– «Аквариум» недавно выступал в США. Исполнялись ли песни из нового альбома?
– Из нового альбома ни одной песни сыграть на сцене нельзя. Он специально записан как альбом внеочередной, который на сцене играться не может и не должен, он вроде мистического духа из неизвестных пространств, он один раз должен появиться, сделать то, что он сделает, но жизни на этой плоскости ему никакой не предуготовано. И не должно быть…
– Наша сегодняшняя беседа несколько хаотична…
– Ты упомянул ключевое слово – «хаотичный»… У меня почему-то возникает ощущение, что нынешнее время очень сродни хаосу. Что хаос все больше занимает свои позиции в жизни, даже незаметно для нас. Мы вполне к этому привыкли и не замечаем… поэтому на новом альбоме есть одна большая композиция «Магистраль», вот она мне ближе всего и больше всего отвечает сегодняшнему… ни фига она не отвечает, просто она мне очень нравится!
– Вот я вспомнил сейчас… когда-то ты издавал журнал «Рокси», это тоже было хаотичное время, однако первые номера «Рокси» вышли под твоей редакцией. Ты помнишь об этом?
– Я их сам и печатал, сам искал фотографии, сам брошюровал журнал в трех экземплярах и половину, по-моему, сам и писал. Нужно же было чем-то заниматься на работе, не работать же!
– Давай еще раз заглянем в далекое прошлое. Когда мы с тобой ходили на рок-концерты в начале семидесятых, то очень любима нами была группа «Санкт-Петербург».
– С моей точки зрения, «Санкт-Петербург» был единственной настоящей рок-н-ролльной группой в то время. За ней маячила тень каких-то иных, совершенно нездешних измерений, совершенно невероятных, я был сильно впечатлен. А теперь я о «Санкте» ничего не слышал, думаю, что Рекшан достаточно уверенно себя чувствует в теперешней жизни и пишет, поэтому к музыке он относится немножко более спустя рукава, нежели раньше.
– Прошлым летом «Санкт-Петербург» записал альбом своих старых, классических вещей, и он, вероятно, скоро будет издан. Правда, звучат эти песни не как тогда, они сделаны иначе, в более современных аранжировках. Думаю, что у тебя к этому альбому, когда ты его услышишь, будет двойственное отношение.
– Таких переаранжировок делать, конечно, нельзя, это я знаю по себе. Со старыми вещами этого однозначно делать не стоит. Я Рекшану и «Санкт-Петербургу» очень многим обязан, они очень на меня повлияли.
– Я недавно прочитал в одной газете интервью с тобой бытового плана, в финале которого ты рассказываешь, что любишь по утрам варить гречневую кашу…
– Я вот сижу и думаю… что когда люди читают такие интервью, то у них возникает образ немножко выжившего из ума человека, который читает очень далекую от жизни литературу, пишет какие-то расслабленные умом песни…
– И еще рисует картину и ест по утрам гречневую кашу…
БГ. Ленинград. 1988 г.
– Могу сказать, что я чувствую себя не совсем так. Кашу я по утрам варю, потому что хочется жрать, а это единственное, что я умею делать… Умом я, может быть, и расслаблен, но еще не до конца… Я чувствую время, одержимое хаосом, во мне кипит музыка, совершенно не такая, которую «Гиперборея» представляет. Этот альбом мы сделали потому, что у нас, у меня, был старый долг, длиною в двадцать с чем-то лет, и этот долг нужно было заплатить. И мы его блестяще заплатили! Этот альбом имеет сильное, с моей точки зрения, магическое значение, те, кто понимает – поймут, кто не понимает – увы! Объяснить это невозможно. Мне не хочется делать мягкую, расслабленную музыку, потому что я не в ладах с тем, что происходит сейчас, и не в ладах довольно сильно. И гречневая каша меня не остановит. И хочется сделать что-то совсем не то, чего от меня ждут. Мне, с одной стороны, забавно, а с другой – немножко приятно понимать, вот что-то мы делали, мы опять кончили делать. И что мы закончили какую-то очередную фазу. Я и хотел бы продолжать все это, но уже не могу, мне осточертело. И осточертела манная каша, которая вокруг нас по всей печати вертится. И даже если теперешний «Аквариум» этого в какой-то мере заслуживает, то я понимаю, что все-таки это ошибка. Легкая. И мне приятно думать об этом. Приятно думать, что мы опять чуть-чуть опередили то, что происходит.
Март 1997
Борис Гребенщиков: «Мы похожи на трех японских охотников, которые преследуют одноногую цаплю»
– Здравствуйте, Борис.
– Добрый день, Анатолий.
– Борис, скажите, пожалуйста, скоро арт-центру «Пушкинская, 10» исполнится пятнадцать лет. Что вы можете в связи с этим поведать человечеству?
– Ну, я могу поздравить Пушкинскую, 10, с большим сроком существования. Пятнадцать лет – это доблестный срок, мы лично – я имею в виду «Аквариум» – очень многим обязаны Пушкинской, 10, потому что нас здесь приютили, когда на дворе была совсем другая погода. И держат нас очень много лет, больше десяти, наверное. И действительно, мы многим этому арт-центру обязаны, и огромное Пушкинской, 10, спасибо, и мы всегда рады для них играть. Они – это мы и есть. Часть их.
– Я согласен. Пушкинская, 10, – это, конечно, замечательное место. Но я бы хотел еще задать пару-тройку вопросов. Если вы не возражаете.
– Да, пожалуйста.
– Борис, скажите, пожалуйста, скоро вроде бы должен выйти в так называемый свет альбом под названием «Репродуктор». Какой это по счету альбом «Аквариума» и что узнает прогрессивное человечество, когда этот альбом услышит?
– Видите ли, Валентин, дело в том, что альбом «Репродуктор» не так скоро должен выйти в свет, поскольку мы его только сейчас записываем, и честно, Костя, скажу вам, что мы сами еще не знаем, в каком направлении этот альбом пойдет, потому что мы работаем с ним, Сережа, уже десять лет – то есть, я имею в виду, десять месяцев, и все десять месяцев он каждый месяц изменяет свое направление. То есть мы похожи на трех японских охотников, которые преследуют одноногую цаплю.
– Игорь, скажите мне, пожалуйста, насколько я понимаю, в состав группы теперь уже официально входят три исполнителя на так называемых духовых инструментах. Кто это?
– Да, Всеволод, наша группа пополнилась нашим старинным другом на трубе, другим нашим молодым другом на кларнете и третьим нашим среднего возраста другом на саксофоне и флейте. Имя нашего среднего друга – Игорь Тимофеев, имя нашего младшего друга – Федор Кувайцев, а имя нашего старшего друга Александр Беренсон.
– Петр, есть ли такие страны на белом свете, где группа «Аквариум» еще не выступала?
– Витя, честно тебе признаюсь, мы мечтаем сыграть на Северном полюсе, конечно. И на Южном – если он существует.
– А в так называемой Австралии выступал ли «Аквариум»? И планируются ли такие выступления в будущем?
– Понимаешь, Сань, у меня точная информация идет от ребят, которые занимаются телескопом «Хабл» орбитальным. Вот с телескопа видно, что Австралии – нет.
– Странно Сережа, понимаешь, я только хотел сказать, что орбиты вообще не существует. А не то, что там Австралии…
– Борис Борисович, дело в том, что не существует как орбиты, так и Австралии. Но оттуда, сверху, виднее, ведь недаром же в песне сказано «нам сверху видно все, ты так и знай».
– В чьей песне?
– В песне великого русского поэта Александра Пушкина.
– Он сам и музыку писал?
– Да. Он был летчиком. Испытателем.
– Вроде как и Дубровский.
– М-м-м.
– Ну что ж, наша беседа уже подходит к концу, но я бы хотел, если позволите, Виктор, задать вас еще один вопрос.
– Владислав, я не могу отказать вам в этом удовольствии.
– Собственно, может, это будет даже не вопрос, а некая констатация факта. «Аквариум» скоро будет – по-моему, в очередной раз – выступать в стране под названием Америка. Сколько раз за минувшее тысячелетие «Аквариум» в этом государстве уже работал?
– Минимум в четвертый, если не в пятый. Но поскольку для нас Америка – это минимум как еще одна провинция России, то мы ездим в Америку с тем же удовольствием с которым ездим, скажем, в Белоруссию.
– Она является для вас минимум как провинцией России, потому что на концерты приходят в основном эмигранты?
– Ну, в общем, наверное, да. А что, в Америке кто-то еще живет?
– Я там, увы, не был. Может быть, когда съезжу – смогу понять. На сервере «Аквариума» есть довольно много песен, которые почему-то еще не изданы. Будут ли эти песни издаваться в ближайшем будущем?
– Об этом давно идет речь, но пока я не могу сказать ни да, ни нет, но, с моей точки зрения, главное сделано – они висят в Интернете, каждый желающий может их скачать, а все остальное – легко.
– Ну что ж, спасибо вам большое.
– С Богом!
06.02.2004
О смысле частной жизниБеседа АГ с Дюшей и Файнштейном
АГ: Господа, о чем мы с вами будем сегодня разговаривать? О группе «Трилистник», о музыке или о частной жизни?
Дюша: А как бы ты брал у нас интервью для «Плэйбоя»?
АГ: Понятия не имею. Я никогда не брал интервью для «Плэйбоя»…
Дюша: А если пофантазировать?
Файнштейн: Вот, я понял… Сидим мы втроем и якобы выпиваем… так надо представить и эту ситуацию…
АГ: Не то чтобы это было неинтересно, но согласись, что такие разговоры всегда бывают несколько специфическими. Лучше попробуем заранее определить тему…
Файнштейн (неуверенно): О смысле жизни, наверное…
АГ: О смысле частной жизни?
Дюша: Это интересно.
АГ: Ну хорошо. Но чтобы определить смысл частной жизни, надо коснуться самой частной жизни. Итак, какова же она у вас? Имеет ли она отношение к «Трилистнику»? Лет пять-шесть тому назад я бы не отделял музыку от частной жизни, однако сейчас настали совсем другие времена.
Дюша: Открывая эту большую, глубокую, широкую тему… Коснемся самого главного в жизни музыканта мужского пола! Основное, что мешает его нормальному творческому существованию – это так называемая семья, которая по всем параметрам, наоборот, помогать должна, но, как подсказывает широкий, глубокий и большой жизненный опыт, семья порой очень даже мешает. В ансамбле «Трилистник» – все холостяки. В той или иной степени. (