Паулюс высокого роста, примерно 190 см, худой, с впалыми щеками, горбатым носом и тонкими губами. Левый глаз все время дергается.
Вежливо всем прибывшим в х. Заварыгин предложено сдать имеющиеся у них ножи, бритвы и другие режущие предметы. Ни слова не говоря, Паулюс спокойно вынул из кармана два перочинных ножа и положил на стол.
Когда принесли ужин, в течение примерно 15 минут стояла тишина. Поев, закурили сигары. «Ужин совсем не плох», – отметил Паулюс. «В России в общем хорошо готовят», – ответил Адам. «Заметили,
какие глаза у этого из НКВД?». Адам ответил: «Страшные». – «Нет, прозорливые». Начали укладываться спать.
Утром Адам категорически заявил: «Оставлю бороду». – «Это ваше дело», – заметил Паулюс.
Принесли газету «Красная звезда» с выпуском «В последний час». Приглашенный майор сделал перевод. Заинтересовали цифры трофеев, обратили внимание на количество подбитых танков. «Цифра неверная, у нас было больше 150», – заявил Паулюс.
«Неизвестно, что лучше – смерть или плен, – Адам нахмурил брови, уставился в пол. – Дома сочтут, что мы пропали». Паулюс (по-французски): «На войне как на войне».
Адам: «В Германии возможен кризис военного руководства, причиной станет поражение нашей армии. До середины марта они, вероятно, будут наступать». Паулюс: «Пожалуй, и дальше». – «Остановятся ли на своих прежних границах или вступят на земли рейха?»
Предложили ехать в баню. Паулюс и Адам с радостью согласились. Паулюс заявил, что русские бани очень хороши, в них всегда тепло.
Встретились с генералами. Паулюс по очереди пожал всем руки, перебросился фразами. Ждут кинооператоров, Паулюс не реагирует на съемку.
Паулюс: «Интересно, какие известия в мире, в частности на фронтах?». Адам: «Наверное, русские продвигаются. По-моему, эта война закончится более внезапно, чем началась, конец ее будет политический. Мы не можем победить Россию, а она нас». Паулюс: «Политика не наше дело, мы солдаты. Русский маршал спросил, почему мы без боеприпасов, продовольствия оказывали сопротивление в безнадежном положении. Я ответил: приказ, каков бы ни был, остается приказом. Дисциплина, приказ, повиновение – основы армии. Он согласился. Смешно, как будто в моей воле было что-либо изменить. Кстати, маршал оставил приятное впечатление, культурный, образованный человек. Хорошо, что нельзя предугадать свою судьбу. Никогда бы прежде не подумал, что буду фельдмаршалом, а затем попаду в плен. В театре подобная пьеса получила бы оценку: ерунда».
Утром Адам вытянул руку, завопил: «Хайль!». Паулюс: «Это римское приветствие означает, что вы ничего не имеете против меня, у вас нет оружия». Адам: «Не курите, до еды это вредно», Паулюс: «Плен еще вреднее». Адам: «Русские будут агитировать нас, не понимают, что ни один немецкий офицер не пойдет против своей родины[153]. Что напишут историки о битве, возможно ли объективное толкова-
ние истории? Взять хотя бы вопрос о начале войны: кто начал, кто виноват, почему?» Паулюс: «Расскажут только архивы через сто лет. Мы были и останемся солдатами, которые воюют, выполняют свой долг, не думая о причинах, верные присяге. А начало и конец войны дело политиков».
Далее разговор перешел на историю Греции. Адам авторитетно заявил, что лучшим художником Германии является Рембрандт, потому что Нидерланды, Голландия, Фландрия старые германские провинции.
Утром 3 февраля я получил распоряжение вернуться в отдел связи с передислокацией, пребывание фельдмаршала, его адъютанта в хуторе окончено[154].
Переселение, причем срочное, из хутора на окраине Сталинграда двадцати двух высокопоставленных пленников из числа командования 6-й германской армии начальник управления НКВД приказал провести после получения известия о появлении над Заварыгиным немецкого самолета-разведчика.
– Дважды прилетал, долго кружил над нами, жаль, не имели зенитки, чтоб сбить, – доложили комиссару государственной безопасности. – Странно себя вел вражина, не обстреливал, бомбы не бросал, видно, чего-то высматривал.
Воронин нахмурился: «Дело принимает серьезный оборот, как говорится, запахло керосином. Нет сомнений, что абвер разведывает, где их генералы во главе с фельдмаршалом, чтобы похитить, вывезти в Германию, тем самым сгладить поражение, вернуть потерянный престиж».
Комиссар связался с Москвой, доложил о предпринятых попытках. В столице обещали прислать из Саратова самолет для отправки пленных в безопасное место, куда не дотянется абвер.
Известие о смене местопребывания насторожило пленных. Все стали бурно обсуждать причину неожиданного и поспешного отъезда, гадать, что следует ожидать. Сошлись во мнении, что предстоит военный суд, трибунал, приговор за отказ принять парламентеров с предложением советского командования прекратить сопротивление, подписать акт капитуляции.
– Мстительным победителям нужна наша кровь, желают расплатиться за своих погибших при обороне.
– Отчего тогда не расстреливают или не вешают здесь?
– Хотят казнить прилюдно, чтоб расправа стала достоянием мира!
В этих разговорах не принимал участия один Паулюс, который замкнулся, ни с кем не общался.
Ближе к вечеру в Гумраке на срочно очищенной взлетной полосе приземлился неповоротливый на земле «Дуглас». Штурман распахнул дверцу, спустил лесенку.
– Поживее загружайтесь! Рано темнеет, без сигнальных огней во мраке не взлететь.
Первым согласно рангу к самолету двинулся Паулюс. Ступив на ступеньку дюралюминиевой лесенки, оглянулся, отыскал взглядом Горелова.
– Господин интендант!
Горелову показалось, что ослышался, произошла слуховая галлюцинация и обращение было не к нему.
– Господин интендант! – повторил Паулюс. – Или вас устраивает, чтобы называл товарищем и другим более высоким званием? Довольно быстро и, как оказалось, безошибочно, догадался, что прекрасно владеете немецким, но скрываете это. Когда будете докладывать о моих с адъютантом разговорах, начальство будет разочаровано, что никаких тайн не узнали.
Горелов сдержал дыхание.
– Отдаю вам должное, довольно хорошо, не переигрывая, изображали ничего не смыслящего в моих с Адамом беседах. Позвольте на прощание выразить благодарность за проявление заботы, за создание пригодных для проживания условий.
Паулюс скрылся в самолете, следом за фельдмаршалом по цепочке прошли пленные. Не сговариваясь, все прильнули к иллюминаторам, прощаясь с оказавшейся негостеприимной для них, обожженной войной сталинградской землей. Между генерал-фельдмаршалом, генералами, полковниками сели молодые бойцы.
Самолет медленно, затем ускоряя ход, покатил по взлетной полосе и взмыл к низким облакам.
Горелов заспешил к автомашине, чтобы спрятаться от обжигающего мороза, сбивающего с ног ледяного ветра, и увидел идущего навстречу Магуру.
Из воспоминаний офицера Отто Рюле[155]:
Очень хорошо, что Паулюс и большинство его генералов не погибли в бою, не пустили себе пулю в лоб, чего ждал от них Гитлер. Тогда бы нацистская пропаганда начала кричать о предательстве в 6-й армии, сочинила «героический эпос». Штаб армии сдался без единого выстрела. Капитан тонущего корабля и офицеры его штаба спасли свои жизни, хотя в течение нескольких недель угрожали солдатам расстрелом
за подобный шаг… Многие солдаты ждали, что командующий попытается как-то объяснить им причину постигшей трагедии. Ничего подобного. Произведенный в последнюю минуту в генерал-фельдмаршалы, командующий армией даже в плен катил, наверное, в автомобиле, а мы в это время плелись по снегу.
Из воспоминаний полковника Лумттольда Штейдле[156]
26 января Паулюс обратился ко мне и дал понять, что слышал, будто кое-кто подумывает о прекращении сопротивления. Для него важно одно: строгое исполнение категорических приказов главного командования сухопутных войск. Несомненно, они отдаются с основанием. Из «котла», при всем желании, нельзя было судить, какие последствия окажет ослабление сопротивления на весь ход войны.
В Саратове высокопоставленных пленных пересадили в комфортабельный пассажирский самолет, доставили на один из военных аэродромов под Москвой. Дальше путь Паулюса, Адама и двадцати генералов, полковников лежал в Красногорск, оттуда вскоре перевели в Суздаль, за стены бывшего монастырского подворья.
Понадобилась неделя, чтобы поселенные на новом месте осмотрелись, привыкли к бывшим кельям, к трапезной, где проходили завтраки, обеды, ужины, к ежедневным построениям с перекличкой по утрам.
От скуки Паулюс зашел в лагерную библиотеку. Прекрасно говорившая по-немецки девушка предложила сочинения Ремарка, Фейхтвангера, Томаса и Генриха Манна, Зегерс, Брехта, Бехера, чьи произведения были запрещены в Германии, даже сожжены в гигантском костре на площади. Фельдмаршал брезгливо отвернулся от стенда с пропагандистскими брошюрами и карикатурами на Гитлера, Геббельса. Заинтересовал публицистический сборник «Страна социализма сегодня и завтра». Отверг «Капитал» Карла Маркса, взял сборник пьес Шиллера, стихи Гете.
Дни в неволе проходили однообразно, радовали лишь демонстрации в клубе немецких кинофильмов довоенных лет, посещение игр пленных в волейбол.
В начале апреля Паулюса пригласил к себе начальник лагеря, предложил написать супруге. Увидев на лице фельдмаршала недоумение, полковник Новиков уточнил:
– Пусть не пугает отсутствие с началом войны дипломатических отношений наших стран, прекращение всяких связей, в их числе почтовой – ваше письмо будет доставлено адресату.
Паулюс не стал интересоваться, каким образом его послание попадет в руки жены и спустя час передал исписанный с двух сторон лист