Дюша: К третьему альбому материал уже есть, можно даже считать, что он уже записан, осталось только сброшюровать его и издать. Если «Музыка Средиземья» – это музыка, песни, написанные по мотивам ирландских и шотландских песен, то третий альбом – музыка, когда-либо записанная во время работы в кино. То, что вошло, и то, что не вошло. Инструментальные, текстовые варианты. Я хочу их издать как архив «Трилистника». Ну и вперед, четвертая пластинка ждет, надо садиться и писать.
Файнштейн: Сейчас мы находимся в стадии ожидания выпуска на «Триарии» двух первых альбомов. Ждем. Это будет толчком для того, чтобы действовать дальше, потому что руки опускаются, когда твоя работа лежит на полке.
Дюша: Сегодня музыканты часто получают возможность кого-либо поучить чему-нибудь или из интервью, или из собственных песен. Вот чего не хотелось бы сейчас… поучать не хочется. С кем ни поговоришь, все выступают с какими-то новыми идеями, рассказывают, как надо делать и как не стоит поступать… Позицию человека, который говорит: «Не трогай меня, я знаю как, но только не трогай меня!» – я не понимаю. И не выжидаю. Я живу по системе «я знаю как, но если кто-то мне подскажет еще один вариант, я с удовольствием прислушаюсь»… А вообще… хотелось бы и выставку сделать живописную «Трилистника», и спектакль поставить на базе «Трилистника», и книгу издать на базе «Трилистника», и мост через Неву построить… что-то постоянно делать!
АГ: То есть тебе хотелось бы укрупнить «Трилистник» до структуры универсального типа?
Дюша: Да. И возможно, выступить с какой-то определенной жизненной теорией.
Файнштейн: Выпускать зубные щетки, самолеты, автомобили…
Дюша: И даже презервативы. Все гениальные люди, они все время показывают в своей жизни нестандартный ход. Последняя пластинка «Алисы» меня просто потрясла, там неожиданно баян зазвучал – и все в порядке! Не изменяя себе, при этом находят новые формы.
АГ: В этом альбоме Кинчев ушел в сторону от того, что он делал раньше.
Файнштейн: Такое ощущение, что он, все время дергая дьявола за хвост, вдруг неожиданно бросил это занятие. И это самое сильное.
АГ: Мы с вами сегодня частенько произносили слово рок-н-ролл, а ведь у той же «Алисы», например, совсем другие замесы в ход пошли. Очень сильно изменилось рок-н-ролльное искусство.
Файнштейн: Вот Юра Ильченко – яркий пример неизменяемости. Непонятно, хорошо это или плохо. Я вот был на концерте его новой группы, и собрались такие люди, для которых эти песни являются тем же самым, как для наших родителей «Синий платочек».
Дюша: С Ляпиным мы как-то рассуждали лет… тридцать тому назад.
АГ: Тридцать? С тех пор вы с ним не разговаривали?
Дюша (смеется): По счастью, приходилось. Так вот, мы сидели и говорили о том, что же мы будем петь, выпив очередной литр водки лет в шестьдесят. Мы фантазировали, что будем петь что-нибудь из «Битлз»… Все это складывалось в логичную картину. А сейчас я даже не представляю, что можно запеть… что же накопилось за долгие годы из того, что теоретически может остаться? Вот, например, из «Аквариума» я знаю, что можно петь. Или что-то из «Машины времени»…
АГ: Сейчас время неопределенности. В нашем разговоре она тоже чувствуется. В ваших высказываниях нет однозначных утверждений, которые звучали несколько лет назад…
Дюша: Сейчас конец столетия. Оно тщательно собирает все, что накопилось, и так же тщательно перемешивает. Разобраться в этой мешанине можно только в начале следующего столетия.
Файнштейн: При советской власти был момент, который десятилетиями вдалбливали людям в голову… что пожилого человека надо слушать, потому что он – умный. Теперь все повернулось ровно на 180 градусов. А правда находится посередине.
Дюша: Мишка, это старый принцип! Гениальный музыкант никогда не исполняет ноты, записанные на нотном стане. Он всегда исполняет то, что находится между нотами. Это и называется авторским прочтением любого нотного материала, записанного на бумаге. Именно паузы звучат, и как музыкант эти паузы с нотами соотнесет, так и получится. Гениальность как раз в этих промежуточках и слышна. Когда исполнитель начинает приходить к вершинам своего мастерства – он играет паузу. Вот это и есть тот самый опыт, который с годами и появляется. Есть старая такая теория, что на самом деле эволюция человека, его развитие в историческом процессе напрямую связаны с изменением сознания. То есть, мягко говоря, если человек не пил и не тащился бы на чем-нибудь другом, то он бы не изобретал, а не изобретая, он оставался бы на одной точке развития. А изменение сознания – оно заставляет человека что-то придумывать. Прогресс должен быть благодарен исключительно изменению сознания. Задается вопрос: если бросить пить, то чем заменить питие, тащилово какое-нибудь, каким образом добиваться изменения сознания? Вот для этого искусство и существует! Мы занимаемся изменением сознания.
Файнштейн (тихо): Все.
Июль 2013
Сева Гаккель: «Я надеюсь, что рок-музыка вернет свои позиции»
Сева Гаккель играл в «Аквариуме», в «Популярной механике», в «Оркестре Вермишель», в других составах. Он основал клуб «Там-Там» и руководил им с 1991 года до 1996-го, пока «Там-Там» не закрылся благодаря проискам разного рода недоброжелателей. Сева был арт-директором первых российских фестивалей «СКИФ». Деятельность Гаккеля всегда была связана с музыкой, да и сейчас он с ней не расстается – например, стал импресарио своего «Оркестра Вермишель». Совсем недавно Сева Гаккель принял участие в записи альбома «Полубоги вина», выпущенного проектом OPTIMYSTIKA ORCHESTRA п/у Евгения Федорова и вместе с этим составом побывал на гастролях в Нью-Йорке.
– Сева, как эмигрантская публика восприняла то, что исполняла «Оптимистика»?
– Ну, они люди настроенные очень оптимистично и очень радушно, всегда, любой приезд русской группы для них событие, и хотя это, конечно же, событие локального значения, потому что трудно представить американцев, которые могли бы пойти на такой концерт. Но, однако, это имеет место быть, и это очень приятно, что всем на радость. Как правило, такого рода поездки организованы людьми из русской диаспоры. Живущими в Нью-Йорке, и коих очень много. Люди, которые изголодались по тому, что происходит на исторической родине, и они готовы слушать и слышать в любых количествах все, что происходит здесь. И поэтому находятся люди, которые берут на себя риск организовать концерты, и вот, в силу того, что «Tequilajazzz» уже несколько раз ездила по приглашению этих людей, то в этот раз они решили пригласить «Оптимистику». И мы ездили в составе трех групп – «Оптимистика», собственно «Tequilajazzz» и «Маркшейдер Кунст». Это условно было названо «OPTIMYSTIKA festival», хотя это были всего лишь два концерта в Бруклине, в небольшом клубе под названием «The Hook».
– Американские гастроли группы «Оптимистика» прошли на ура? Видимо, они будут повторяться в дальнейшем?
– Видимо, да. Многие группы в Америку ездят время от времени, и я надеюсь, что это был не последний заезд.
– Сева, если я не ошибаюсь, в репертуаре молодой группы есть песня «Тридцать лет тишины», которую исполняет «Tequilajazzz»? Но здесь она в таком немножко – извини меня, конечно, – в припопсованном варианте.
– Ну, это концепция Жени Федорова, концепция оркестра, ведь, насколько всем известно, группа «Tequilajazzz» – это очень радикальная группа…
– Ничего близкого с приставкой «поп» не имеющая.
– Нет ничего плохого в слове «поп», когда люди относятся к этому как к поп.
– Согласен, я имею в виду современный российский контекст слова «поп».
– Не будем касаться современного контекста.
– Согласен. Поговорим о вещах более интересных, в частности об одном из аспектов твоего прошлого. Я не буду сейчас затрагивать тему, которую ты не любишь, твое участие в группе «Аквариум».
– Нет, я сейчас уже спокойно к этому отношусь. Я бы с большим удовольствием сходил на концерт Боба, если бы эта группа называлась как-нибудь просто по-другому.
– Только из-за этого ты не ходишь на концерты «Аквариума»?
– Только из-за этого, да. Я не могу пойти на концерт группы «Аквариум». Я для себя так как бы… позиционировал.
– Ну это такой уже… Я все понимаю, конечно, но это такой уже просто патологический момент. Чего же не сходить на концерт, если ты хотел бы сходить? Чего же упираться в название, в конце концов? Жизнь-то идет…
– Жизнь идет, но она почему-то складывается из каких-то обстоятельств.
– Разумеется. Но если ты все же хотел бы сходить…
– Я хотел бы сходить полюбопытствовать, потому что мне Боб декларирует все время то, что наконец «Аквариум» осуществляет то, о чем он мечтал всю жизнь.
– С его точки зрения это так.
– С моей-то точки зрения ничего удивительного в этом нет, потому что за тридцать с лишним лет можно научиться чему угодно, и можно научиться это делать хорошо наконец, но есть люди, которые даже умудряются научиться этому за гораздо более сжатые сроки.
– Пластинки аквариумные ты не слушаешь?
– Ну, по одному разу слышал, а «Zoom-Zoom-Zoom» я не слушал. Пойти купить… Какую-то пластинку я даже купил, по-моему, «Пятиугольный грех».
– Это «Террариум». Это там, где все песни на мои тексты.
– Я помню, да. Кстати, эта пластинка мне на порядок интереснее всего, что я аквариумного слышал после. Объясню почему сразу: Боб обладает редким даром убедительно петь о том, что порой даже вообще непонятно. Какие-то абсурдные тексты. Твои тексты он поет самым оптимальным образом. Когда на той же самой пластинке поет Максим Леонидов, то это почему-то не работает.
Всеволод Гаккель. Ленинград. 1987 г.
– Но когда пел Бутусов – сработало.
– Да, получился просто народный хит. Но я почему-то в последнее время перестал реагировать на песни Боба как на песни. То есть они вообще перестали для меня вообще что-нибудь значить, я их воспринимаю как… Вот если песни на тво