В ответ Антон громко включил свою занудную аудиокнигу. Я подозревала, что она записана на кассету с пленкой, как в фильмах про Советский Союз. Эта машина даже эпоху серебристых аудиодисков вряд ли застала.
Мы доехали до тихого переулка и зашли в арку – я уже привыкла, что дом тут редко можно обойти, потому что его бок вплотную прилегает к следующему. Проход во двор, по которому мы шли, выглядел жутковато. На стенах граффити, откуда-то доносится музыка и крики: не поймешь, то ли кто-то веселится, то ли его грабят в подворотне.
Внутри оказался целый лабиринт соединенных арками дворов, и в каждом своя тусовка: бары, кафе, магазинчики, шумные компании. Забавно, что переулок, где мы бросили машину, казался таким тихим – будто все жители района собрались тут на тайную сходку, о которой никто не должен знать.
– И все это один адрес? – не поверила я. – Почему у вас вообще так странно строят?
– На экскурсию сходи, – буркнул Антон, тревожно озираясь в поисках двери. – «Дворы-колодцы для чайников».
Мы бродили по этому царству веселья, смотрели на крыши, заглядывали в бары, спрашивали куривших на улице людей, которым даже снегопад не мешал. Люди весело качали головами. Похоже, куда сильнее, чем вопросы Антона, их интересовало, почему он зимой ходит по улице в халате.
– Даже удостоверение никому не покажешь, – мрачно сказал он, шаря по карманам. – Исчезло вместе с моей одеждой. Вот фигня! Хорошо, что почталлион в машине был.
– О, Тоха, привет. – Парень в кухонном фартуке стоял на улице с сигаретой. – Давно ты у нас не зажигал. Я уж думал, ты помер. – Он с интересом оглядел халат и тапочки Антона. – Но, я смотрю, ты еще в деле!
Сколько информации! Во-первых, у Антона есть приятели. Во-вторых, кто-то в мире зовет его «Тоха». В-третьих, – и это самое удивительное, – Антон умеет «зажигать». Я представила, как он пляшет под вспышками стробоскопа, мотая своими длинными руками, как шимпанзе.
– А, вот что ты не показывался: подружку завел! – обрадовался парень и чуть не подавился дымом. – Вы классная пара: сразу видно, она такая же отбитая, как ты.
Ну вот, теперь мне есть что вспомнить как «худший в жизни комплимент».
– Это не подружка, это судебный пристав, – фыркнул Антон. – Помнишь, ты говорил, что за мной его пришлют, если не начну за электричество платить? Вот, прислали.
– Вы дверь не видели? – спросила я, пока обо мне не сказали еще что-нибудь приятное. – Голубая, мерцает, ломает асфальт?
– А, так вот что… Нет, все тихо. – Парень нахмурился и убрал пачку сигарет в карман фартука. – Тох, у тебя наш адрес высветился? Ну так ищи, чего стоишь! Тут все старое, держится на соплях, если дверь расшалится – заменой пола не обойдемся!
Антон махнул ему рукой, и мы отошли.
– Артефакт нам точно не светит, – угрюмо предсказал Антон. – Где бы тут ни открылась дверь, толпа уже его подобрала, а потом или продала, или расколотила чисто для прикола, чтобы узнать, какой там эффект. Скорее всего, наутро они об этом пожалеют. Это тебе не шалуны – действие нормального артефакта, который ты разбил сам, с намерением, может на годы сохраняться. Так себе опыт, если наутро ты протрезвел и понял, что оно тебе не надо.
Да уж, бедный человек, который расколотил бы те очки и полжизни видел всех голыми.
– И действие не отменить?
– Неа. Если так, лучше уж шалуны и… Да чтоб тебя! – Его одежда опять превратилась, на этот раз в старомодный спортивный костюм, как у школьного физрука.
Мы бродили, проталкиваясь через веселую толпу. Я приуныла – если он прав, и мы опять не достанем нормальный артефакт… Да и как саму дверь найти? Она ведь может еще и в чьей-нибудь квартире оказаться…
– Ладно, план Б. Раз никто не бежит и не орет, дверь пока тихая, – сказал Антон. – Но такие иногда еще хуже: пройдет минут десять, и так жахнет! Котов не видно, по ним удобно отслеживать.
– Почему вы еще не наняли в Стражу кота? Ты бы приезжал, выпускал его из переноски, и он бы тебя вел куда надо.
Антон уставился на меня так, будто столь гениальная мысль никому здесь в голову не приходила.
– Ого… Идея – огонь.
Я скептически посмотрела на него. Похоже, всю жизнь выкручиваться из проблем – не так уж плохо, развивает мозги. Павел Сергеевич, кажется, и правда не сгорал на работе, если за пятнадцать лет не додумался до котов.
– Ладно, – вздохнул Антон. – Раз такая умная, придумай, как нам отыскать тут дверь прямо сейчас. Без котов.
Я глубоко вдохнула, и снежинки защекотали нос. А почему бы не…
– Может, шалуны – это не так уж плохо? Надо использовать их на всю катушку. Зачем мы ищем только глазами? – Я развернулась к Антону посреди ярко освещенного гирляндами двора. – Прикажи мне. Только с убеждением, не просто так. Когда ты в Сен-Жермене велел мне отойти, я долго не могла сбросить этот приказ, а когда ты говоришь что-нибудь на ходу, не всерьез, оно быстро проходит. Давай.
Антон задумчиво смотрел на меня, явно не веря, что это сработает. Потом взял меня за плечи и медленно, как гипнотизер, произнес:
– Приведи меня прямо к двери.
И в эту секунду я остро почувствовала: во мне благодаря шалуну есть немного того сияния, из которого состоят двери. По телу прокатилась дрожь, ноги ослабели. Голос Антона отдался прямо в ребрах. Я выдохнула и пошла куда-то. В выполнении этого приказа было что-то магнетически приятное. Стараясь не потерять это чувство, я переступила через осколки пивной бутылки, прошла через арку в следующий дворик и добралась до железной двери в его тупиковой части. Висячий замок определенно говорил «заперто», но я коснулась ладонью двери и почувствовала мучительную тягу зайти внутрь. Сияние во мне тянулось к тому, что скрывалось внутри.
– Тут, – выдохнула я.
– Я знаю это место! Тут был книжный магазинчик. Он недавно закрылся, вон, уже и вывеску сняли. Ключа у нас нет, замок не магнитный, так что мой универсал тут не поможет. Ты уверена?
Я кивнула, и Антон азартно сказал:
– Тогда открой эту дверь!
Но, похоже, возможности шалуна все же были ограничены реальностью. Приказ достать луну с неба тоже вряд ли бы сработал. Я почувствовала желание открыть дверь, поскребла ее пальцами, но, конечно, открыть не смогла.
– Ладно, погоди, – пробормотал Антон. – Я сейчас.
Он зашел в ближайший бар, на вид дорогущий. Оттуда раздался его бубнящий сердитый голос, который перекрыл тихую беседу посетителей. Похоже, он о чем-то поспорил с барменом и минут через пять вернулся с бейсбольной битой.
– Просил молоток или лом, но у них вообще ничего нет. – Антон подбросил биту в руке. – А эту не хотели давать, говорят, элемент декора. Я сказал, что если дверь решит пошалить, у них пойдет трещина по несущей стене, которую этот элемент декора уже не задекорирует. Отойди-ка.
Я тут же отошла, и Антон начал молотить битой по замку с такой яростью, будто представлял, что разносит дверь в тайное логово Клана. Все, кто курил на улице, похоже, решили, что Антон просто напился и буянит, и спокойно вернулись к своим разговорам. Судя по их реакции, такое тут бывало частенько. Замок отлетел, Антон открыл дверь. За ней оказалась еще одна, но такая хлипкая, что пара ударов битой по ручке – и она щелкнула, открываясь. Антон распахнул ее, и сразу стало ясно: мы пришли куда надо. Дверь – это проем в стене, предназначенный для входа и выхода. До вчерашнего дня я в таком определении не сомневалась, но теперь знала: бывают двери, которые никуда не ведут. Точнее, ведут, но куда – неясно. А еще бывает, что вокруг них нет стены.
В пустом помещении, подсвечивая полки, коробки и обрывки пакетов, мерцала дверь. Здесь, в темноте, она казалась особенно яркой. Как же это все-таки красиво… Безумный был день, но надо признать: еще никогда в жизни я не была так близко к волшебству, как сегодня.
Я впервые разглядела, что на раме двери есть зазубрины, словно сияние пытается имитировать настоящие доски. А на полотне двери, оказывается, есть узоры. Она была тишайшая, линолеум у нас под ногами не гудел и не вибрировал. Наверное, все в жизни становится проще, когда заканчивается, – как мое приключение.
Артефакт в виде круглой новогодней игрушки лежал рядом, никем не украденный. Он бы любую елку украсил, даже петелька есть.
– Дверь, какая она на ощупь? – вдруг спросил Антон.
– Такая же, как артефакты. Просто более… Призрачная. Как сон.
– «Мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша маленькая жизнь».
– Класс. Напиши музыку и исполняй это под гитару. Почему ты не можешь закрыть дверь как я? – спросила я, чтобы еще немного растянуть момент.
Мы зашли в магазин, шурша мусором на полу, и Антон попытался взяться за ручку двери. Его ладонь прошла сквозь нее, как сквозь воздух, только на пальцах осталось слабое сияние – и тут же погасло. Тогда я коснулась ручки сама. Она ощущалась неплотной, но точно имеющей форму. Я осторожно прикрыла ее, как закрывают дверь в спальню только что заснувшего ребенка. Запомню это покалывающее, прохладное ощущение.
– Пусть это будет нормальный артефакт, – сказала я двери за секунду до того, как она исчезла. – Чтобы без всякой фигни. Мне правда очень нужно домой.
Вряд ли она послушает, но хотя бы сделаю вид, что от меня тут что-то зависит. Дверь исчезла, и я пошла к артефакту.
– Жаль, что у тебя нет перчаток, как у копов.
– Да артефакту чхать на перчатки, можешь хоть в стальных доспехах его брать, если это шалун – он сработает.
Антон мне не мешал – после прошлого раза он, видимо, боялся трогать артефакты, когда я рядом. В дверь заглянули курившие на улице ребята, принесли с собой шумные голоса и запах табака, но Антон зыркнул на них, и они скрылись.
Затаив дыхание, я потянула руку к артефакту, взяла его, и… Ура! Он не рассыпался.
– Спасибо, – прошептала я.
– Совпадение, – фыркнул Антон. – Дверям наплевать на твои желания. Он нормальный просто потому, что третий шалун – это было бы слишком.