– Речку и сейчас можно перейти, но уже…
– …уже в ту землю не попадешь.
– Да, в ту землю совсем не попадешь…
– Но где-то она существует… Я помню, как мы голые ходили по острову и собирали хворост, чтобы построить дом… а потом приехал Файнштейн… с палаткой, с креслами, с кастрюлями… и так кончилась эпоха. Мифическая земля навсегда перестала иметь связи между этим миром и тем. Новая действительность вторглась в сакральный мир…
– Давай сдвинемся в иные временные сферы. Какой период в жизни «Аквариума» тебе представляется наиболее значительным?
– Я бы сказал, говоря серьезно, что мы все время перемещаемся между несколькими пластами… Временными или творческими или сакральными… потому что для меня основной «Аквариум», тот, который на самом деле происходит… где-то типа острова Сент-Джорджа, где-то на стыке разных реальностей, разных точек сборки… вот то, что происходило там, меня интересует на самом деле. Потом, в процессе обдумывания музыки, принадлежащей к этому интересному для меня миру, сталкиваешься с тем, что… есть еще помимо этого… что никто не делает вот этого и этого… то есть хватаешь губную гармошку и начинаешь сочинять дилановские песни… Они становятся популярными, все интересней их писать, и как-то отходишь от этого, забываешь… У меня такой пласт судьбы был в Лондоне… это вспомнилось на «Равноденствии», после всех восьмидесятых, потом опять забылось… В Лондоне я как-то учился медитировать в 1990 году и проводил довольно много времени в погружениях в самого себя. И вот на самом дне я опять обнаружил этот пласт, о котором забыл года на три. Я вышел из него, ошеломленный тем, что, оказывается, вся та музыка, которая там, в том мире… она так лежит и ожидает того, что кто-то придет и ее напишет. И что, оказывается, с 1972-го по 1990-й ничего не изменилось… И потом прошло еще шесть лет, и мы опять сделали альбом, который для меня опять принадлежит тому миру…
– Да, там много старых песен.
– Там реально шесть песен, написанных с 1972-го и позже именно в этом ключе. «Время любви пришло» – это 1974 год; «Апокриф» – тоже из 1974-го; «Всадник между небом и землей» – 1977-й: «Ангел дождя» или «Я знаю места» – песня, написанная в семидесятые и чуть-чуть переписанная сейчас; «Быстрый, светлый» я написал где-то в начале 1980-х и никогда ее даже не трогал, потому что она дико контрастировала со всем остальным, что мы тогда делали… В альбоме «Гиперборея» все песни в этом ключе. Как я понимаю, мы с тобой еще в доаквариумные времена всегда интересовались нарушениями логики…
– Само собой.
– Чем прямой логикой… Помню, что слово «быт» было словом оскорбительным.
– Во всяком случае, издевательски-ироничным.
– Я хорошо помню, как я как-то раз под каким-то предлогом и по какому-то поводу не то чтобы ушел из дома, но отвязался от дома и звонил… по-моему, мы вместе ходили тогда ночью… Я Васину звонил, пытался к нему в гости поехать на Ржевку, он тогда еще там жил… поехать, чтобы до конца отвязаться от условностей и совершить какой-то революционный поступок. В эту ночь понятие «уйти от быта» ассоциировалось с понятием «разбить шкаф». Так что основы «Аквариума» коренятся в разрушении преданного отношения к быту. Если быт есть – хорошо, но если его нет – то тоже хорошо.
На улице Софьи Перовской. Ленинград. 1986 г.
– Принято считать, что «Треугольник», «День серебра», «Табу», «Радио Африка» – это основные альбомы «Аквариума».
– Потому что в них, наверное, проявилась та же самая свобода непредвзятого отношения, свобода творчества, и бог с ней, с логикой, посмотрим, куда нас заведет то, что мы хотим на самом деле делать. Для меня самым сознательным выражением такого рода музыки была первая сторона «Равноденствия». Умер Куссуль, и вторую сторону было без него не сделать, я после его песни бросил и не стал дописывать. Если бы эта пластинка была записана чуть-чуть по-другому, она могла бы получиться. Я до сих пор вижу мир… мне волшебство интереснее, мне интереснее жить в таком мире, где границы размыты и непонятно, где реальность, где нереальность… я заметил, что мне интереснее общаться с культурами, где есть боги как класс существ, которые живут в другом срезе реальности, и когда музыка подпитывается живыми богами – то мне интереснее с этой культурой, а когда, как в Западной Европе, все боги умерли или зачахли, то мне скучно. Кельтская музыка – она подпитывается, и индийская, и вся восточная – она имеет отношение и связь с духами, с богами… А музыка мира, где все не входящее в человеческий круг просто выкидывается и не существует – это мне скучно. Мне скучно читать Канта, я лучше буду читать Лао-цзы. Кстати, по поводу Индии… Мне как-то раз удалось выпить легкого вина с Джорджем Харрисоном, и мы довольно долго беседовали…
– В Англии или в Индии?
– В Англии, у него дома. И меня очень позабавило, когда культурно-бытовые ограничения были уже сняты, что его точка зрения на Индию очень похожа на то, что было у нас, – то есть он до сих пор воспринимает Индию в очень волшебном, поэтическом ключе. Я почувствовал очень родную душу. И мы были правы в том, что тогда его выделили, таких людей очень мало…
– Так называемая рок-музыка очень сильно изменилась за последние годы. Она теперь совсем под другим знаком, нежели раньше…
– По-моему, она опять оцепенела. Но что-то новое может возникнуть в конце века, что-то может произойти. Взрыв психоделии был в 1966–1967 годах, панк появился в районе 1976—1977-го. В конце 1980-х тоже начало появляться что-то новое, забавное и непривычное, так что и теперь что-то может произойти… А о текущих планах группы я и понятия не имею. Я рассчитываю, что у меня все планы кончатся в июне, и после июня мне хочется заняться какими-то безумными делами. У меня есть знакомые шаманы в Нью-Йорке, я хочу записать с ними индейско-тибетский альбом. Еще я очень хотел бы поработать с людьми с Востока, потому что там другие инструменты, другая культура и она во многом мне близка. Еще мне очень хочется поиграть с рядом людей, к которыми все как-то нет времени столкнуться. Так что пока я берегу творческие силы – и посмотрим, что будет. Вот скоро выйдет новый альбом «Гиперборея» – возврат к северной магической традиции. Посмотрим, что будет дальше…
– «Гиперборея» – это какой по счету альбом «Аквариума»?
– Я пробовал считать… между 22-м и 27-м, это строго в аквариумном плане, не считая ответвлений и концертных альбомов. У меня столько собственных дел… я бы ничего не слушал, если бы была такая возможность, я сидел бы в студии, но можно умереть, если из студии не выходить. Я понимаю, что свой потенциал я даже не начал трогать, он, может быть, разработан на один процент. Можно сделать настолько… в миллиард раз больше! Я знаю, какой должна быть настоящая музыка, мне просто не хватает времени и усидчивости, чтобы ее сделать, а чувствовать ее – я чувствую прекрасно. Как животное, нюхом чувствую. Только сейчас у меня насморк… Я не могу сказать, что последние двадцать лет были скучными…
– И даже последние двадцать пять лет.
– Я могу отвечать приблизительно за… тридцать пять лет. Когда рок-н-ролл появился, стало понятно, что наши на подходе и практически входят в город…
Я поделюсь очень драгоценным, сентиментальным в чем-то, интимно-личным переживанием. Мне было очень мало лет, вероятно, я был в классе во втором, и вместе со старшими родственниками мы пошли в Сестрорецке на пляж. Неподалеку от нас были заросли камышей. И в камыши пришла компания ужасно плохо себя ведущих молодых людей и девушек. Они, вероятно, курили. Может быть, они даже целовались. Не исключено, что они выпивали алкогольные напитки. То есть для всех достопочтенных людей на пляже они являлись просто чумой в человеческом облике. Вдобавок у них был красный магнитофон «Романтик», из которого доносилась музыка. Я по-пластунски стал к ним подползать – не для того, чтобы посмотреть, чем они там занимаются, но чтобы быть поближе к музыке… Тогда я не концентрировал свои мысли на том, какие это у меня рождает ощущения, но спустя двадцать лет, запомнив ощущения, я подумал о том, что же это было, и понял: у меня было радостное ощущение человека, который понимает, что наши наконец в городе! Что после долгой оккупации наши входят в город! Армия победителей входит в наш город, и наше время наступило! Что-то подобное, только гораздо слабей, я испытал при прочтении заметки о появлении летающей тарелки над Петрозаводском, это было в 1979 году. Как раз тогда, когда была написана песня «Летающая тарелка». Но летающей тарелке я радовался полдня или день, а ощущение, которое я пережил в детстве, на пляже, сохранилось у меня до сих пор. Так что, вероятно, рок-н-ролл сильнее, чем летающая тарелка.
– Ты вспомнил про летающую тарелку, а я вспомнил про фестиваль «Тбилиси-80». Практически это был первый рок-фестиваль в нашей стране…
– Ну да. Но это же не так интересно, потому что все эти события, фестивали, то-се – это мелочи уже, главное – ощущения, которые возникают изнутри и потом определяют настрой на всю жизнь. А большие сходняки… приятно, интересно, но… главное – ощущение, которое внутри происходит, и ощущение, с которым ты играешь. Концерт в Тбилиси не был нашим лучшим концертом… он был отличным, интересным, в чем-то рискованным, мы получили удовольствие, но я знаю и помню концертов сорок-пятьдесят значительно лучших. Например, в Самаре прошлой весной… В Горбушке один концерт лет шесть назад, когда я только-только написал «Кони беспредела». В Питере такого не бывает и никогда не будет, этот город враждебен искусству, здесь только стойкие выживают. «Аквариум» закалился в Питере, после Петербурга уже можно играть где угодно, уже ничего-ничего не страшно. Когда здесь играешь, то создается иногда такое ощущение, что у людей в зале в жилах не кровь, а вода, смешанная с какими-то гигиеническими жидкостями. Им, в общем, не очень хочется жить и не очень хочется умирать… не хочется ничего… Естественно, бывает много замечательных, хороших людей, но общая мода слушания музыки именно такая в основном, а когда бывают исключения – это приятно. Это и раньше было, просто когда был рок-клуб, то туда простой зритель не попадал, первые концерты в «Юбилейном» отличные были, на рок-клубовских фестивалях… Я не люблю играть в Петербурге, потому что перетекание энергии из зала к нам и от нас – в зал… гораздо меньше происходит, может быть, я ошибаюсь, но… в Петербурге все такие… в очках… чуть-чуть прибабахнутые… женщины с «Беломором» типа «мы все это видели, мы же знаем правду»! Это не мое отношение к жизни.