Стараясь не обращать внимания на противно хлюпающую в ботинках воду, я вбежала внутрь и, оставляя мокрые следы на плитке, отправилась в общий зал. Увы, доброй Беллы там не было. Видимо, они с тем парнем еще не вернулись с вызова. Я понуро опустилась на стул, и Антон навис надо мной, как колонна.
– Иди уже в душ. С воспалением легких ты мне будешь как камень на шее.
Я встала и пошла, но по пути кое-что вспомнила.
– У меня одежды сухой нет, моя в стирке.
– Да чтоб тебя. Погоди.
Антон хмуро подошел к шкафу из полированного дерева. Я думала, внутри хранятся какие-нибудь папки, но он вытащил футболку, полотенце, спортивные штаны и пушистые домашние тапочки. Все было такого необъятного размера, что не оставалось сомнений, чьи это вещи.
– Держу на случай, если на вызове попаду в какое-нибудь говнище. – Увидев отвращение на моем лице, он прибавил: – Да чистые они, бери!
Я схватила вещи и поспешила в душ по лестнице, которую мне показывала Белла. И очень удивилась, обнаружив, что Антон идет за мной. Цепь у него на шее зловеще поблескивала.
– Ты под шалуном, – агрессивно пояснил он в ответ на мой взгляд. – Пока неясно, что он делает, но от этого не легче. Может, ты от контакта с водой превратишься в рыбу. Или посинеешь, если окажешься выше второго этажа.
– Вот такие у вас шалуны?!
– Любые.
– А с тобой такое было?
– Я два раза ловил шалуна. Два за всю жизнь! А ты… Ой, ладно, все, шагай. Напарник обязан находиться рядом все время действия шалуна, – пробормотал Антон, перешагивая сразу по несколько ступенек. – Это устав Стражи. У меня вообще напарников нет, и не планировал заводить, но сегодня явно не мой день.
Так вот почему он зол: ему теперь нельзя от меня отходить.
– И надолго это?
– Примерно на сутки, потом действие выветривается.
Я дошла до душевой и глянула на Антона:
– Ну уж заходить за мной не будешь?
– Ни за что! Тут посижу. – Он брякнулся на диванчик. – Если превратишься в рыбу – зови.
Ха-ха, как смешно. Я закрыла дверь, стащила налипшую одежду и с опаской оглядела себя. Посинела от холода – да, но когтей, перьев и лишних частей тела вроде нет. Я включила воду в душе и, зажмурившись, для начала сунула под нее один палец. Никаких странностей.
Тогда я с облегчением залезла под воду вся и, ни во что не превратившись, наслаждалась теплом, пока витражные стекла не запотели. Потом натянула гигантскую одежду Антона – штаны пришлось подвернуть на треть – и вышла, шаркая тапочками.
– Я не рыба? – уточнила я на всякий случай.
– К сожалению, нет. – Антон уныло приподнял голову со спинки дивана. – Рыба молчала бы.
– И закрывала бы двери ударом хвоста.
Он даже усмехнулся – такую картину я увидела впервые. Мы спустились обратно, Антон достал аптечку и снова обработал мою царапину на руке, которая от всех злоключений воспалилась только сильнее. Я сидела, разглядывая его волосы. У Антона были забавные кудри – где-то лежали завитками, а где-то торчали, как у Петрушки на картинках. Чтобы не сболтнуть какую-нибудь глупость, я решила: лучше уж буду разглядывать остальных в зале.
Я насчитала тут пять человек и не нашла между ними ничего общего: был тут и мрачный мужчина в огромных наушниках, и худенькая пожилая женщина с очень прямой спиной – из тех бабушек, которые каждое утро делают йогу и выкладывают об этом видео в интернете. Глядя на них, было ясно, что сияние дверей все-таки не радиоактивное – вид у всех был вполне цветущий. И все маялись от скуки – видимо, ожидание открытия двери было частью работы. Как на киносъемках, где большую часть времени актеры сидят и ждут нового дубля.
Меня теперь старательно не замечали, будто я превратилась в фикус. Похоже, за время нашего отсутствия Павел Сергеевич провел с подчиненными воспитательную работу.
– Не вертись, – проворчал Антон, неуклюже пытаясь налепить мне на руку пластырь.
И вот тут я заметила кое-что странное. После его слов я замерла и не могла пошевелиться. О нет. Действие шалуна ведь не может быть в том, что я теперь слушаюсь приказов Антона Александровича Цветкова? Или всех вокруг? Нет-нет, лучше рыбий хвост. Как проверить свою ужасную догадку, я не придумала и просто сидела как статуя, пока Антон не закончил. Он отошел унести аптечку, и онемение у меня в мышцах сразу начало слабеть. Я встала и торопливо пошла прочь.
– Куда? Стой!
Но я продолжала удаляться от него куда глаза глядят. Правда, с учетом длины его ног, задача была обречена на провал.
– В туалет! – слишком громко сказала я, когда Антон перегородил мне путь, и пулей покинула зал.
Я оказалась на той же лестнице, по которой ходила в душ, но в этот раз помчалась по ней вниз, чтобы Антон не смог меня найти. Проверять, действительно ли потусторонний артефакт приговорил меня исполнять его приказы, не хотелось, лучше просто держаться подальше.
В этом зале я еще не бывала, но сразу поняла: во времена вокзала тут располагались кассы. Одна стена полностью состояла из окошек, за которыми теперь разместили тесные и, похоже, не особо престижные кабинеты. В каждом помещался только стол, чем-то заваленный, и человек, который за ним работал. Стражники, которые сидели с Антоном в просторном помещении наверху, выглядели скучающими, а эти ребята, похоже, трудились в поте лица, хотя рабочее место им выделили совсем не такое эффектное.
А потом мне встретилась загадка еще интереснее. По всему залу тянулись помпезные скамьи темного дерева – видимо, они остались с тех времен, когда пассажиры ждали тут поезда. Сейчас они были пусты, и только на одной сидело необычное семейство.
Еще вчера – а как будто сто лет назад – я продавала по телефону зубную щетку, настаивая, что «каждая девочка – принцесса, достойная самого лучшего». И сейчас эта мысль нашла внезапное подтверждение. На скамейке сидела девчонка лет тринадцати, одетая в пышное, как для выпускного бала, платье. У нее были идеально белые туфли – вряд ли она шла в них по грязному снегу, – а в ушах сережки с огромными камнями. Девочка сидела с возвышенно-торжественным видом, как княжна в ожидании первого бала. Может, она не в курсе, что здесь уже не вокзал, и ждет поезд в волшебную страну?
Переждав приступ зависти, который всегда настигал меня при виде девочек, окруженных заботой и красивыми вещами, я решила разглядеть ее родителей, но они не впечатляли. Суровая пара явно принарядилась, но на уровне «чистые брюки и не самая ужасная кофта». С неземным нарядом их дочери все это не сочеталось. Ладно, мало ли на свете странных людей!
Здесь было холодно, зал, похоже, не отапливался. Я уже собиралась идти куда-нибудь, где потеплее, но тут в стене с окошками открылась дверь, и выглянул аккуратно одетый мужчина.
– Лидия Петрова и ее семья? Пройдемте.
Девочка вскочила, не дожидаясь родителей. Когда все трое зашли, мужчина оставил дверь открытой, и я, не выдержав любопытства, решила глянуть, что там.
Это была комната таинственного вида и непонятного назначения. Никаких окон, стены обиты деревянными панелями, у самой дальней – камин, уставленный грамотами в рамочках. Остальное пространство комнатки занимали четыре ряда скамеек, словно к камину сейчас кто-то выйдет петь, а в рядах рассядутся зрители. Казенно-помпезная обстановка напоминала дворец бракосочетаний или еще какое-нибудь место для официальной радости.
Девчонка и ее родители устроились в первом ряду, а я тихонько села в заднем – вдруг тут правда концерт? Если выгонят, то и ладно, зато Антон меня здесь точно искать не будет. Я только сейчас поняла, что за это время он может уехать на вызов один, но мне нужна была хоть маленькая передышка. В углу у камина открылась небольшая дверь, и зашел все тот же аккуратный мужчина в деловом костюме, только на этот раз в руках у него была синяя коробочка, как для украшений, а под мышкой – лист бумаги с печатями и подписями. Он остановился у камина и, не обращая на меня внимания, занудно прочел:
– Уважаемая Лидия, Стража города Санкт-Петербурга поздравляет вас с вручением артефакта. Пусть он принесет вам радость и здоровье. Прошу сюда.
Девочка торжественно подошла к камину. Отец снимал ее на старую видеокамеру – сто лет таких не видела. Ей вручили коробку, и девочка с волнением ее открыла. Я затаила дыхание вместе с ней. Из коробочки исходило голубое сияние. Девочка вытащила очень яркую, искристо-синюю ложечку, глядя на нее так, будто это кольцо с бриллиантами.
– Сожмите артефакт изо всех сил, думая о том, какое действие он должен оказать, – заученно продолжил мужчина. – Представляйте это как можно более живо, когда будете ломать его.
Ого, да у них тут целая церемония! Я сползла ниже по скамейке, чтобы наблюдать незаметно. От холода руки покрылись гусиной кожей, и я обняла себя за локти.
Антон все же не врал, сказав, что артефакты довольно крепкие. Девочка закрыла глаза и сосредоточенно сжала ложку обеими руками, но разломить ее было, видимо, не легче, чем скорлупу ореха. И вдруг – тихий звяк, будто разбилось что-то стеклянное. Девочка вздохнула и разжала руки. Артефакта больше не было, только на ее пальцах остались голубые искры. Она постояла, глядя прямо перед собой.
– Работает, – прошептала она с недоверчивой улыбкой. – Я… Ох. Да, кажется, он работает.
Я надеялась, что сейчас произойдет что-нибудь эдакое, – может, у нее вырастут крылья или еще одна нога, – но увы. Девочка пошла к счастливым родителям, продолжая задумчиво прислушиваться к своим ощущениям. Пустую коробочку мужчина в костюме у нее забрал, как будто она у них одна на всю Стражу и еще пригодится. Бумагу он вручил матери, попрощался и скрылся через ту же небольшую дверцу.
Все это время на меня никто не обращал внимания – если такое мероприятие у них не впервые, видимо, на них бывают зрители. Поэтому я вздрогнула всем телом, когда за спиной раздался знакомый голос:
– А тот, что ты Клану вчера отдала, теперь никому не достанется. Точнее, достанется, но дорого и нелегально.