Пульс у меня противно ускорился. Я пыталась остаться невозмутимой, но сердце билось быстро, как у кролика. Надо сосредоточиться. Нельзя позволять ему заморочить мне голову.
– Из города можно выбраться? – спросила я.
– Можно.
– Вы знаете как?
– «Я убедился, что из этой страны можно выбраться только по воздуху. Ведь и я на баллоне, и ты в домике – мы принесены сюда ураганом», – задумчиво проговорил Гудвин, и я вспомнила: это строчки из книги о волшебнике Изумрудного города. – Да, знаю. Я делал это много раз. Но ты, конечно, понимаешь: если тебе что-то нужно, дай что-то взамен. Поэтому, если уж так хочешь в свой убогий городок, вот мое условие: я хочу, чтобы ты открыла нам сто дверей сразу. Тогда я немедленно верну тебя домой.
Мы с Антоном переглянулись. Вечно все сводится к дверям!
– Ты ведь это уже делала, – убаюкивающе продолжал Гудвин. – Момент идеальный: Стража измотана, у них закончилось все, чем они закрывали двери. Сейчас ночь, а значит, меньше прохожих, которые могут позариться на артефакты. Нам, к счастью, досталось два почталлиона: Адмиралтейский и Литейный. Уверен, их еще не отключили: Паша не отличается скоростью в решении проблем. Мы сейчас как раз в Адмиралтейском районе, это удобно. Вернуть тебя домой непросто, и это будет достойной оплатой моих услуг.
– Эта часть города за ночь и так сильно пострадала, – вспыхнул Антон. – Еще сто дверей тут все порушат.
– Ничего, городские власти починят. Ну же, Таня, что тебе за дело? Тебе не выбраться без моей помощи, я единственный, кто знает, как уходить отсюда и возвращаться. Это хорошая сделка. Я щедрый и предлагаю на выбор два желания – остаться здесь и стать богатой или вернуться домой. Выбирай любое. Взамен мне нужны только артефакты.
Я поежилась, вспомнив испуганных людей и развороченный асфальт. Они думают, все закончилось, но все только начинается.
– Я не знаю, как открыла те двери. Не уверена, что смогу.
– Ничего, мы справимся. Ты же всегда добиваешься своего.
Да уж, вот это выбор. Сразу было ясно, что в обмен на помощь Гудвин что-нибудь попросит, но… Я прошлась по комнате, чтобы мысли пришли в порядок.
Снегопад закончился, небо за тремя большими окнами просветлело. Мы всю ночь закрывали двери – я и не заметила, как она прошла. Приближался новый день. В домах на другой стороне реки горело несколько окон: кто-то уже проснулся, а может, и не ложился. По набережной, шатаясь, брел подвыпивший парень. Я смотрела на него, как принцессы смотрят на подданных из окна своего замка.
Мне вдруг стало легче дышать. Я всю жизнь боролась с обстоятельствами, но что, если сейчас, один-единственный раз, смысл в том, чтобы не бороться, а смириться? Забавно: от излишне щедрых предложений Гудвина мне стало легче поверить в теорию Павла Сергеевича. Что, если мне нужно не выбраться отсюда, а принять, что выбраться нельзя? Когда ты все уже потерял, терять становится нечего, и никакой подкуп не работает. Не так уж плохо быть никем, почти пейзажем.
И все же… Последняя попытка. Я подошла к Антону и села в кресло рядом с ним. Придется нарушить свою клятву.
– Думаю, Гудвин врет, – тихо сказала я. – Он даже в книжке был мошенником. Ему не удастся отправить меня домой. Знаешь почему? Твой босс мне кое-что сказал. Он считает, ваш город – это загробный мир.
Антон задумчиво нахмурился. Бурных возражений мои слова у него не вызвали, и я продолжила:
– И если я правда умерла, вернуться невозможно, даже если я открою им сто дверей. Надо просто смириться. – Я бледно улыбнулась ему. – Ева сильнее, чем кажется, она справится. Найду способ явиться ей в виде призрака и сказать, что у меня все в порядке. В остальном он прав: мне не о чем там жалеть.
Я надеялась, что Антон меня разубедит, но он смотрел так, будто все обрело смысл. Ну, вот, значит, и все. Вот она, моя загробная жизнь. И тут Гудвин рассмеялся. Смех у него был неожиданно обаятельный.
– Нет, Таня, я действительно могу вернуть тебя домой. Паша ошибается. Что, если я попрошу у тебя не сто, а всего пятьдесят дверей?
Я встала. Когда я шла сюда, то надеялась, что смогу как-нибудь обхитрить Гудвина, но он и сам хитрец, – пора сворачиваться, а то еще поверю его вранью.
– Ну, хорошо… – задумчиво протянул Гудвин. Я чувствовала, что он разглядывает меня, хоть и не понимала, где он. – Ради денег ты не согласишься, но тебе ведь нужно и кое-что еще. Ты не приближаешься к людям не потому, что презираешь их, а потому, что боишься их полюбить. Притворяешься сильной, чтобы никто не понял, как легко разбить тебе сердце. Оставайся здесь, со мной, и я буду беречь тебя. Ты ведь так сильно хочешь, чтобы хоть кто-то о тебе позаботился.
У меня даже в глазах прояснилось. Вот теперь я точно знала, что делаю верный выбор. Когда тот, с кем ты ведешь переговоры, начинает предлагать все подряд, лишь бы ты согласился, – значит, ему эта сделка нужна больше, чем тебе, даже если он пытается создать впечатление, что все наоборот. Вот уж действительно, рыбак рыбака видит издалека: я сразу поняла, что он делает, и меня это вдруг развеселило, будто огромный груз упал с плеч.
– Мы пошли, – сказала я, стараясь не думать о том, откуда он так много знает. – Не провожайте.
– Забавно: тот, кого считали продажным, оказался неподкупным. Жаль. В бескорыстии есть что-то от глупости – я думал, ты поумнее, но люди часто разочаровывают.
Двери заперты, ну ничего, перехожу к плану выбраться из окна на лестницу. И тут Гудвин нанес удар, которого я не ожидала.
– Знаешь, Антон, а я ждал, когда ты меня найдешь. Но как же много времени это заняло!
Антон медленно перевел взгляд в направлении звука.
– Ты так испугался тогда, пятнадцать лет назад, мальчик из сада Сен-Жермен. Даже не смог описать мою внешность тем, кто приехал тебя забрать. Я припугнул тебя, но, признаться, думал, ты все равно меня выдашь. Приятно иметь дело с трусом.
– Я не описал им твою внешность, потому что сам хотел тебя найти, – процедил Антон.
Он сжал подлокотники кресла, – похоже, чтобы не вскочить и не начать снова бить стены.
– Идем, – умоляюще сказала я, но Антон покачал головой, не отводя взгляд от гобелена, со стороны которого раздавался голос.
– Конечно, утешай себя этим. Но мы-то оба знаем, Антош. Я много лет наблюдал за тобой, ты даже свой дар не смог приручить. Трусливый Лев в нашей сказке – это ты. То ли дело наша Таня! Когда уронит в речку мячик, она лезет его доставать, вместо того чтобы громко плакать. Неужели ты думаешь, ей понадобилось бы пятнадцать лет, чтобы до меня добраться? Кстати, даже сейчас ты тут благодаря ей.
Я встала поближе к креслу Антона, чтобы он вспомнил: мы команда. Гудвин льстит мне, чтобы нас поссорить, – приемчик, который не стоит принимать близко к сердцу.
– Все не так. Я и раньше пытался сюда пробраться, – выдавил Антон.
– Значит, плохо пытался. Уверен, Таня бы справилась.
– Антон, это дешевый трюк, – прошептала я, но он повернулся ко мне с таким искренним гневом, что я замерла.
– Заткнись, – прошептал он, глядя мне прямо в глаза.
Мои челюсти будто склеило пластилином, и я почувствовала огромную обиду – Антон ведь знает, что делает. Вот уж от кого я не ожидала предательства.
– Ну что ж, трусливый львенок, – продолжал Гудвин, которому, похоже, все это искренне нравилось. – У тебя ведь много и хороших качеств: ты преданный, целеустремленный. Мне жаль, что ты так уныло проводишь жизнь. Если ты наконец-то пришел, чтобы я дал тебе храбрость, я это сделаю. Прими мой подарок.
Сомневаться не приходилось: подарки Гудвина – из тех, которые стоит сразу выбросить или передарить очень дальним родственникам. Но Антон слушал.
– Дело в том, что я знаю кое-что очень важное, самый главный секрет нашего города, – весело продолжал Гудвин. – Я знаю, куда ведут двери. Знаю, как они устроены. За ними – не смерть. Послушать Пашу, так мы все тут уже мертвы, а те, кто проваливаются за двери, становятся еще мертвее. Меня умиляет, как Паша годами держится за свою идею фикс, но я в выигрыше: так он не видит смысла хоть что-то менять. Пессимизм его погубит. Быть добрым, но слабым – сочетание хуже некуда.
Гудвин помолчал, наслаждаясь эффектом. В комнате понемногу светлело. Приближалось утро, и в его сером свете Антон выглядел очень бледным. Я чувствовала, как бешено колотится сердце, и старалась дышать потише, чтобы никто не узнал, что мне страшно.
– Ты ошиблась, Таня, я не блефовал. Было трогательно слушать, как ты принимаешь факт своей смерти, но побереги это смирение до далекой старости. Что бы ни говорил грустный ослик Пашка, ты жива и здорова. Как и все мы.
Особого облегчения я не почувствовала. Лжец может сколько угодно повторять, что говорит правду, верить ему от этого не начнешь.
– Антон, у меня есть для тебя приятный сюрприз: твоя мама не умерла. Я бы давно тебе это сказал, если б ты нашел меня, – не вижу смысла за кем-то бегать, люблю, когда ко мне приходят сами. И я верну тебе мать, Антон. Устроить это трудно, но вполне возможно. Вы встретитесь.
Я замычала, пытаясь вложить в этот звук слова «Не верь, это брехня!». Сейчас Гудвину было бы нетрудно понять, что я четко выполняю приказ Антона, но я не могла молчать. Увы, Антон и ухом не повел.
– Ты будешь мне идеальным помощником, – мягко сказал Гудвин, и на этот раз обращался он не ко мне. – Сотрудники у меня так себе, но со своей функцией справлялись. Эти пятнадцать лет были дебютом, началом партии, а сейчас я готов перейти на новый уровень. Ведь Таня показала нам всем: появление дверей можно контролировать. А значит, пора кое-что изменить.
– Не боитесь мне все это выдавать? Когда выйду отсюда, каждое слово передам Павлу Сергеевичу, – дрогнувшим голосом сказал Антон, и на секунду я почувствовала к нему острую симпатию: он все еще барахтается, не сдается.
Но я уже поняла: оружие Гудвина – не ножи и пистолеты, а желания, уговоры, взаимная выгода. Как и я, он не сдается до последнего. Ведь выиграть можно и на последних секундах.