Но через несколько недель пришел положительный тест. И даже тогда Мэрибет не верила, что все получится. Забеременеть ей удавалось и раньше, но до шестой недели всегда случался выкидыш. А когда УЗИ показало два бьющихся сердца – раньше они до сердец никогда не доходили, – Джейсон пошутил, что весь секрет оказался как раз в том, что она напилась.
– Может, с этого надо было и начинать, – со смехом согласилась Мэрибет. – Надираться и трахаться на заднем сиденье родительской тачки.
Сейчас, когда она стала рассказывать Дженис о ложных надеждах и выкидышах, в горле встал комок. Мэрибет постаралась его проглотить, запив уже едва теплым кофе.
– Суть в том, что, когда детишки родились и я их увидела, я подумала: «Да. Вот в чем причина». Казалось, что все остальные зиготы, не прижившиеся, были какими-то самозванцами. А вот эти – мои настоящие дети.
Мэрибет подняла взгляд и, к собственному удивлению, увидела, что в глазах у Дженис Пикеринг блестят слезы.
Какая же она фальшивая со своими историями о счастливом материнстве. Вы только посмотрите на нее. Силы уже вернулись. А она сама все еще тут.
– Я даже не знаю, правда ли все это, или я просто хотела в это верить, – призналась Мэрибет.
– А такая ли уж большая разница между этими вещами? – спросила Дженис.
31
Она попыталась. Написать письмо родной матери. Но казалось, будто она пишет Санта-Клаусу, хотя сама взрослая еврейка. О чем вообще говорить?
У Мэрибет не было идей. Так что она отложила то письмо и вместо него стала писать близнецам.
Дорогие Лив и Оскар,
тут уже все украсили ко Дню благодарения. Через дорогу сделали индейку из шариков – шарики не такие, как на параде Мейсис, а обычные. Помните, как в прошлом году ты, Оскар, спросил, почему на День благодарения не дарят подарки? Вроде бы папа ответил, что это остался единственный праздник, еще не поглощенный корпорациями, а я, кажется, сказала, что рядом Ханука и Рождество, поэтому на День благодарения можно обойтись без подарков.
Хотя на самом деле мы на Рождество получили вас. Вы тогда не родились, но были зачаты. (Когда-нибудь вы это поймете.) Какой подарок с этим сравнится?
Мэрибет отложила ручку. Потому что на самом деле хотелось попросить прощения. За то, что этот День благодарения она испортила. Как и все до этого.
Мэрибет не солгала близнецам. Она действительно считала, что они – лучший подарок на День благодарения, за который она очень сильно благодарна. И именно поэтому ее угнетало то, что каждый День благодарения после этого выходил таким ужасным. С каждым разом все хуже и хуже.
Первый раз после рождения близнецов они поехали к сестре Джейсона – сиротские ужины они прекратили даже без обсуждения. Дети Лорен хотели подержать близнецов, но Мэрибет отказалась вступить в ряды помешанных на антисептиках мамаш, и в итоге Оскар с Лив подхватили простудный вирус, и Мэрибет все праздничные дни укачивала, успокаивала, кормила и выгуливала капризничающих младенцев.
– Сейчас дни так долго тянутся, а потом не заметишь, как годы пролетели, – сказала одна из теток Джейсона. Мэрибет не могла в это поверить, тем более что одни эти выходные растянулись как будто бы на год.
На следующий День благодарения приехали ее родители, чтобы помочь готовить и ухаживать за детьми, непростая на тот момент задача, поскольку детям было по пятнадцать месяцев, а в этом возрасте они все равно что самонаводящиеся боеголовки. Мэрибет оставила их на двадцать минут с остальными родственниками, чтобы принять душ, а к тому моменту, как вышла, Оскар уже умудрился повалить остывающую индейку. Полчаса ушло на то, чтобы спасти птицу, час – на то, чтобы успокоить ребенка. И когда все по кругу выражали благодарность, Мэрибет сказала: «Я пропущу».
И потом пожалела об этом. Частично потому, что через год ее отца уже не стало. И из-за этого они все полетели к матери во Флориду. Когда они прибыли, та заявила, что умывает руки после пятидесяти лет готовки для других. И предложила Мэрибет заняться едой. Она же накануне до двух ночи доделывала статью, чтобы не пришлось работать в праздники, и отдала тысячу восемьсот за билеты, хотя и не могла себе этого особо позволить. Она понимала, что у матери траур, но все равно хотелось ее убить. В итоге у них вышел самый депрессивный ужин в жизни в практически пустом ресторанчике в центре Боки.
А в прошлом году они поехали на север, к отцу Джейсона, и получилось неплохо. Но Мэрибет пришлось взять с собой работу, Джейсон и Элиот играли с детьми, так что ей удалось сосредоточиться на редактуре и готовке. По пути домой она в машине пыталась закончить статью. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, она увидела Лив за раскраской и улыбнулась их взаимосвязи: мать и дочь, обе заняты делом.
– Тебе понравилось? – поинтересовалась Мэрибет.
– Нет. Ты же работала. Ты постоянно работаешь, – ответила Лив. Сказала она это мягко, но от этого обвинение прозвучало лишь больнее.
Мэрибет отложила статью до конца поездки, а ночью допоздна опять доделывала.
– Иди в кровать, – сказал Джейсон.
– Сейчас, минуточку, – ответила она, стуча ручкой по бумаге.
– Я думал, ты в машине все успела. – Мэрибет не ответила, и он спросил: – Из-за Лив?
Было что-то в его тоне. Он как бы одновременно ругал ее за то, что позволила трехлетке переиграть себя, и в то же время восхищался силой этой самой трехлетки. – Может она нас вокруг пальца обвести, а, – добавил он с улыбкой.
Такое часто говорили. В основном Мэрибет: «Умеет она тебя вокруг пальца обвести».
Как будто она сама не знала.
32
Утром в День благодарения Мэрибет решила в знак благодарности принять ванну. После операции прошло уже почти семь недель, а в брошюрах, которые ей вручил доктор Стерлинг, говорилась, что шестая неделя у сердечника – как двадцать первый день рождения, то есть после нее можно то, что раньше было нельзя, – секс, погружения в воду, физические нагрузки.
Пока наполнялась ванна, Мэрибет принялась рассматривать в зеркале свое голое тело. Хотя какая-то часть веса вернулась, она давно не была такой худой – между ногами появились просветы – но это не та худоба, какой завидуют. А если и та, все равно остались шрамы. Теперь их три: складка на ноге, агрессивная полоска на груди и бледная белая улыбка на животе – от кесарева.
«Шрамы – как татуировки, только с более интересной историей», – снова всплыли слова Джейсона, сказанные им, когда она впервые показала ему швы после рождения близнецов. Мэрибет боялась, что покажется ему безобразной (она сама так думала). А он сказал такие теплые слова.
Сейчас шрамы даже хуже. Или будут хуже. Они пока и на шрамы-то не похожи, просто раны. Если за ними и будет какая-то история, она еще не закончена.
Мэрибет плавно опустилась в ванну, захватив с собой пару журналов, которые накануне дал ей Тодд, когда она занесла ему список покупок для Дня благодарения. Она пообещала им помочь подготовить птицу к запеканию, а дальше пусть сами. Сама она в этом году решила пропустить этот праздник.
Когда Мэрибет пробегала глазами важный репортаж о модной эволюции Нори Кардашьян-Уэст, раздался стук в дверь.
– М.Б., вы тут? – Это оказался Тодд.
– Да, минутку. – Она встала, вытерлась и надела грязную одежду.
За дверью оказались и он, и Санита, они шатались от тяжести купленной индейки – такой громадной Мэрибет еще не видела. Как бритый пудель.
– Я думала, что вы в обед ставить хотели, – сказала она. – Хотя птица такая громадная, запекать, наверное, дольше придется.
– Куда дольше, – ответил Тодд.
– Она заморожена, – пояснила Санита.
– А охлажденные кончились?
– Она вчера вечером была охлажденная.
– А что случилось?
– В холодильник она не влезла, и Санни придумала оставить ее на подоконнике.
– Не пришлось бы брать такую огромную, если бы мы раньше поехали, когда выбор был получше, как советовала М.Б, – с не меньшим недовольством сказала Санита.
Накануне температура опустилась почти до минус тридцати. Мэрибет постучала по птице. Ага. Промерзла насквозь.
– Что делать? – спросила Санита.
– Надо как-то размораживать, – ответила Мэрибет.
– Она даже в раковину не вмещается, – продолжила Санита.
Мэрибет вспомнила про то, что принимала ванну.
– Может, в ванне?
– Мы об этом думали. Но у нас затычки нет.
– У меня есть. Заносите.
В ванне все еще стояла вода некрасивого вида, с серыми остатками сошедшей пены. Тодд поморщился.
– Не хочу капризничать, но мне кажется, что Фреда лучше искупать в свежей водичке.
– Фреда? – удивилась Мэрибет.
– Он дал индюку имя, – объяснила Санита.
Мэрибет слила воду, быстренько протерла ванну и набрала снова. Тодд аккуратно выложил туда птицу.
– Сейчас согреешься.
– Ты хоть понимаешь, что она мертвая? – спросила Санита.
Тодд накрыл руками крылышки птицы.
– Разумеется. Но он-то не знает, – издевательским шепотом ответил он.
Мэрибет пошла заварить себе кофе. Посмотрев на кухню с небольшой духовкой, как у Тодда с Санитой, она вернулась в ванную.
– Ребят, мне кажется, что Замороженный Фред – не самая большая проблема.
– А что? – спросили они.
– По-моему, он в духовку не влезет.
– Ой! Я об этом даже не подумала! – Санита бросилась наверх. Дверца их духовки со скрипом открылась, потом с грохотом закрылась, и Санита закричала: – Блин!
– Нет, – сказала она, вернувшись. – Даже если решетку вынуть. А мы человек пятнадцать пригласили.
– А новую купить не удастся? – спросила Мэрибет.
– Вряд ли они остались в магазине, – сказал Тодд. – Мы потому и взяли такую здоровую.
– А другой магазин, – посоветовала Мэрибет.
– Да мы на Фреда все деньги спустили. Баксов во сто обошелся.
– Я могу заплатить.
– Но вы даже не придете, – возразила Санита.