– Купили у них всю коробку, – вставила Белла, приветливо кивнув мне, будто забыла, как я с перекошенным лицом сбежала от нее во тьму. – Но возникла небольшая сложность.
Из ее дальнейшего монолога сложность прояснилась: Вадик очень старался, и его стараний хватило на то, чтобы наполнить сиянием две жвачки. При этом Вадик был совершенно трезвым и справился с задачей только потому, что на его глазах трещина под дверью поползла под здание больницы, где когда-то лечили его бабушку. Но потом силы у него закончились, и вот они сидят здесь с богатым запасом жвачек «клубника-банан», а он не может передать им сияние. И напиться тоже не может, ведь тогда некому будет вести машину.
Слушая все это краем уха, я подошла к двери, старательно обогнув качели, чтобы они не рухнули мне на голову, взялась за прохладную ручку и захлопнула дверь. За спиной у меня повисло молчание. Я самодовольно улыбнулась, но постаралась сделать более подходящее к случаю серьезное лицо, когда повернулась к ним.
– Так вот что ты умеешь… – пробормотала Белла.
Ее голос стало легче разобрать: ничего больше не лязгало, не скрипело, не шуршал ползущий куда-то снег. Я подошла, старательно делая вид, что не сделала ничего особенного.
– Да, да, она супертрюкач, – сказал Антон, глядя на меня то ли с раздражением, то ли с завистью.
– Обалдеть, – выдохнул Вадик. – А она это один раз может или…
– Сегодня она их закрыла уже штук двадцать.
Антон говорил про меня как про нелюбимого пса, который дерет мебель, но все же ухитряется брать на собачьих выставках призы. Вадик вскочил и торопливо вынул из кармана почталлион.
– Так чего стоим, поехали! У нас еще куча дверей не закрытых! Встречаемся на Лоцманской, 6. Это ближе всего.
Они с Беллой торопливо пошли к своей машине, но я перегородила Белле путь.
– Послушайте… – Я понизила голос до шепота. – Вы же сразу знали про…
– Про то, что тебе, вероятно, сказал Паша? – Она мягко посмотрела на меня. – Танечка, я не знаю, что происходит в нашем городе и как все здесь устроено. Я сама его покинуть не пыталась, но одно точно могу сказать: в Страже просто так не оказываются. Все, кого в нее забросило, одиноки и несчастны. Так что будем держаться друг за друга и принимать все таким, какое оно есть.
Только философских фразочек в стиле Евы мне не хватало. Я вроде рассердилась, но и растрогалась тоже, а потом Белла решила меня добить:
– Уверена, ты из тех, кто добивается, чего хочет. Но если ты решишь остаться – я сделаю все, чтобы ты здесь чувствовала себя как дома. Можешь на меня положиться.
Ой, все. Дыхание перехватило, к горлу подступили слезы. Я даже дома редко чувствовала себя как дома. Обо мне так давно не заботились старшие, что я думала, мне это больше не нужно. Но сейчас так захотелось, чтобы Белла посадила меня в корзинку, где носит своих несчастных котят: Вадика, Антона, да и наверняка много кого еще, – налила мне молока и уложила спать в тепле.
– Дамы, а побыстрее можно? – заорал Вадик, нетерпеливо высунувшись из машины. – Город сам себя-то не спасет!
– Ага, его спасешь ты, – прокомментировал Антон. – Ведь любовь это, или, как говорится, лав из…
Вадик открыл дверцу, подчерпнул с земли снега и запустил его Антону в окно.
– Любовь – это купи себе наконец шапку и заткнись, баран!
Мы с Беллой быстро расселись по местам, чтобы прервать этот обмен мнениями. И тут, подводя черту под нашей беседой, на детской площадке с железным скрипом рухнули качели.
– Ну, могло быть и хуже, – философски сказал Антон и рванул с места, пытаясь первым выехать из переулка.
Но Вадик его уже опередил и с визгом шин вылетел на улицу. Я подумала, что ДПС Санкт-Петербурга вряд ли питает к Страже теплые чувства. С другой стороны, зачем волноваться о дорожном движении, когда все вокруг и так… Ой, ладно, не буду об этом думать.
Антон оказался прав: Клан бросил все силы на Адмиралтейский район. Похоже, здесь было больше всего дверей – и не было меня, чтобы их закрывать. Следующие несколько часов прошли утомительно. Нам не встретилось ни одного артефакта, хотя мы закрыли еще десяток дверей. Точнее, я закрывала, а остальные помогали их найти и обсуждали, куда ехать дальше, сгрудившись вокруг почталлиона.
– Сенатская, 1?! Почему еще не закрыли? – возмущался Антон, пока я подбиралась к двери, которая разворотила коробку для хоккея в одном из дворов. – Это же последний проект Росси! Вам здание Сената не особо дорого, да?
– Ой, ой, самый умный подгреб! – Выражения лица Вадика я не видела, потому что пыталась не провалиться ногой в глубокие, с острыми краями трещины во льду. – Мы с Беллой мимо этой двери ехали, но у нас уже жвачек не было. Она прямо на площади, никого не зашибет. Тихая, под ней даже снег не растаял. Давай быстро по району помотаемся – вдруг дверь у кого-нибудь на кухне? – и под конец туда заедем.
Как ни странно, насчет кухни он почти не ошибся.
Эта дверь запомнилась мне больше всего. Приехав по нужном адресу, мы не смогли найти ее снаружи и с помощью универсального магнитного ключа пошли по подъездам старого дома. В первых двух мы поднимались до верхнего этажа, но ни паники, ни грохота ломающихся перекрытий было не слышно. Зато я выучила, что в здешних квартирах невероятно высокие потолки. Расстояние между этажами было такое, что под конец нашего путешествия по лестницам я готова была молить о пощаде.
Но когда мы зашли в третий подъезд, об усталых ногах я забыла. Квартирная дверь на втором этаже была распахнута, и трещина в полу тянулась из квартиры на площадку, как змея, которая выползает из норы. Мы зашли и оказались в общежитии: длинный коридор, вдоль него комнаты. Несколько мужчин заливали бетоном трещину в истертом паркете, – шириной сантиметров в десять, она грозила разломить их общежитие пополам, как палубу «Титаника». Призрачная голубая дверь, виновница всего шума, мерцала в конце коридора. Мальчик, стоявший около своей комнаты, крепко держал кошку, так и норовившую рвануть к источнику сияния.
При виде нас все, кто еще не толпился в коридоре, высыпали туда из комнат и начали возмущаться работой Стражи, а заодно и пожарными.
– Мы им позвонили, а они говорят – это не к нам, Стражу вызывайте! – сердилась красивая женщина в пижаме. – Вы чем вообще заняты?
Вадик стал голосом профессионального жалобщика рассказывать, как они с ног сбиваются из-за стихийного бедствия, а я прошла по газетам, которыми был выстлан коридор, чтобы никто не наступил в бетон, и закрыла дверь. Наверное, местные жители еще не видели, чтобы это делали с такой легкостью: они окружили меня и начали расспрашивать, как работает мой дар. Даже кошка у мальчика на руках смотрела на меня так, будто ждет ответа. Я так устала, что хотелось только скрыться, но приказу «расскажите» я не могла сопротивляться и начала что-то вяло лепетать.
И тут нас накрыла длинная тень. Антон положил руку мне на плечо и молча увел, даже не допытываясь, кто прикарманил артефакт. Это было приятно, хотя он, скорее всего, просто торопился дальше спасать город.
– Ну и квартирка, – пробормотала я, пока мы спускались по лестнице.
Глаза так и норовили сонно закрыться, и Антон поддерживал меня под локоть, чтобы я не навернулась со ступенек. Все-таки я ценный инструмент, без которого им со своими жвачками никогда столько дверей не закрыть. С другой стороны, я же и виновата в том, что они вообще открыты.
– Коммуналка, – сказал Антон. – В центре их полно. У меня знакомые живут в такой, потом могу показать.
У него есть знакомые? Вот это сюрприз. Мне представлялось, что в свободное от работы время Антон просто спит в темной пещере, как летучая мышь, иногда открывая томик стихов.
Через час наши гонки по району подошли к концу.
– Ну все, на Сенатскую – и по домам, – сказал Антон. – Белла, при всем уважении: если та дверь не такая уж тихая и разворотила площадь, я за себя не отвечаю.
Белла только усмехнулась и пригладила волосы. Лично я считала, что ей тяжелее, чем всем нам: она уже наверняка проклинала свою любовь к каблукам.
– Лучше площадь, чем коммуналка провалилась бы этажом ниже, – встрял Вадик. – Городские власти площадь восстановят как миленькие, а эти бедняги так и будут жить с трещиной в полу.
Антон открыл рот, чтобы возразить, но мы с Беллой быстро распихали этих двоих по машинам. Похоже, они могли бесконечно спорить о том, что ценнее: памятник культуры или жизнь старушки из коммуналки.
Мы доехали до роскошной площади на берегу Невы: огромный строгий собор с тускло-золотым куполом, желтые здания, в центре площади – памятник.
– Это «Медный всадник»? – спросила я, разглядывая силуэт на фоне ночного неба.
– Ага. «Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта?» – пробормотал Антон.
Ха. Слишком забавная строчка, чтобы быть из настоящего стихотворения, – уверена, Антон сам ее выдумал. Мы припарковались на набережной, и он удовлетворенно посмотрел на дверь, тихо сиявшую около памятника. А потом мы заметили кое-что еще. Нас ждали. По краям площади стояло несколько чистеньких авто. Как только мы двинулись к памятнику, из них вылезли люди.
– Не зря мы с Беллой решили с вами до конца остаться, – взбудораженно сказал Вадик. – Вы бы с этой девчонкой – как тебя, кстати, зовут? – все закрыли бы и без нас, но я прямо чувствовал, что какая-нибудь дрянь произойдет.
За эту долгую ночь он впервые задался вопросом, как меня зовут! Обычно я стараюсь не привлекать лишнего внимания, но это, пожалуй, слишком крупный успех в этой области.
– Можешь не перегружать память лишней информацией, – не сдержалась я. – Скоро я все равно уеду.
– Очень жаль, – сказал Вадик, настороженно оглядывая наших гостей.
С разных концов площади к нам шли человек пятнадцать. Здесь были и Дровосек со Страшилой, и два мордоворота, которые пытались меня похитить. Остальные были незнакомые, но стиль тот же: молодые мужчины спортивного вида. Все хорошо одеты, так что я не испугалась. Было полное ощущение, что они сейчас устроят рэп-батл или обсудят инвестиции в стартап.