и ждал, как далеко зайдете в беспардонной лжи.

– Так я…

– Утверждаете, что в немецкую школу заставили идти?

– Так точно!

– Мое терпение не безгранично. Теперь послушайте меня. Вы имели звание старшего лейтенанта интендантской службы. За растрату казенных денег, продажу фуража лишены звания, получили пять лет заключения. В начале войны досрочно вышли на свободу, направлены на передовую. В первый же день застрелили политрука Парыгина, перешли на сторону противника, стали «активистом» в Сулеювеке. В Белоруссии участвовали в карательном рейде против партизан, проникли в подполье Борисова. Служили не за страх, а за совесть, которую давно потеряли, предав свой народ. Обрадую, в ближайшие дни в Германии вас посмертно наградят медалью.

– По-о-чему по-смертно? – не понял Фастов.

– По той причине, что погибли вместе с Пииком, Шмерлингом, Сырещиковым на боевом посту, всех спишут, как списывали других провалившихся агентов.

Фастов, как от сильного удара, отшатнулся, еле удержался на ослабевших ногах.

– Я много знаю, могу быть полезным! Выложу все, ничего не утаю, только не расстреливайте! В школе сейчас срочно готовят группу к очередному забросу, на этот раз в район озера Баскунчак. Старшим назначен Эрендженов, перед войной работал в сберкассе Элисты. Записывайте, на всех дам данные, расскажу, как выглядят, какие имеют приметы! А в нашей группе самый для вас опасный Сырещиков, бывший белый офицер, люто ненавидит все советское. Желает сполна расплатиться за проведенные в тюрьме и лагере годы. Потрясите как следует, всякие секреты посыплются! В Сулеювеке имел близкие отношения со старшим инструктором Эрлихом, вроде с ним старые дружки, водой не разольешь. Сейчас с Пииком и радистом прячется в хуторе, найдете в доме Савельича. Поспешите с арестом, иначе наделают делов. Взять тепленькими с остальными – плевое дело, – Фастов рванул ворот гимнастерки. – Я служил врагам из страха сложить голову за колючей проволокой в лагере! А Сырещиков пришел к немцам добровольно, я готов до конца жизни потерять свободу, только оставьте живым!

– Это решит военный трибунал.

Когда арестованного увели, Зотов поднял трубку телефона:

– Готовьте людей к захвату, окажут помощь двое наших, внедренных к противнику.

У. Черчилль – И. Сталину:

Примите мои поздравления по случаю капитуляции фельдмаршала Паулюса и конца 6-й германской армии. Это действительно изумительная победа.

Король Великобритании Георг VI:

Упорное сопротивление Сталинграда повернуло события и послужило предвестником сокрушительных ударов, которые посеяли смятение среди врагов цивилизации и свободы. Я отдал приказ об изготовлении Почетного меча, который буду иметь удовольствие преподнести городу Сталинграду.

19

Савельич по давней привычке проснулся задолго до рассвета, раньше постояльцев. Подошел к разметавшемуся на кровати Пиику, тронул за плечо:

– Сильно извиняюсь, но сами вчера наказали разбудить ранехонько. Говорили, что дел впереди невпроворот. Пиик протер заспанные глаза. – Поднимайте других.

Десантники просыпались по-разному, одни расторопно одевались, шли умываться, другие не спешили вылезти из-под шинелей в остуженную за ночь комнату, наполняли дом кашлем, руганью.

Стоило закурить одному, задымили остальные, дым глотали с жадностью, словно была последняя папироса. Недобрыми словами поминали мороз, заставляющий плевок замерзать на лету, косились на окна, за которыми стояла непроглядная темнота, луна скрывалась за низкими тучами.

Завтракали всухомятку – разжигать печь, кипятить воду, разогревать загодя сваренную картошку не было времени.

Шмерлинг напомнил Магуре об очередном радиосеансе. Магура посоветовал пропустить его:

– Пока сообщать нечего. В следующем обрадуем выполнением задания, вызовем самолет, начальство будет радо увидеть Паулюса и генералов.

Радист согласился, ценя Сырещикова за решительные действия по пресечению провокации с участием Циклопа. Перед тем как покинуть дом, проверили оружие. Магура остановил надевающего тулуп Шмерлинга: – Справимся без вас. Радист обиделся: – Не считайте беспомощным калекой, обузой не буду.

– Идем не на прогулку. Вы необходимы для вызова транспорта, здесь будете в полной безопасности, чего не скажешь о нас – ожидать можно разное. Потеряй вас, пришлось бы идти к линии фронта с фельдмаршалом, что, как понимаете, сильно затруднит движение. Шмерлинг не стал настаивать и отвернулся.

В кромешную ночь вступили, как в черную воду. Шли цепочкой за Савельичем, который не пользовался фонариком, так как знал дорогу. Шествие замыкали Циклоп и Магура. Оставив позади Садки, чекист спросил спутника: – Как прикажете вас величать? Циклопом слишком претенциозно. – Зовите Луитпольдом, – разрешил Циклоп. – Как во время прыжка не свернули себе шею? Лично я опасался подобного.

– Имею опыт в прыжках. Один совершил при неблагоприятных, как сейчас, погодных условиях в ночное время суток.

– Забрасывали, как и нас, в срочном порядке?

– Ожидал полета каждый день, даже час. Приказ ехать на аэродром не удивил.

Разговаривать на сильном морозе было трудно, и диалог прекратился.

Магура шел и сожалел, что не имел возможности сообщить в управление, что группа покидает хутор, идет вызволять Паулюса. Успокаивало, что за домом Савельича товарищи вели неусыпное наблюдение.

Когда старик свернул в балку, где снега было по пояс, Циклоп нарушил молчание:

– Верно поступили, пропустив всех наших, первыми мы бы быстро выбились из сил, завязли в сугробах. Вернувшись домой, обязательно расскажу о русской зиме. Неудивительно, что тут погибла целая армия, союзником противника была зима. Не желаете ли хлебнуть согревающего? У меня в фляжке отличный коньяк.

– Благодарю, угощусь позже, когда завершим операцию, – ответил Магура и подумал, что Циклоп по имени Луитпольд стал излишне болтливым, видимо, причина кроется в нервном напряжении.

– Вы правы, – согласился Циклоп, – выпьем после освобождения фельдмаршала. Вы тщеславны?

Вопрос был неожиданным, Магура не нашел, что ответить, впрочем, спутник не ждал этого.

– Мы все поголовно тщеславны, себялюбивы, желаем во что бы то ни стало выдвинуться из серой толпы, но из ложной скромности это скрываем. С ранней юности состою в гитлерюгенде жаждал известности, слышал пение в мою честь фанфар, в мечтах видел себя рядом с великими на вершине славы. Упорно карабкался по карьерной лестнице. Всего, чего достиг, получил не благодаря тугому кошельку, протекциям, а лишь своему упрямству. Как утверждал Дарвин, человека из обезьяны создал труд, меня тем, кем стал, сделала вера в несокрушимость Германии, величие моей нации. Признаюсь, люблю подчинять себе, а не подчиняться… Между прочим, в сороковом в Париже лицезрел Паулюса, тогда он был начальником штаба 10-й армии, преобразованной в 6-ю. Интересно, сильно изменился с той поры? Прошедшие годы, понятно, не молодят…