Артем улетел ближайшим рейсом.
Эти женщины – Вали, Анжелы, Светы – появлялись у отца регулярно. Артем перестал реагировать на звонки отца. Ничего не менялось – женщины были хорошими, деньги нужны срочно. Только цена возрастала – то тысяча долларов, то пять, то вот – миллион. Что он им рассказывал? Что у него богатый сын за границей? А они? Настолько были небрезгливы, что подстирывали, убирали, готовили, соотнося затраты с перспективой? Отец явно звонил Артему в их присутствии. У него точно кто-то стоял за спиной. Начитавшись новостей из России, Артем удивлялся, как отца еще никто не убил. Но когда бы сын ни приехал, отец всегда был один – никакой Вали, Анжелы, Светы Артем так ни разу и не увидел.
Они с отцом не были близки и, говоря честно, плохо знали друг друга. Так сложилась жизнь. И сейчас Артем видел перед собой пожилого, грязного мужчину с блестящими, безумными глазами, который хочет денег. Не для себя, а для очень хорошей женщины. И, как ребенок, обижается и отказывается понимать, почему сын не может исполнить его желание.
В один из приездов Артем уговорил отца пройти полное обследование. Вердикт врачей просто потряс. Артем волновался, что у отца сердце, давление, сосуды… А оказалось… Отец, которому в следующем году должно было исполниться восемьдесят пять, здоров как бык. С поправкой на возраст, конечно. Давление – хоть в космос запускай. Сердце – как у сорокалетнего. Только с головой плохо. Ведет себя не всегда адекватно – по помойкам лазает, женщин себе придумывает, деньги немыслимые требует.
– А что вы хотите? – разводили руками врачи. – Здоров. Возраст сказывается. Остается только терпеть.
– Я не могу. – Артем имел в виду и то, что должен улететь, и то, что не может терпеть. Должен – отец все-таки, а не может.
– Наймите помощницу, сиделку, если позволяют средства, – посоветовал врач.
Артем улетел, снабдив отца лекарствами, едой и деньгами. Целых полгода от него не было никаких известий. Отец не звонил и ничего не требовал. Когда звонил Артем, телефон не отвечал. Мучила ли Артема совесть? Мучила. Но он не находил в себе сил снова ехать к отцу. Звонок раздался, как всегда, среди ночи. Артем сначала испытал облегчение – значит, отец опять принялся за свое. Но в телефоне он услышал голос своего одноклассника Киры. Кира работал следователем в их районе.
– Слушай, я тут по вызову к тебе приехал. Соседи на шум жаловались. Две тетки в квартире драку устроили. У одной документы на квартиру, у другой – писулька, типа завещание. Отец умер. Прилетай.
Артем вылетел ближайшим рейсом. То, что происходило потом, казалось ему дурным сном. Они с Кирой отправились к этим женщинам и забрали документы на квартиру и бумагу, написанную неразборчивым почерком. Женщины скандалили, каждая утверждала, что она – законная наследница. Ведь и обстирывала, и готовила, и ходила как за малым ребенком. Артем пил таблетки от головной боли горстями, и даже водка, которую заботливо наливал ему Кира, не снимала утробную тошноту. Значит, у отца были женщины. Это не его фантазии. Значит, он им обещал квартиру. И ладно бы одна, но две женщины? И какие… Хабалистые, хамоватые.
Кира помог. На мужчину в форме эти бабищи – а по-другому Артем их и назвать не мог – реагировали с уважением и страхом. На Артема они же кидались чуть ли не с кулаками, обвиняя во всех грехах и в главном – отца бросил, сволочь, а как квартирка нарисовалась, так прискакал из своей заграницы. Артем даже отвечать не мог. Его мутило – то ли от водки, то ли от жизни. Кира умел с ними разговаривать – прикрикивал, угрожал, требовал, затыкал, материл.
Отца похоронили, квартиру отвоевали. Артем пил с Кирой водку. Завтра он собирался улетать.
– Спасибо, – сказал Артем.
– Да ладно. У меня мать лежачая. Уже два года. Врачи говорили, что максимум год протянет. Скорей бы уже все закончилось. – Кира хлопнул очередную стопку. – Жена все ждет, ремонт хочет сделать…
Отпуск за свой счет. Как отдохнуть с детьми и не сойти с ума?
– А мы назад бизнес-классом полетим? – без особого интереса спрашивает на пляже мальчик лет двенадцати у бабушки.
– Конечно, – отвечает бабушка.
Судя по разговору, вчера они ходили в ресторан, который входит в число лучших в Европе, и мальчику не очень понравился краб. А сегодня бабуля повезет внука на экскурсию. На вип-автобусе.
На лице мальчика застыло недовольное выражение. Он ничего не хочет. Ему все надоело. Оживляется он только тогда, когда в бассейне начинается игра в водное поло. Приз – стакан сока. Мальчик очень хочет выиграть приз. Бабушка предлагает ему купить сок, хоть пять стаканов, и он смотрит на нее почти с ненавистью. Она его не понимает.
– Почему меня никто не понимает? – почти кричит внук, оставляя бабушку в недоумении.
Наших детей действительно уже нечем удивить. Мой собственный сын, которого я потащила на Олимп, сказал, что это «гора как гора». Он не поверил, что там жили Боги. А я в его возрасте верила и в Аполлона, и в Артемиду.
Я впервые оказалась в таком месте – комплексе, куда едут только с детьми. Бабушки, мамы, папы, няни, тети, дедушки. Весь городочек живет по детскому режиму и детскими заботами.
– Ой, – закричала я, получив мячом в голову. Рядом стоял мальчик и смотрел на меня очень внимательно.
– Быстро извинись перед тетей!
– Ай, – опять закричала я, получив разряд из водного пистолета в спину.
– Сколько раз тебе повторять – не стреляй в людей! – выговаривала другому мальчику мама.
Войти в море сложно – нельзя наступить на чей-нибудь куличик из песка. Надо умудриться не подвернуть ногу на брошенной лопатке или ведре и увернуться от летящего на тебя ребенка, за которым гонится бабушка с панамкой.
– Мама, я какать хочу! – кричит девочка на надувном матрасе, загребая в сторону берега.
– Женщина! Помогите ей! – кричит мне ее мама, поскольку я рядом, в воде.
Толкаю матрас с какающей девочкой.
– А-а-а-а! – орет очередной ребенок. – Меня медуза укусила!
Оказывается, это мой ребенок. Поскольку кричат они все одинаково, я даже не сразу его узнала.
Как он умудрился запихнуть себе медузу в плавательные шорты – не знаю. Теперь скачет на одной ноге, трет попу и орет на весь пляж.
Другим детям тоже понравилась такая идея, и через пять минут несколько мальчишек уже гоняются друг за другом с ведрами, норовя засунуть медузу в трусы «противника». Поскольку они носятся кругами, поднимая ногами песок, взрослым остается только отплевываться.
Родители дружно усаживают детей читать книжки. Дети уже забыли, как выглядят буквы, поэтому родители читают сами.
– Что такое хандра? – спрашивает девочка, которой мама читает «Евгения Онегина».
– Это когда плохо, тоскливо, ничего не хочется.
– А наследство он получил? – уточняет девочка.
– Да.
– Странная книга. А ты говорила, что про любовь.
Вдруг дети срываются с места и бегут на импровизированную сцену – начинаются игры.
Родители закрывают книги и закатывают глаза. Дети вопят от восторга. Игры такие – нужно ударить пинг-понговый шарик об пол и поймать его чашкой. Или поймать футбольный мяч ведром.
– А нельзя организовать детям что-нибудь интеллектуальное? – просит одна строгая бабушка. Дети смотрят на нее почти с ненавистью.
Обед – тренировка нервной системы. Сколько времени может выдержать взрослый, когда рядом сидит ребенок и стучит двумя ложками, а другой изображает сражение на ноже и вилке? Надо признать, что к этим звуками быстро привыкаешь.
Когда становится темно и угомонившиеся дети засыпают, включается местная сова. Она ухает всю ночь, до рассвета. Громко и с одинаковыми промежутками времени. Я слышала, как одна мама всерьез собиралась взять рогатку сына и пойти охотиться на птицу. Где-то рядом заплакал во сне ребенок – в соседних домиках на подушках вздрогнули мамы. «Мой? Нет, не мой».
Уснули, поели, поплавали, поели, упали с лестницы, разбили губу, потемпературили, объелись мороженым, покрылись сыпью, устроили скандал по поводу неработающего кондиционера, устроили скандал, чтобы уборщица приходила убирать утром, а не после обеда, устроили скандал из-за слишком шумных соседей, съездили на очередную экскурсию, поставили галочку, что там были… Вот и весь долгожданный отпуск прошел. Измученные мамы возвращаются домой и с ужасом слушают рассказы соседок о привезенных с курортов вирусах. Слава богу, что у нас ничего такого не было. Значит, хорошо отдохнули. И мы, мамы, в этот момент не помним, что наш детский отдых был не таким, какой мы устраиваем нашим детям. И наши мамы не возвращались после отпуска осоловевшими, как после трудовой вахты, несмотря на все удобства, о которых они не смели даже мечтать, несмотря на рестораны, экскурсии, пляжные полотенца, аниматоров и прочее, прочее.
Меня мама часто возила в Гагры. Там жила ее давняя знакомая Светлана, которая сдавала нам комнатушку, где стояли две кровати, одна тумбочка и узкий шкаф. На стене висела репродукция картины «Аленушка» (это где она над омутом).
Воду давали два раза в день – утром и вечером. На час. Утром нужно было набрать полную ванну, чтобы хватило помыться и постираться.
По вечерам иногда выключали свет, и хозяйка зажигала свечи в красных подсвечниках. Она рассказывала разные истории – о себе, своей семье, дальних родственниках. Они всегда одинаково начинались и одинаково заканчивались. Как сказки или как мифы. Менялись только детали. «В тот год я вышла замуж за Эдика». «Так мы и остались вдвоем с Нариночкой».
Нариночке, единственной дочке Светланы, было шестнадцать, и на лестнице она красила блеском губы, а перед дверью стирала его, чтобы не заметила мама. А еще она тайком бегала на дискотеку, где встречалась взглядами с Маратом. Они даже ни разу не танцевали и не разговаривали, но Нариночка говорила, что у них «большая любовь на всю жизнь». Я совершенно открыто бегала с ней на дискотеку и красила губы блеском – мама мне разрешала все. Но это не было так волнительно, как Наринкины влюбленные полувзгляды и чувство абсолютного счастья от того, что губы сверкают перламутром.