– Погодите. А что вы собрались делать? – спросила Санита. – Мне давно никто ужина не готовил.
– Паэлью.
– У Тодда аллергия на морские гребешки.
– В этом рецепте их нет.
– Может, сюда с ней придете? Если, конечно, не против с нами игру посмотреть.
– Правда?
– Начало в пять-тридцать, но лучше приходите пораньше, потусуемся.
«Потусуемся».
– Ладно.
– Но предупреждаю, Тодд тиранически против, чтобы во время игры говорили о чем-то, кроме игры. – И Санита закатила глаза, словно говоря: «Мужики».
Мэрибет улыбнулась.
– Я приду в пять.
Рецепт оказался, в хорошем смысле, непростым, разделывать и отделять, нарезать так и сяк. Она работала методично, но расслабленно, с бокалом красного вина (доктор Грант настоял, что этому надо радоваться). Мэрибет даже рыбьи головы купила, чтобы самой сделать бульон.
Когда морской аромат заполнил квартиру, Мэрибет попыталась вспомнить, когда в последний раз готовка казалась роскошью, а не изнурительной обязанностью. Когда не приходилось думать о том, что нужно успеть приготовить, подать и убрать в крошечный промежуток времени между работой и плачем от усталости (обычно плакали дети, но не всегда). А сейчас ей не надо беспокоиться о том, будет ли Лив томатный соус, рис или брокколи. Не надо думать о том, что Оскар испугается морских гадов с головами. Не надо рассчитывать плюсы и минусы сложного блюда: стоит ли его вкус лишней грязной посуды.
Сейчас даже уборка на кухне была в радость. Доска для нарезки испачкана. Помыта. Теперь она чистая. Такие простые радости. Это приносило какое-то очень глубинное счастье, как некогда редактура.
В пять Мэрибет подошла с дымящимся блюдом к соседской двери. Ее открыла Санита в мешковатой спортивной кофте с эмблемой «Стилерс» и с черными полосками под глазами. Зачем футболисты их рисуют, для Мэрибет было загадкой. За спиной у Санни появился Тодд. Одетый точно так же. Саниту она в спортивной одежде уже видела, а Тодд всегда выглядел стильно.
– Это наудачу, – объяснил Тодд, поняв, почему Мэрибет на него так смотрит. – Иначе «Стилерсы» проиграют.
– Это правда, – подтвердила Санита. – В 2011-м мы проиграли Суперкубок потому, что Тодд пытался произвести впечатление на одного чувака и надел «Джи-Крю».
– Молодость, – сказал Тодд, покачав головой.
– Слушайте, оно тяжелое. – Мэрибет кивком указала на блюдо.
– Ой, точно. Ставьте на стол, – ответил Тодд.
– И горячее. Подставки нет?
– Санни, возьми какой-нибудь каталог или типа того.
Санита вытащила из пачки журнал. Недавний выпуск «Фрэпа».
– Я еще не читал, – сказал Тодд.
– Не велика потеря, – пошутила Мэрибет.
– Вы читаете «Фрэп»? – Брови у Тодда изогнулись дугой, и Мэрибет поняла, что снова произвела на него впечатление.
– Было дело.
– Вот видишь? – сказал он Саните. И потом Мэрибет: – Санни меня постоянно пилит, хотя сама проходит все тесты про Гарри Поттера.
– Как можно сравнивать ГП с твоими дурацкими журналами!
– Ой, хватит. Двое против одного. М.Б. читает, а она умная. Она, наверное, тут временно преподает или типа того.
Мэрибет бросила взгляд на обложку журнала – она увлажнилась от пара паэльи.
– Я консультант.
– Консультант это читает, – сказал Тодд. – Так что не докапывайся.
– Но ради чего мне тогда жить? – спросила Санита. – М.Б., провести вам экскурсию, пока не началась разминка?
– Конечно.
– Я ее уже предупредил, что ты неряха, – сказал Тодд, бросив на Мэрибет заговорщицкий взгляд.
Квартира оказалась во многом как у нее, такая же старая утварь на кухне, такой же грязный ковролин в гостиной, такой же обеденный стол из дубового шпона. И в то же время она выглядела совершенно иначе. Может, потому, что было видно, что тут живут. На подоконнике была натянута гирлянда в форме перчиков чили, полка кренилась от книг и учебников. Они даже соорудили нечто вроде алтаря в честь «Стилерсов»: газетная статья-передовица в рамке об их победе на Суперкубке, несколько фигурок с качающимися головами, афиша со словами «У МЕНЯ ЧЕРНО-ЗОЛОТАЯ КРОВЬ». И немного совместных, более ранних фотографий Тодда с Санитой, они там такие юные и трогательно смущенные.
У Саниты в комнате, как и предупреждал Тодд, царил бардак: гора подушек, яркая мозаика на стене, одежда валится из шкафа.
У Тодда, по сравнению с этим, оказалось по-спартански: кровать заправлена так, что в армии остались бы довольны, в раме таблица Менделеева, стилизованная под Уорхола, и огромная доска с корешками билетов в кино, образующих красивый цветок. Мэрибет подошла посмотреть поближе.
– Мы часто ходим в кино, – сказал Тодд. – И я подумал, что раз уж я на это трачу столько бабла, то пусть хоть память какая-то останется.
– А вы любите кино? – поинтересовалась Санита.
– Люблю, хотя хожу не часто. – Когда она устроилась в журнал, думала, что хотя бы иногда по пятницам будет посещать ранние сеансы. Но не посетила. Ни разу. Мэрибет смотрела на корешки, в основном это были свежие фильмы, она ни одного из них не видела: «Скайфолл», «Идеальный голос», «Афера по-американски», «Поймай толстуху, если сможешь», «Голодные игры», «Тед», «Гарольд и Мод».
– Гарольд и Мод? – удивилась она.
– Ага, – ответила Санита. – Он затащил меня на него в Роу-Хаус. Реально странный фильм. Вы видели?
Только в колледже. Только в первую ночь с Джейсоном.
Мэрибет приняла вызов Кортни написать статью о Джейсоне для газеты колледжа и пошла на радиостанцию, готовясь провести ровно час с уродливым снобом от музыки.
Но после беседы придумала повод продолжить интервью на следующий день. А потом он настоял, чтобы она поприсутствовала на одной из его программ, чтобы целиком окунуться в атмосферу, так сказать.
Мэрибет оказалась не права во всем, что о нем навыдумывала. Конечно же, когда она призналась, что ей не нравится «Нирвана», он над ней посмеялся: «Что у тебя за родители?», но добродушно. Она сразу поняла, что он не осуждал людей за их вкус – лишь бы вкус у них был. И сам всем своим существом любил музыку. И диджействовал не для того, чтобы произвести впечатление, а потому что это был его способ выразить эту любовь.
И он не был уродом. Абсолютно. В день первой встречи на радио он показался Мэрибет симпатичным: копна волос, карие глаза, сочные губы. Воодушевившись какой-нибудь песней, которую он ей ставил, – когда она не знала группу, о которой шла речь, Джинкс тащил ее в пустую студию и ставил ее, – он при этом закрывал глаза и закусывал губы, и Мэрибет облизывалась. На третий день интервью, когда она уже посмотрела, как он ведет шоу и ставит записи, он уже казался ей не просто симпатичным, а красивым, а от постоянного облизывания обветрились губы.
Писала Мэрибет обычно с трудом – поэтому она предпочитала редактуру, – но статью о Джейсоне сделала на одном дыхании и немедленно сдала. Увидев ее на следующий день отпечатанной, она поняла, что именно написала. Это был не очерк, а любовное послание тиражом 11 500 экземпляров.
– «Как правило, Джейсон Бринкли ходит по кампусу незамеченным, этакий Кларк Кент в джинсах и футболке. Но в своей кабинке, в данном случае речь идет о вещательной станции Кей-Эл-Икс-Ар, он превращается в Джинкса, музыкального Супермена», – зачитала она Кортни в их комнате. Потом она пропустила, поскольку духу не хватило. И перешла к самому главному: – «В эпоху прикладного цинизма, когда все строят из себя слишком крутых пофигистов, Бринкли – редкое исключение, искренне неравнодушный человек, которого это делает только круче». – Она отшвырнула газету. – Зачем ты меня на это толкнула? Ненавижу тебя. Нет, я ненавижу себя. – И схватилась руками за голову. – Убей меня немедленно. Умоляю.
– Вообще-то, это мило, – ответила Кортни. – Наша сентиментальная Мэрибет выложила свои чувства на обозрение широкой публики.
Мэрибет скомкала газету и швырнула в мусорку.
– Сегодня я никуда не пойду. Не хочу на него наткнуться.
Мэрибет пряталась в общаге до самого вечера, когда Кортни уломала ее пойти в кино.
– «Гарольд и Мод», ночной сеанс, там никого не будет.
Оказалось, что почти никого. За исключением одного-единственного Джейсона Бринкли с пакетом попкорна и пачкой жевательного мармелада. Это не было подстроено – Кортни Джейсона ни разу не видела, – но у Мэрибет возникло в животе странное чувство, подсказавшее, что это судьба, хотя язык у нее словно отсох, и весь фильм и всю дорогу до кампуса она молчала. Просто слушала, как они с Кортни рьяно обсуждают саундтрек.
Они задержались у ее комнаты. Посмотрев на них, Кортни пошла дальше.
– У меня к тебе вопрос на тему писательства, – сказал Джейсон Мэрибет.
– Давай, – осторожно ответила она.
– Я люблю давать заглавия своим сборникам. Это важная часть процесса. Тот, над которым я сейчас работаю, хотел назвать «Крутым пофигистом», но не понимаю, достаточно ли очевидно внутреннее противоречие или все же перебор. – Он хитро ухмыльнулся, и эта улыбка в последующие годы станет ей знакома лучше, чем собственная. Мэрибет сразу же поняла, для кого этот сборник, и если брызнувшая фонтаном статья была признанием в любви журналиста, то музыкальный сборник – это диджейский эквивалент.
– Это двусмысленно, в хорошем смысле, – ответила Мэрибет.
– Еще один вопрос, – продолжил он, все еще улыбаясь. – Если я Супермен, то ты Лоис Лейн?
Она зарделась от удовольствия. Редко твои фантазии воплощаются в реальность.
– Только если ты сейчас же замолчишь и поцелуешь меня, – ответила она.
– Видела, – ответила Мэрибет Саните и Тодду. – Тысячу лет назад.
Началась разминка. Санита вынесла поднос яиц с начинкой неаппетитного серого цвета.
– Это яйца «Стилерсов», – пояснила она. – Надо съесть как минимум два, не то наши проиграют.
Мэрибет, видимо, заметно испугалась – Тодд рассмеялся.
– Я думаю, это распространяется только на фанатов.
– Вы, значит, оба болеете?