Похоже, злилась я очень натурально: весельчак нахмурился, как будто пытался вспомнить, не пропустил ли эту сплетню в корпоративном чате.
– Я же вас сейчас спасала, а не его, алло! – продолжала я. Разговорами можно добиться не меньшего, чем кулаками. – Нарушать перемирие сейчас не лучший момент, уж поверьте. А теперь вы должны отдать мне артефакт.
Глаза у меня, кажется, полыхали от вдохновения, и желание вернуться в машину его очень подстегивало. Весельчак сгреб меня за воротник куртки, но я и ухом не повела. Угрозы пугают куда меньше, когда твой главный враг – мороз, от которого сейчас отвалятся ноги. К тому же вблизи весельчак не казался особенно злым. Модная шапочка, сережка в ухе. Такие водят подруг в мини-юбках по ресторанам и покупают кроссовки из лимитированных коллекций. Даже синяк у него на скуле – привет от Антона – смотрелся как-то неуместно.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Дровосек.
Какая прелесть.
– Так вот, Дровосек, – прошептала я, приблизив губы к его уху, чтобы наши секреты остались между нами. – Помоги мне, и артефакты скоро к вам рекой потекут.
Тут как с продажами по телефону: чтобы тебе заплатили, представь дело так, что для клиента это куда выгоднее, чем для тебя.
– Сделай вид, что этот козел из Стражи выиграл в драке, отдай ему артефакт. Он меня уже подозревает, но успех усыпит его бдительность.
Злость на Антона даже изображать не пришлось – получилось очень натурально. Хоть бы Дровосек не вздумал сказать что-нибудь в повелительном наклонении!
– Отпусти нас, не накаляй обстановку, и в следующий раз я найду способ его отвлечь, чтобы вы забрали артефакт. Но умоляю, сейчас не загубите мне игру. – Я показала на свои лиловые от холода босые ноги. – Ну ты посмотри, как Стража относится к сотрудникам. Стала бы я работать на таких людей?
Может, мы с ними больше и не пересечемся, но если вдруг да… Все проблемы от этого разговора я делегировала будущей версии себя, как делала всю школу и колледж: настанут экзамены – тогда и буду разбираться.
Дровосек прищурился, явно не зная, верить или нет. Наши лица были очень близко.
– Страшила, отдай козлу артефакт, – наконец сказал он.
Здоровяк оскорбленно глянул на коллегу с земли, будто говоря, что все это время он отражал атаки озверевшего Антона не для того, чтобы все так бесславно закончилось. Но, похоже, Дровосек считался у них главным. Здоровяк, которого назвали Страшилой, демонстративно перестал защищать от Антона нагрудный карман, и Антон вытащил оттуда яркий артефакт в виде птички. Дровосек мне подмигнул.
– За тобой должок, зайка, – еле слышно сказал он. – А пока что забирай козла и валите. Буду ждать встречи.
А вот и повелительное наклонение. На словах «забирай дружка» я почувствовала непреодолимое желание схватить Антона и тащить за собой, но он уже поднялся сам.
Антон обвел нас всех мрачным взглядом и, подволакивая отмороженную за дверью ногу, двинулся к выходу из двора. Я пошла следом за ним к заветной галерее, в конце которой сиял полукруг света: там ждали людный проспект и теплая машина. А вдруг парни передумают и бросятся за нами? Оглянуться было слишком страшно, и я расправила плечи, чтобы казаться увереннее. Из ближайшего к арке подъезда вышла девушка с собакой, и собака залаяла на нас, словно мы были в этом дворе самой большой проблемой.
– Это ты что-то намутила, – сказал Антон, кое-как втащив одеревеневшую ногу в машину. – Они бы в жизни его не отдали.
– Ну так не тупи, спроси меня. – Я отчаянно терла голые ступни. – Знаешь же, что я не могу соврать.
– Ты на их стороне?
– Конечно нет!
– И что, ты их обдурила? – медленно произнес Антон. Вид у него был тот еще – кровь на виске, кровь под носом, лицо и шея в земле. – Они просто так отдали тебе артефакт?
Я кивнула, и он недоверчиво хохотнул:
– С ума сойти! Сделала вид, что ты за них, и они поверили? Тупицы! – Он был в восторге, что его врагов так неожиданно повергли. – Как в том стихотворении: «Глупец считает всех друзьями и мнит: “Меня ли не любить?”»
Только стихов мне сейчас не хватало. От тепла ноги почему-то заболели гораздо сильнее, чем во дворе, – их прошило такой острой болью, что я сильнее подобрала под себя ступни и обхватила их, зажмурившись. Вид у них был просто ужасный – грязные, лилово-красные.
– Я бы и сам справился, – сказал Антон.
– С тем, чтобы сдохнуть, – конечно, – огрызнулась я сквозь сжатые зубы. – Ехать-то собираешься?
Он как будто только осознал, что машина по-прежнему стоит на тротуаре, а прохожие ее обходят. Мы вырулили на проспект и влились в поток машин. На ближайшем светофоре Антон вытащил с заднего сиденья грязноватое полотенце и бросил мне.
– Дай угадаю, – сказала я, растирая полотенцем ноги. На нем были пятна краски и чего-то настолько же несимпатичного. – Держишь тут на случай, если на вызове «попадешь в какое-нибудь говнище»?
– Ага. – Он помолчал, глядя на дорогу. – Я думал, отбить артефакт будет легче. Но они реально готовы были угробить перемирие.
– Это ты его чуть не угробил! Нечего было на них так бросаться.
– Я… Я не люблю тот двор, – выдавил он словно бы через силу. – Не сдержался. Зря, наверное.
– Ой, нашел причину! – поморщилась я. – Двор он не любит!
Какое-то время мы молчали. Я даже на красоту за окнами не смотрела – меня слишком занимали мысли о том, не ампутируют ли мне ноги.
– Не думал, что ты мне поможешь, – наконец сказал Антон.
– Думать – не твоя сильная сторона.
Он блекло усмехнулся.
– Ты нас прямо со дна вытащила. Ради себя, конечно, но все равно, ну… типа спасибо.
Мне даже обидно стало.
– Ради себя я бы оттуда скрылась. Знаешь, теперь ясно, почему ты работаешь один! Кому нужен такой напарник? Я тебя героически спасла, но так и быть, не благодари.
Антон посмотрел на меня. Взгляд был настороженный – как будто у него в голове не укладывалось, что я за него вступилась.
– Если вас при каждой встрече с Кланом так отделывают, как вы еще живы? – простонала я, чтобы отвлечься от боли в ногах.
– Не при каждой. – Антон, кажется, тоже рад был сменить тему. – В целом есть негласное правило: кто первый приехал, тот забирает артефакт. У нас есть преимущество – почталлионы, а Клан действует как стервятники: взять и скрыться, если мы вдруг не доехали вовремя. Пару раз перемирие уже чуть не нарушали, но наши стараются Клан особо не бесить. Павел Сергеевич и правда такой рохля! Сидит там в своей башне из черного дерева и…
– Почему из дерева?
– Это метафора. «Башня из черного дерева» – это книга Джона Фаулза, там старый художник удалился от проблем реального мира. Сидит себе, рисует, лишь бы его никто не трогал.
Я-то думала, Антон неотесанный любитель драк, а он, оказывается, действительно читает книжки. С другой стороны, он обо мне тоже предвзятого мнения. Я прислонилась головой к стеклу, разминая ноги, а Антон продолжал. Когда речь заходила о любимой работе, его было не остановить.
– Мы сдаем все артефакты, а как ими распоряжается Клан – никто не знает. Что-то сами используют, что-то продают. Никто не хочет их раззадорить: мало ли что там у них. Так что среди наших мало любителей отнимать у них добычу, просто стараются доехать первыми. А мы с этими двоими деремся за каждый артефакт, так уж повелось. Ненавижу эти долбаные правила и долбаное перемирие! Когда-то Гудвин выбросил за двери всех основателей Стражи, а мы как будто решили про это забыть, чтобы его не провоцировать. Павел Сергеевич слабак. – Антон сжал руль так, что костяшки побелели. Слова сыпались из него как из рога изобилия. – Перемирие давно висит на волоске, тут они правы.
– Если перемирие закончится именно на том, что за дверь выкинут тебя, твоей маме это вряд ли понравится, – сказала я, вспомнив, что она тоже из Стражи, а значит, точно будет в курсе.
Антон глянул на меня с яростью.
– Хоть слово про нее скажешь – тебе конец, – прошипел он.
Я испуганно моргнула, представив, что случайно выполню этот приказ. Антон, наверное, тоже об этом подумал – и сразу сдулся.
Он вывернул руль на поворот так резко, что ему возмущенно засигналили, и припарковался у обочины, прямо под знаком «парковка запрещена».
– Прости. – Антон откинулся головой на подголовник. – Серьезно, прости меня. Отмена приказа. Говори что хочешь, я беру свои слова обратно. – Он с силой потер лицо, только сильнее размазав по нему кровь и грязь. Руки у него подрагивали. – Белла была права, я одичал. Прости. Веду себя как скот.
Я хмуро смотрела на него, с ногами забравшись в кресло и обхватив руками ступни. Лицо у Антона словно окаменело.
– Она… Она погибла в Саду Сен-Жермен. Гудвин вытолкнул ее за дверь. Она была одним из основателей Стражи, после нее и заключили перемирие. – Антон посмотрел мне в глаза, неловко, будто отвык на кого-нибудь смотреть прямо. – Поэтому я не люблю тот двор. И поэтому так психанул.
Ох… Я забыла, какие сочувственные слова говорят в таких случаях, но Антон, похоже, ничего и не ждал.
– Я просто… Ненавижу их. Это они ее убили. Ну, их босс, но это неважно. И они расхаживают по городу, как будто так и надо, и никто ничего не делает, и мне иногда кажется, что от ненависти я рехнусь, и я просто стараюсь ни к кому не приближаться, чтобы никого этим не грузить.
Какое знакомое желание. Знал бы он, как хорошо я его понимаю. Я тронула рукав его куртки. Антон удивленно глянул на мою руку, будто на него заползла гусеница, но я решила не обижаться.
– Мне жаль, – сказала я. – Тебе бы к врачу.
Браво, Таня, отличный совет. Это кто еще тут одичал! Неудивительно, что к нам обоим не стоит очередь из желающих дружить. Антон отрывисто кивнул, будто ставил точку в нашей беседе, и вытащил из кармана артефакт. Разглядел его, держа на ладони. У птички был крохотный клювик, видно было и когти на лапах, и каждое перышко в крыльях. В отличие от очков, назначение ее было абсолютно непонятно.