– Эй, чокнутая! – раздался веселый крик с набережной. – Неси его сюда, мы заждались!
Я повернула голову – и увидела среди зевак, собравшихся у перил, два знакомых лица: та самая парочка, которой я отдала артефакт во дворе-колодце, один – разговорчивый, второй – здоровяк. Добрались все-таки… Ну, артефактов они от меня не дождутся, теперь мне они самой нужны. И все равно от их присутствия было неприятно. Моя шея не забыла прошлую встречу.
Еще шаг по льду, и еще один, а дверь словно не приближается. Интересно, если представить, что я невесомое облачко, это поможет? Не помогло: лед оглушительно хрустнул под ногой, и я присела, упираясь в него руками. Мне срочно нужен был план. Лед казался таким… тонким. Я будто слышала, как течет под ним вода.
Кто постоянно ходит по льду и не проваливается? Пингвины! Я медленно выпрямилась, представляя, что я не облачко, нет, я пингвин, гордый король Антарктики. И двинулась к двери, пытаясь ставить ноги плоско и скорее скользить, чем идти, а руки вытянула назад, как пингвиньи крылышки.
Похоже, картина была довольно забавная – парни из Клана засвистели. Я едва сдержала желание вытянуть в их сторону пингвинье крылышко и показать средний палец.
Прямо под дверью лед был покрыт трещинами, туда не пошел бы даже пингвин. Я глянула на Антона – вдруг он подает какие-то полезные сигналы? – но он молча наблюдал, вцепившись в ограду набережной. До меня некстати дошло, что я впервые вижу Антона без пуховика. Под ним оказался черный свитер, а на шее – надо же – толстая цепочка.
Грохот я ощутила всем телом – но, прежде чем я успела поседеть, оказалось, что лед раскололся не подо мной, а под артефактом. Я думала, он сейчас бултыхнется с края льдины в реку, и на этом все закончится, но голубая звездочка мирно лежала в сантиметре от широкого разлома.
Надо срочно заканчивать, пока артефакт не уплыл от меня на своей льдине, как мамонтенок. Сжав зубы, я преодолела последние шаги до двери – и моя нога провалилась сквозь тонкую ледяную корку. Я упала, не успев затормозить. Основной мой вес лед как-то выдержал, но нога ушла под воду до бедра и мгновенно онемела от холода. Зрители на набережной охнули. И только сейчас, лежа животом на льду, я поняла, что есть еще одна проблема – помимо ужасного мокрого холода. Павел Сергеевич запретил говорить о моей сенсационной способности, – и показывать ее, видимо, тоже нельзя. Народу тут полно. Как мне незаметно закрыть дверь у них на глазах?
Особенно не хотелось привлекать внимание ребят из Клана. Поэтому, цепляясь ногтями за лед и пытаясь вытянуть из воды свою несчастную ногу, я сделала все, чтобы соблюсти уговор.
– Что там такое? – отчаянно закричала я, показав вправо.
Классика не стареет! Все повернули головы туда, всего на секунду, но этого хватило. Я перенесла вес на ту ногу, которая еще не ушла под лед, и рванулась вверх. Схватилась за ручку двери, пробормотала: «Исчезни нафиг!» – и захлопнула ее.
Дверь предсказуемо испарилась, но порадоваться я не успела. Лед подо мной был тонкий, как бумага, к тому же размокшая, и от моего резкого движения ему пришел конец. Через секунду я целиком барахталась в воде. Холодной, темной и, вероятно, грязной.
Главное – делать и не думать. От артефакта меня отделяла полоса воды, и я изо всех сил поплыла к нему, пробивая путь среди осколков льда. Я плохо училась в школе, потому что не было мотивации, но если мне что-то надо, я не остановлюсь. Как в тот раз, когда я накопила себе на телефон, раздавая рекламные листовки ветеринарной лечебницы в костюме собаки.
– А ну, иди сюда, – яростно шептала я артефакту, который мирно сиял искристо-синим. – Я тебя достану, ясно?
Едва шевеля онемевшими ногами в воде, я дотянулась до звездочки, торжествующе подняла ее и…
И она вдруг рассыпалась, припорошив мне пальцы сияющей пыльцой. Я с бессильным воплем уставилась на свою руку. Не может быть… Я слишком крепко сжала артефакт и он сломался? Они настолько хрупкие? История о том, как Антон доставал артефакты из-под грузовика и со дна речного, наверняка была брехней.
Все оказалось зря! Здесь, подальше от полыньи, оставленной дверью, лед был крепче, и я смогла на него выползти. Ноги замерзли так, что встать на них не вышло, и я поползла к берегу: подбитый грустный пингвин возвращается с неудачной охоты. Там, где моя правая рука касалась льда, на нем оставались и сразу таяли голубые блестки.
Увидев веревку, я схватилась за нее, но подтянуться не вышло, и я повисла, обхватив ее руками. Как ни странно, веревка сама начала рывками двигаться вверх, и Антон вместе с какими-то людьми вытащили меня на набережную. В другой день было бы приятно, что за меня болеют прохожие, но сейчас…
– Шалун, – ошарашенно пробормотал Антон. – Как ты ухитрилась? Что ты вообще такое?
От холода у него сильно покраснели щеки и уши. Я хотела отдать ему пуховик, но поняла, что вряд ли ему станет теплее от насквозь мокрой тряпки.
– Артефакт раз… разбился. – Я виновато показала ему руку, на которой таяли последние искорки. Пластырь, так заботливо наклеенный Беллой, давно отвалился. – Я сильно схва… схватила, но… Я не нарочно.
У меня дрожали ноги, и хотелось сесть на тротуар, люди вокруг сочувственно гудели. Антон впихнул меня на переднее сиденье машины с таким лицом, будто я его кровный враг.
– Привет, зайка. – Разговорчивый парень из Клана просочился ко мне через толпу и удержал дверцу, не давая Антону ее закрыть. – Значит, ты все-таки из Стражи… Новая трюкачка, где ж тебя нашли-то! Жаль, что поймала шалуна. Ты так любезно подогнала нам тот артефакт, а мы друзей не забываем.
– Рада слышать, – выдавила я севшим голосом.
Мне нужно еще два артефакта, а значит, мы еще можем столкнуться. Пусть не думают, что я их соперник, так будет проще им быть. Парень собирался что-то сказать Антону, но тот злобно пихнул его ладонью в грудь.
– Отвянь. Давно не получал?
– В следующий раз получишь ты, – сахарным тоном ответил весельчак. – Жду не дождусь.
Нашли время! К счастью, Антон решил не продолжать эту бессмысленную беседу и сел за руль. Через окна я видела, как на нас смотрят собравшиеся зеваки, и внезапно поняла две вещи. Первое: Стражу в городе любят, а Клан – нет. Антона проводили теплыми взглядами, а парней от нашей машины оттеснили, хоть и произошло это как-то незаметно. Второе: отсвет славы Антона упал и на меня. Мужчины, женщины и даже парочка детей смотрели с почтением и сочувствием – как будто я и правда спасла их набережную и полоску голых деревьев, которую они называли Летним садом. Мне стало неловко: они ведь не знали, что сделала я это ради себя.
Какая-то бабушка коснулась окна машины рядом со мной и улыбнулась, что-то бормоча. Суть я уловила, даже не расслышав слов, – и это был первый раз жизни, когда меня искренне благодарили незнакомцы. Я уставилась на свои ярко-красные руки, не понимая, почему мне стало так грустно. Наверное, в глубине души мне хотелось жить так, как Антон, – мотаться целыми днями по городу, совершая бескорыстные подвиги за крохотную зарплату, и чтобы на меня вот так смотрели прохожие. Я была бы свободна, как птица. Например, как пингвин.
– Пуховик сними, – сказал Антон, когда мы отъехали подальше.
В машине было жарко – видимо, он включил печку. Мы оба продрогли до костей, и я сочла замечание о пуховике справедливым, хоть и грубоватым: видимо, Антон и сам хотел погреться. Снимать не хотелось, но я, подрагивая, все же стащила его с себя. Обидно, что промокла одежда, которую дала мне Белла: такая славная была блузка! Но надевать пуховик Антон не стал – взял его и забросил на заднее сиденье.
– В мокром еще холоднее. Ладно, о главном: что чувствуешь? – спросил он, не отводя взгляда от дороги.
С чего бы начать! Я промолчала, и Антон нетерпеливо прибавил:
– Ну, говори!
И я, вопреки своему желанию промолчать, заговорила:
– Что же я могу чувствовать! – У меня зуб на зуб не попадал, и слова получалось произносить только по слогам. – Холодно, мокро, злюсь.
– Я не о том! Эффект от шалуна есть? Они все разные, никогда не знаешь, на какой нарвешься. – В ответ на мой непонимающий взгляд он затормозил на светофоре так резко, что нас обоих швырнуло вперед. – Почему рядом с тобой даже артефакты глупеют? Сначала дурацкие очки, теперь это!
– Говори по-русски. Я ни слова не понимаю.
Зажегся зеленый, Антон рванул с места, и нас вжало обратно в кресла.
– Очень редко среди артефактов попадаются те, свойства которых проявляются на том, кто их подобрал. Транспортировать их невозможно, они полностью тратятся при первом же прикосновении первого же человека. Бесполезная, зловредная фигня.
– Я думала, что испортила артефакт, – пролепетала я.
– Уж лучше бы испортила! Сказал же: испортить их невозможно, они крепкие, заразы! Чтобы их разбить, надо сосредоточиться и приложить силу. Но шалун – это статистически почти невероятно, они попадаются раз на… – Он стукнул обеими руками по рулю. – Не знаю, тысячу артефактов!
– И что со мной теперь будет? Я умру?!
– Чем ты слушала! Я не знаю, что с тобой будет, это ты мне скажешь, когда оно начнется!
Вообще-то Антон злился почти все время, что я его знаю, но сейчас он был особенно разъярен. Похоже, отчаянно ждал, что я соберу три артефакта и исчезну из его поля зрения навсегда.
За что мне все это! Во рту пересохло, руки дрожали: это просто волнение или проявляется эффект от шаловливого артефакта? Антон покосился на меня и прибавил скорости. Мы летели, подпрыгивая на неровном асфальте, и я подумала: от машины сейчас что-нибудь отвалится. За рулем Антон, даже со злобной физиономией, смотрелся так забавно, что это немного меня отвлекло. Колени у него торчали, как у огромного кузнечика, которому авто досталось от более компактной букашки.
– Вылезай, – буркнул Антон, когда мы затормозили около Стражи.
Под ледяным ветром я тут же промерзла до костей, но, увидев этот архитектурный шедевр, невольно улыбнулась. Ну что за красота! Хотелось показать ему сердечко, чмокнуть в каменную кладку, сфоткаться на память. Жаль, что нельзя встречаться со зданием. Оно бы меня вдохновляло, не осуждало, мы были бы счастливы вместе!