Я уперлась руками в колени. Ноги дрожат, хочется пить. Крик женщины раздражал, и просто чтобы она заткнулась, я подошла и встала под ее окнами.
– Номер квартиры у вас какой? – проорала я, вложив в голос ярость и страх, которые не находили себе выхода.
Через пять минут я зашла в гостиную – лепнина на потолке, живут же люди! Все было не так страшно, как можно было предположить по воплям, которые сейчас, к счастью, затихли. Девушка в халате стояла рядом со мной и смотрела с робкой надеждой. Я подошла к двери, которая просто немного покорежила паркет, и захлопнула ее.
– А артефакт? – дрожащим голосом спросила хозяйка квартиры, когда я пошла на выход.
– Себе оставьте, – сказала я, потому что меня уже тошнило от всей этой уличной магии.
– Нет, нет, уберите, – нервно потребовала она.
Я не прореагировала, и она подошла к артефакту, взяла его двумя пальцами и брезгливо выкинула в окно. Когда я вышла на улицу, артефакта на тротуаре уже не было, а мужчина в зеленой шапке улепетывал по переулку.
– Вдруг у нас в районе то же самое? – взвинченно кричала по телефону другая женщина. Телефон был в стеклянной кабинке на улице, как в старых фильмах. – Маришка одна сейчас, испугается. Быстро домой, ты ближе!
Пока держишься подальше от чужих эмоций, жизнь весьма неплоха, но стоит увидеть их ближе, люди начинают казаться такими… Живыми. В меня медленно, как яд, просачивалась мысль: все эти двери появились одновременно. Наверное, это произошло в тот момент, когда меня собирались похитить. Получается, они открылись из-за меня? Но как такое возможно? И главное – вдруг их еще больше, чем мне показалось?
Ни пожарные, ни полиция здесь никому не помогут. Только те, у кого есть способность справляться с дверьми. Я бросилась на проезжую часть перед машиной, которая готовилась припарковаться, и уперлась ладонями в бампер.
– Подбросьте к Страже. Срочно!
– Нет, вы что, уйдите. Я только доехал.
Я обогнула машину и начала дергать пассажирскую дверцу.
– Откройте! Вы сейчас единственный человек, который может спасти город! Я трюкач, сотрудник Стражи, и мне срочно надо туда, – орала я, дергая ручку. – Когда двери все разворотят, вы еще вспомните, что могли стать героем, но струсили!
Все-таки у меня талант к переговорам. Мужчина открыл мне дверь, и я упала на переднее сиденье.
«Срочные новости: жители Адмиралтейского и Центрального районов сообщают о множестве дверей, которые…» – докладывало радио в машине, и я со стоном прижалась виском к стеклу.
По запруженным улицам мы кое-как добрались до Стражи, и я помчалась внутрь. Если уж все эти неприятности из-за меня, надо помочь разгрести последствия, а дальше вернусь к собственным неприятностям.
Входные двери здесь, похоже, никогда не запирались, но в здании было темно и пусто. Лиловые полосы в кабинете Павла Сергеевича не горели. Видимо, он уже дома. Общий зал слабо освещала единственная настольная лампа. Там было пусто, все уехали, и в причине их поспешного отъезда сомневаться не приходилось. Интересно, сколько вызовов поступило им одновременно?
Был здесь и еще один источник света, тревожного, ярко-красного. На карте города, висящей на стене, горело несколько десятков крохотных лампочек. Толстая книга Антона валялась на полу. Видимо, он так рванул на вызов, что не заметил, как сбил ее. Я подняла книгу и положила ему на стол. Все предметы в этом прекрасном зале сейчас казались серыми, ненастоящими, будто тронешь их – и они превратятся в пепел. Имущество призраков.
Я без сил опустилась на стул. Где мне искать стражников, когда у них ни раций, ни телефонов? А вдруг дверь откроется в жилом доме и начнет сильно шалить, и если я в этом виновата… Считаешься ли ты убийцей, если тот, кто из-за тебя погиб, и так был мертв?
Двери много раз показывали, что у нас особая связь. Они помогли мне попасть в Петербург, подчиняются моей руке, шутят, подбрасывая «шалунов», дали нормальный артефакт, когда я попросила, а теперь… Мне только сейчас пришло в голову, что они не просто устроили стихийное бедствие – они спасли меня. Отвлекли на себя внимание парней из Клана. Я зажмурилась, пытаясь усилием воли заставить их исчезнуть по всему городу. Не сработало. Лампочки на карте все так же тревожно горели.
А потом я поняла, что они и настольная лампа – не единственное, что светится в этом зале. Сейчас, в полутьме, было заметно, что из кармана моей куртки пробивается слабое голубое сияние. Артефакт, который я подобрала в сквере у Балтийского вокзала: куколка с косичками и в платье. За всей лавиной событий о ней забыла и я, и парни из Клана.
– Помоги мне, – прошептала я, баюкая куколку на своей порезанной ладони, которая все никак не заживала. – Не знаю как, но помоги все исправить.
Конечно, сотканная из сияния куколка не ответила, и я прижала ее к себе – хоть какой-то друг.
Все годы с тех пор, как ушел папа, я была организованной, ответственной, скучной, практичной. Я никогда не следовала за глупыми желаниями, не рисковала, не тратила лишних денег, не подводила близких. Но сейчас… Я заморгала чаще, чтобы не плакать. Если все мои старания были зря, если маньяк убил меня за гаражами, какой смысл быть здравой и осторожной? Никаких разумных решений мне в голову не приходило, только неразумное.
Никто не видел, как я забрала этот артефакт. Могу делать с ним, что хочу. Он может быть опасным, но теперь-то что мне терять?
– Не знаю, что ты делаешь, – твердо сказала я артефакту, – но лучше бы что-то такое, что поможет мне поскорее закрыть эти двери. И, если ты такое можешь, вернуться домой.
Я почувствовала абсолютную, безбашенную свободу, когда с силой сжала куколку в кулаке. Вот теперь стало ясно, чем настоящие артефакты отличаются от шалунов. Разбить куколку было трудно, упругое прохладное сияние не подавалось, как крепкий надувной мяч. «Действие нормального артефакта, который ты разбил сам, с намерением, может на годы сохраняться», – сказал Антон. А вдруг там что-то похуже, чем желание подчиняться всем подряд?
Ну и ладно. Куколка наконец разбилась. Я почувствовала, как сияние впилось ледяными осколками мне в руку. Не больно, но холодно, как если сунуться за призрачную дверь. Я разжала ладонь. На коже таяли последние голубые искры.
Я посидела, пытаясь ощутить какие-нибудь перемены. И через пару секунд, точно как та девчонка на церемонии, почувствовала: работает.
Ну, это точно был не артефакт радости. Веселее мне не стало, но меня куда-то потянуло, невозможно было усидеть на месте. Я встала и пошла, не пытаясь сопротивляться ощущению. Оно не было сковывающим, как от чужих приказов, наоборот – приятным. Как будто знаешь, что сейчас выложат новую серию твоего любимого шоу, впереди свободный день, в руках пакет любимого фастфуда, – нужно просто дойти до компа, завалиться на диван и наслаждаться.
Эта тяга куда-то меня вела, и я решила ей не мешать. Отчаяние притупилось, чувство цели, которая ждет только меня, успокаивало.
Я вышла на крыльцо. Снег, который весь вечер покачивался в воздухе, едва заметный, теперь валил чаще. Посреди проспекта остановился трамвай, и, когда его двери открылись, я поняла: мне туда. Я загипнотизированно направилась к трамваю, не думая, что меня может сбить машина.
Других пассажиров на остановке не было, но трамвай меня дождался. Я села у окна, и он сразу тронулся. Чувство было такое, словно он привезет меня прямо домой. Магически преодолеет тысячу километров до Пыреево и остановится прямо у моего подъезда, хоть в нашем городе и нет трамвайных путей.
По пути мне дважды попались открытые двери, уже без артефактов. Одна стояла смирно, под второй асфальт разошелся так, что в щель можно было убрать чемодан. Меня это больше не тревожило: я чувствовала, что еду куда нужно, и это ощущение было как анестезия.
Кое-где еще попадались остатки субботней толпы, но в основном улицы опустели. Новости уже разнеслись, а когда приходят неприятности, каждому хочется быть дома. Мы долго ехали по не знакомым мне улицам, а потом вдруг вырулили на Литейный проспект. Когда механический голос объявил остановку «улица Жуковского», я остро почувствовала: сюда мне и нужно. Моя дорога из желтого кирпича, куда бы она ни вела, пролегает именно здесь.
Трамвай подождал, пока я из него выберусь, и уехал.
Автобусная остановка, фонари. Поворот, переулок. Узенький тротуар перед особнячком, желтым, как моя куртка. Я прошла еще пару метров, и внутри вспыхнула радость, будто навигатор внутри меня, построивший этот маршрут, сказал: поздравляю, вы у цели.
Я завертела головой и увидела ее, эту цель. У тротуара – узкого, еле протиснешься, – была припаркована знакомая машина неопределенного цвета. Рядом стоял Антон, сжимая почталлион двумя руками, как игровой джойстик, и таращился в него. Не отрывая взгляда от экрана, он подошел к водительской двери, и моя радость сменилась досадой. Может, тут была дверь, через которую я могла попасть домой, а этот балбес ее закрыл? Я прислушалась, куда ощущение ведет теперь, но оно исчезло. Ну, приехали.
– Подожди! – крикнула я.
Антон обернулся, и мне пришло в голову: вдруг я искала не дверь, а его? Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я пыталась найти на его лице признаки того, что он мертв, что он призрачный, как все в этом городе, но оно было все тем же, что раньше. Спутанные волосы, пробившаяся к вечеру щетина, хмурые глаза. Ниже – новый экземпляр модного шоу имени шалуна: наряд в стиле советского инженера. Рубашка с галстуком, шерстяная безрукавка, брюки со стрелками. Я подошла ближе и пощупала рубашку. Ткань казалась настоящей, а ведь ее порождал шалун. Как тогда вообще можно знать, что вокруг настоящее, а что нет?
– Ты все это устроила? – спросил Антон.
Он как будто не сильно удивился, что я его нашла.
– Почему я?
Я не признаю вину, ваша честь, у вас нет доказательств.
– Потому что с тех пор, как ты появилась, все катится неизвестно куда. Отвечай честно, ты?