– Присаживайтесь, капитан, в ногах, говорят, правды нет, а нам нужна правда, ничего кроме правды. Знаю, что прекрасно владеете немецким, хорошо провели допросы пленных, сумели получить много важных сведений.
Горелов поблагодарил за высокую оценку:
– Язык противников стал изучать в тридцатые годы, освоил несколько диалектов с помощью обрусевших немцев, чьи предки при царствовании Екатерины Великой переселились в Царицын, его пригород Сарепту. Позже окончил спецкурсы Центрального аппарата нашего наркомата, где преподавали антифашисты, покинувшие Германию после прихода к власти Гитлера с его кликой.
– Как долго работали с пленными?
– С конца минувшей осени кроме немцев беседовал с итальянцами, румынами, которые принимали меня за баварца, не верили, что русский. Самым сложным было завоевать доверие, растопить лед, помочь забыть о страхе быть расстрелянными.
Допросы проводил так, что они походили на беседы по душам. Предельно осторожно выявлял сотрудников германских спецслужб, штурмовых отрядов СА, эсэсовцев, которые пытались выдать себя за противников фашизма – тельмановцев. Работы прибавилось, когда сомкнулось кольцо окружения, допрашивать, фиксировать услышанное в протоколах приходилось чуть ли не круглые сутки. Отыскал нескольких минеров, сумел убедить указать точные места минирования Сталинграда, окрестностей города, сообщить, даже нарисовать системы мин, способы их разминирования. Удалось составить более-менее точную карту-схему минных полей в городе и вокруг него. В работе случались досадные проколы – один ефрейтор за сотрудничество с противниками после возвращения в барак был задушен пленными.
– С кем из высших чинов пришлось общаться? – поинтересовался Воронин.
– С генералом танковой бригады, несколькими полковниками, майорами. Удалось заставить признаться в ношении звания штандартенфюрера СС.
– Ждите знакомства с более высоким по званию, главным пленным.
– С Паулюсом, генерал-полковником?
– Теперь он генерал-фельдмаршал. Очередное звание получил буквально накануне сдачи в плен, приказ о присвоении подписал лично Гитлер. В десятую годовщину взятия им власти радировал в Сталинград буквально следующее: «Немецкий народ с глубоким волнением смотрит на Сталинград. Как всегда в мировой истории, ваша жертва не напрасна. Немецкая нация сознает тяжесть вашей борьбы, принесенные тягчайшие жертвы. Мысленно с вами и вашими солдатами». Обратите внимание: не назвал, как принято, солдат 6-й армии своими, поспешил откреститься от них, даже забыть. В тот же день Геринг выступил по радио, заявил, что Сталинград высится над другими гигантскими битвами, останется подобно монументу в памяти как величайшее героическое сражение, в этом я полностью солидарен с нацистом номер два, рейхсмаршалом.
– Видел Паулюса во время его короткой встречи с газетчиками.
– Сейчас он беседует с нашими генералами.
– Слышал, что обладает сильным характером.
– В характере ему не откажешь. Больше молчит или цедит слова, станет разговорчивее, когда окажется в обществе своего адъютанта, которому полностью доверяет, не имеет от него тайн. У фельдмаршала накопилось немало такого, что требует выхода, он будет советоваться с близкими ему людьми, мы должны быть в курсе этого. После работы с генералом, полковниками, майорами вас ожидает птица более высокого полета. Поселитесь с Паулюсом и его адъютантом Адамом под одной крышей. Будете исполнять роль интенданта, помогать в обустройстве быта и слушать в оба уха, запоминать, о чем беседуют подопечные. Вас должны принять за не слишком умного, даже недалекого, знающего лишь фразы «гутен морген, вас из дас, хенде хох, ахтунг, капут». Станут обращаться к вам, хлопайте глазами, зовите на помощь переводчика.
– Товарища Безыменского?
– Его поблизости не будет. Обратитесь к майору из батальона по охране пленных. Учтите, Паулюс еще тот гусь, в уме ему не откажешь, на мякине его не провести, попытается проверить вас, раскусить, даже устроит провокации. Имеем дело с серьезным противником, необходимо знать, что он скрывает, какую собирается выбрать тактику поведения, даже о чем думает. Ваш немалый опыт поможет выполнить специфическое задание. Еще глядите в оба, как бы от отчаяния, безысходности Паулюс не попытался лишить себя жизни, к чему его призывал Гитлер, повысив в звании перед крахом 6-й армии. Будем надеяться, что акт самоубийства не произойдет, мог застрелиться до попадания в плен.
Из мемуаров полковника В. Адама:[152]
Разрешили выйти из автомашины у маленького деревянного дома.
Выбираясь с негнущимися ногами из автомашины, я увидел, что Паулюс тоже вышел. Вслед за советским офицером мы подошли к дому, который охранялся стоящими на каждом углу часовыми.
Первое, что почувствовал, войдя в дом, было блаженное тепло. Нам объяснили, что должны разместиться в комнате с двумя кроватями.
Мы не знали названия населенного пункта, в котором находились, да это не имело значения. Куда важнее было то, что сюда прибыли все оставшиеся в живых генералы 6-й армии.
Горелов прибыл в хутор Заварыгин (вернее, в то, что после бомбежек сохранилось от населенного пункта) до наступления ранних в начале февраля сумерек. Познакомился с командиром батальона, выкурил с майором трофейную сигарету, договорился о совместных действиях. Вскоре подъехали легковая автомашина с Паулюсом и адъютантом и «студебекер», где в кузове под брезентом сидели окоченевшие двадцать генералов – в Заварыгин машины пробились с трудом из-за снежных заносов, воронок, исковерканной военной техники, трупов в серо-зеленых шинелишках.
– Руки пока не дошли убрать убитых, – признался майор. – Было не до них, готовил для гостей жилье, завозил топливо, продукты питания, – майор смерил Горелова взглядом, уставился на черные петлицы. – За какие провинности поручили возиться с фрицами? Кумекаешь по-ихнему?
– Нет, – солгал Сергей. – Лишь один год учил в школе немецкий – учительница уехала под Саратов, где организовали Республику Немцев Поволжья. – Помогу общаться, я по-немецки шпарю свободно. – Мне с подопечными не о чем лясы точить. – И то верно.
Майор с Гореловым подошли к тесно сгрудившимся пленным, Паулюс ежился, прятал руки в карманах, голову в поднятый воротник шинели, перебирал ногами, то же самое, беря пример с командующего, делали остальные.
– Принимайте числом двадцать два, – попросил офицер разведотдела фронта. – Расселяйте, иначе перемерзнут.
Паулюс с адъютантом получили для проживания крайний в поселке дом с пристройкой, сараем. Желая поскорее попасть в спасительное тепло, фельдмаршал и не отстающий от него адъютант вошли, пригнувшись в дверях, в дом-пятистенок. В прихожей-сенях Паулюс снял шапку, расстегнул на шинели крючки. Не оборачиваясь, передал верхнюю одежду адъютанту. В первой большой комнате, так называемой «зале», увидел обеденный стол, в углу икону и замершую у буфета женщину в сером платке из козьей пряжи, завязанном за спиной, в валенках с отрезанными голенищами. Хозяйка знала, кого к ней поселят, и робела. В соседней комнате Паулюс осмотрел две кровати, пощупал край сшитого из разноцветных лоскутков одеяла.
– Устраивайтесь. Выбирайте, кому где спать, – предложил Горелов.
– Как именуется данный населенный пункт? – поинтересовался Паулюс.
Горелов виновато, смущаясь, развел руками, давая понять, что не понял сказанного на чужом для него языке, пришлось за интенданта ответить майору:
– Заварыгин. Чудом уцелел за две сотни суток битвы. Не раз бомбили, обстреливали, переходил из рук в руки. Заселяли итальянцы. С жителями, а это женщины преклонных лет, обращались культурно, даже делились провиантом, пока он имелся и не началась голодовка. Электричества нет, в ближайшие дни привезут движок, придется довольствоваться керосиновой лампой и свечами.
Судя по кислому выражению на лице Паулюса, ответ не удовлетворил командующего, название поселка ничего ему не сказало – не вспомнил его на крупномасштабной карте Сталинграда с окрестностями города. Более внимательно, нежели прежде, огляделся по сторонам.
– Довольно чисто, опрятно. Главное, нет ужасных запахов, которые окружали в подвале универмага.
Адам заметил:
– Напрасно не приняли к исполнению совет бороться с запахами с помощью ваток в ноздри.
Паулюс подошел к окну, отдернул занавеску.
«Как долго придется пробыть в этих стенах? Здесь, понятно, уютнее, нежели в сырой тюремной камере с зарешеченным окном, холодными стенами, каменным полом… Удачно, что не разлучили с Адамом, привык к его присутствию, рядом с ним легче смириться с несвободой».
О Вильгельме Адаме всегда думал с теплотой, офицер кайзеровской армии в конце февраля сорок второго года принял пост адъютанта нового командующего 6-й армией, заменившего фельдмаршала Рейхнау, умершего от кровоизлияния в мозг.
«Посели меня с кем-либо из генералов, пришлось бы выслушивать нытье, жалобы на отсутствие удобств, паршивое питание, наконец, обвинения в мой адрес в неумении сконцентрировать оставшиеся в наличии силы, разорвать кольцо окружения».
Вспомнил, что именно Адам первым принес полученное по рации известие о награждении Рыцарским крестом, повышении в звании, не замедлил сделать об этом запись в солдатской книжке начальника.
«Подобный орден, но рангом ниже, имеет и он, но не носит в петлице, не кичится перед сослуживцами, не желая вызвать у них зависть. В самые тяжелые дни вынужденного перехода к круговой обороне не слышал от ближайшего подчиненного жалоб на отвратительную еду, питьевую воду, получаемую после кипячения снега, тесноту в подвале, с каждым днем, даже часом увеличивающееся число раненых, которых оставляли у нас в штабе из-за непрекращающегося обстрела универмага…»
Отыскал в прихожей умывальник и под ним таз. Хмыкнул, осмотрев невиданный прежде «агрегат», не сразу разобравшись, как он работает. Порадовало, что вода комнатной температуры. Взбодрился после умывания. Вытер лицо, руки расшитым петухами полотенцем. Вернулся в комнату.