– В театральную жизнь, и в жизнь композиторскую.
– Так уж получилось. Хотя то, что я делаю, скорее всего, это такой набор звуков и атмосферы.
– Любая музыка, собственно говоря, это набор звуков.
– Но я не беру на себя смелость сказать, что это самостоятельные произведения, которые могут звучать отдельно от действия. Меня как раз в этой ситуации привлекает синтез.
– Что это за композиции?
– Я бы как раз композициями это не назвал, потому что сюжет без действия мне был бы непонятен, а вот как иллюстрация… К примеру, выход Ангела в митьковской рубашке и с белыми крылышками в спектакле «Братья Кюхельгартен» (там художником, кстати, был и декорации делал, и костюмы, Митя Шагин – поэтому митьковская тема там присутствовала). Когда вот такой персонаж выходит трогательный – это был ребенок, – в митьковской рубашечке, с крылышками, это, собственно, даже не композиция, а некая иллюстрация его выхода.
– Иллюстрация, я понимаю, когда идет спектакль. Но это можно ведь слушать и отдельно. Что я, собственно, и сделал. Не будет ли ошибкой с моей стороны, если скажу, что эти музыкальные фрагменты написаны тобой в эстетике минимализма?
– Да, под влиянием, во всяком случае.
– Ты мне дал диск, где записаны различные треки – это все к одному спектаклю или к разным?
– Это из того же спектакля: грезы художника, которого персиянин пытается уговорить с помощью опиума.
– Какой страшный спектакль, наверное.
– Гоголь…
– Гоголь, митьки, персы, опиум. Интересно. А в Питере мы увидим этот спектакль?
– Я не знаю дальнейшей его судьбы – это все происходило в Москве. Надеюсь, что он еще будет идти и в Москве, и в Петербурге.
– Совсем недавно, в конце прошлого года, в Москве состоялась премьера мюзикла «Веселые ребята». Ты был аранжировщиком известной музыки Дунаевского, но в современном ключе. Было такое дело?
– Было. Есть такой режиссер – Виктор Крамер, очень известный человек, и однажды он подошел ко мне и говорит: «Ты не мог бы попробовать посмотреть современным взглядом – и вообще, как тебе покажется „Марш веселых ребят”»? Мы с клавишником нашей группы Борей Рубекиным сели как-то, подумали, и получилась, на наш взгляд, забавная такая история. Виктору это понравилось, и он говорит нам: «Давайте, ребята, займемся музыкой к этому спектаклю».
– И вы занялись…
– И получилось огромное количество номеров – порядка двадцати, на музыку Исаака Дунаевского и Максима Дунаевского, – их надо было очень быстро сделать, за три месяца. Максим дописал к этому спектаклю еще несколько номеров. Это была огромная школа для меня, потому что делать все за такой короткий срок, имея в виду какое-то масштабное симфоническое звучание, конечно, интересная и непростая задача. Но спектакль прошел – он был приурочен к семидесятилетию фильма, известного всей стране, – и получился красочным и веселым. Сейчас он идет в Москве, надеюсь, что его привезут и в Питер, где-то в феврале-марте. И вот там есть номер «Месяц и часы» – нужно было минималистскими как раз средствами добиться того, чтобы эти сказочные персонажи (месяц и часы) зазвучали по-новому, по-современному.
Андрей Суротдинов. «А2». 2015 г.
– Ты много лет играешь в группе «Аквариум».
– Ровно десять.
– Довольно немаленький срок.
– Да, некоторые за это время успевают окончить школу.
– Ты уже много чего повидал в рамках «Аквариума», много городов, много стран, принял участие в записи множества альбомов. Но вот недавно, в январе, у группы был такой небольшой творческий отпуск, да?
– Да, каждый поехал по своим делам, на время.
– Борис Гребенщиков опять побывал в Индии?
– Там гораздо теплее зимой, чем здесь.
– Наверное.
– В Индию имеет смысл ездить зимой. Мы даже вместе ездили туда несколько раз, в январе. Это впечатляет.
– Я думаю. А остальные музыканты «Аквариума» тоже занимаются своими делами?
– Ну да. Кто на даче, кто на джазовых концертах.
– А когда появится – ведь он уже записан и готов – последний аквариумный альбом?
– Ну, мы хотели бы, чтобы он вышел уже вчера. Или позавчера. Но теперь мы решили, что он выйдет по готовности. Не будем его торопить.
– Он ведь записывался в Лондоне?
– Да, на студии «Ливингстон», с которой, собственно, и началась моя работа в «Аквариуме» (До этого я участвовал в нескольких гастролях, потом мы отправились в Лондон, именно на эту студию, и записали альбом «Навигатор».) Здесь же был записан диск «Снежный лев», и теперь вот Боря подумал и решил, что на этой студии все происходит как-то лучше и динамичнее.
– Понятно, все-таки это Англия. У нас тоже много теперь студий в стране, в городе (собственно, у «Аквариума» есть и своя студия), но, видимо, по ряду моментов, в Лондоне работать лучше и результат получается совершеннее.
– Надеюсь, что и в этом случае будет так.
– Расскажи о музыке к мультфильму, которую ты написал.
– Я надеюсь, что его увидит широкая публика, потому что…
– Узкая уже видела?
– Да, ближний круг только. Мультфильм называется «Мираж», и там очень хорошие мультипликаторы: Босх, Брейгель, Леонардо да Винчи…
– Да, такие ребята интересные.
– Вот. И их картины начинают жить – все персонажи в этом принимают участие, вдруг оживают, куда-то идут, как-то так действуют. Во всяком случае, это то, чего мне в музеях всегда не хватало.
Новые грани пятиугольного греха
Альбом «Пятиугольный грех» – это есть иллюзия, ставшая однажды реальностью. Можно и по-другому сказать, наоборот, как бы в антитезу, что это есмъ реальность, неожиданно и чудесно преобразованная в нечто вроде иллюзии.
Незаметно прошло 15 лет со дня рождения «Пятиугольного». В силу пронзительной иронии судьбы только теперь альбом стал доступен всем обитателям цифровых пространств. Воистину, лучше поздно, чем никогда.
Вследствии иронии не менее пронзительной, ваш непокорный слуга – то бишь George Гуницкий – то есть я, был автором текстов всех песен, записанных на этой пластинке проектом «Террариум».
Рождению «Греха» предшествовало некоторое количество мистических обстоятельств. Или даже магических. Судите сами: как бы там ни было, но даже пытливый исследователь амбициозно-бессмысленных, контрастно-уперто-противоречивых событий нашей выгнутой в разные стороны эпохи не сумеет и даже не сможет отрицать, что «Пятиугольный грех» был создан на основе, на платформе, в русле глобальной Теории Всеобщих Явлений (ТВЯ).
Поэтому априори нельзя не учитывать следующее: «…ТВЯ всегда имела эдакое универсальное значение, выходящее за узкие рамки каких бы то ни было координат. Вовсе не будет преувеличением сделать вывод о связи ТВЯ и разнообразных процессов так называемого Бытия».
Да, это так, спорить тут и вовсе не приходится. Ведь благословенная Теория Всеобщих Явлений оказала фундаментальное воздействие на «Аквариум» изначальный, на Бориса Гребенщикова и George Гуницкого.
Да и могло ли сложиться иначе, по-другому? Нет, не могло. Поэтому и не сложилось.
Глубинно погружаться сейчас в заманчиво бездонные лабиринты ТВЯ все же не стоит. Однако немыслимо, даже невозможно не вспомнить о таких многозначных статьях, теремах и постулатах, как «Теорема о птице, сжегшей землю», «Теория двойного народонаселения», «О трудах академика Бурзуха».
Нелишне будет напомнить страждущим истинного знания о том, что «Теорема о птице…» доказывается двумя постулатами. Да, всего двумя! Но зато какими… первый – «Три равно восьми», второй – «2-й постулат Хамармера»: «Хай-хед – это высокая шляпа о двух плоскостях».
Когда я сочинял стихи, ставшие в дальнейшем текстами на «Пятиугольном грехе», то никакого «Террариума» еще не было. Стабильно и неизменно жил исключительно «Аквариум». Время от времени некоторые мои стишия продолжали свое существование, но исключительно уже в песенно-аквариумном обличье. Никаких и-мейлов, фейсбуков, твиттеров-контактов еще не было, поэтому я иногда приносил Борису свои стихи в традиционном машинописном виде. Как правило, забывал потом, что именно из стихов я ему оставлял.
Так, например, собственно, «Пятиугольный грех» был передан в виде крохотулечной записки в несколько строчек. Я написал ее, ожидая его – Боба – в квартире на улице Марата.
Но он записку эту сохранил, и вдруг, много лет спустя, фактически из ниоткуда, появилась одноименная песня.
Заглавная на альбоме.
Вскоре после рождения «Пятиугольного греха» – через неделю, через месяц, через три дня – Борис сказал, что песни с этого альбома никогда не будут исполняться на концертах. Так и получилось. Точно так же получается и до сих пор. Не однажды мне довелось посещать аквариумные концерты. Однако ни единой песни «пятиугольной» в концертном варианте я не слышал. По крайней мере до сих пор.
Кроме «Гибралтар/Лабрадор». Но это уже Слава Бутусов. В те далекие ночи и дни он пусть и ненадолго, но все же стал частью «Террариума». Не уверен я в том, что есть в пределах околороссийских или где-то еще далее кусок суши ли проблеск неба, где многократно не звучал бы этот супермегахит.
Невозможно не вспомнить и в этой связи, и вообще Роберта младшего Гансена, хотя вообще он говорил немного о другом…
«Когда мы приближаемся, то явно мы уходим. Иногда грезится, будто бы мы знаем зачем, но через пару-тройку минут становится очевидно: хорошо, даже здорово, что мы не остались там, где нас никогда даже и быть-то не могло».
Примерно на рубеже веков, в году эдак 1998-м, если не позже, Борис поинтересовался – нет ли у меня каких-либо новых текстуариев? Недели через три я принес ему около восьмидесяти стихов.
В относительной скорости появился «Пятиугольный грех». До поры до времени я вообще ничего не знал об этом и только в конце апреля (или в середине мая) двухтысячного года впервые услышал по «Радио Максимум» «Гибралтар/Лабрадор».
Чуть позже мне подарили только что выпущенный «Пятиугольный Грех».
Бытие мое стало обретать новые, весьма позитивные грани.