Но быть может, только сделал вид, что не узнал?
Джордж сказал мне по секрету, что если и так, то и черт с ним, с Ароном Давыдовичем.
Не брат он был Джорджу, не друг и даже не дальний родственник. Продал в ночное время выпивку – и спасибо, thank you, а ведь мог бы и подешевле портвейн продать. Если бы, конечно, узнал Джорджа. Хотя с какой такой стати экс-директор 429-й общеобразовательной средней школы, в поздние годы своей педагогической жизни трудившийся швейцаром в мелком сраном отеле на Невском проспекте и потихонечку спекулировавший спиртными напитками, чтобы иметь пусть невеликую, но и нехилую все же прибавку к своим пенсиям-зарплатам, должен был бы продавать гадостную портвенюгу подешевле какому-то чернобородому типу (то бишь Джорджелло), заглянувшему глухой питерской ночью в двери отеля «Балтийская»? Ну да а если бы Арон Давыдович и узнал Джорджа, который во времена обучительства своего в среднем учебном заведения нумер 429 был еще Толей, то и это не являлось бы – не было – не стало бы – для него поводом для обкрадывания самого себя на небольшое количество рублей. Но Джордж, однако, после приобретения у бывшего директора спиртного напитка, не преисполнился особенно теплых и нежных чувств по отношению к старику Арону.
Которого – ох не зря! точно не зря! совсем не зря! – называли в былые времена Фантомасом. Ведь он и был по сути своей сокровенной – внутренней – глубинной – настоящим – в меру злобным – педагогическим совдеповским Фантомасом, и вся его человеческая жизнеустроительная философия была вполне сродни фантомасовской. Интересно, кстати, было бы вот что у дядьки Арона спросить – подумал однажды Джордж, когда он уже в самый полный рост был Джорджем, а никак не Толей, и подумал он об этом соответственно через два с чем-то десятка лет после того, как купил у швейцара Давыдовича славную порцию дешевого alco… Нравилась ли ему киноэпопея с Фантомасом? Смотрел ли он ее целиком? Какая из серий приглянулась ему более всего?
Но, увы, не спросил тогда об этом у Арона Давыдовича Джордж, а уже теперь едва ли удастся ему это сделать. Тем паче что потом на месте гостиницы «Балтийской» появился на Невском в меру навороченный отель «Невский Палас».
А теперь еще чего-то вместо «Паласа» наворотили…
Зато Джордж подумал вот еще о чем… нет, стоп, стоп, стоп! Не про одно что-то подумал Джордж, а напротив, сразу о двух вещах – о двух штуках – о двух материях – о двух фактоидах.
Первое: наверное, в году 1965-м или в 1968-м дальнейшие жизненные перспективы представлялись Арону Давыдовичу несколько в другом свете – раскладе – обороте – коленкоре, нежели тогда, позже, в бездонной пучине середины восьмидесятых, когда пришлось ему на пороге гостиничном, во времена закономерного распада Совдепии, приторговывать всякой бормотушной дрянью. Ну а второе, о чем подумалось – пригрезилось – померещилось Джорджии, что было бы в наивысшей степени занимательно, если бы тогда, в мутно-темную ночь года 1982-го, он зашел – ввалился – забрел – вступил бы в недра гостиницы «Балтийская» не один, а вместе, например, с Бобом.
Ха! Будто бы Джорджу не было преотличнейшим образом известно, что не больно уж часто тогда им с Борисом – Бобом – Борей доводилось общаться. Тот жил-сидел тогда на крыше, на улице Софьи Перовской. И был оченно рад. И в основном был по уши погружен в создание золотой альбомной аквариумной серии – «Радио Африка», «Треугольник», «Табу» и прочие «Дети Декабря». А Джорджи, George, Джорджелло – тот своими делами занимался. Постигал основы роковой журналистики, резвился в ленинградском рок-клубе, ездил по бездонным просторам российским с мелкопрагматичной целью рассказов о ленрок-музыке и показов в меру паршивых видеоматериалов жителям провинциальных советских полу- и четвертьмегаполисов типа Перми, Тулы, Братска, Хабаровска, Ангарска или Жданова. Страстно жаждущим как можно больше и глубже пропитаться вибрациями столь сладостной для них ленрок-музыки. Иногда Боб и Джордж встречались на рок-фестах в других городах; правда, и не слишком уж часто: в Вильнюсе в одна тысяча девяносто шестом, во время самой первой «Литуаники», в Москве, когда Сантана и Дуби Бразерс приезжали – правда, это был не фестиваль, а большой концерт, – в Северодвинске и на Соловках, но и это был не фестиваль, а «аквариумно-трилистниковский» малый северный тур.
Этот небольшой географический реверанс Джордж сотворил исключительно для того, чтобы стало очевидно – не так уж часто очень, в зрелые годы – и в восьмидесятые, и в девяностые, да и двухтысячные, им с Бобом доводилось общаться. Нет – правда – в самом деле – доподлинно – кроме шуток – всерьез – в натуре – точно – совсем нечасто общались они. Ну и, соответственно, выпивали совместно они крайне редко.
Вот с Фаном, например, или же с Дюшкой Джордж в те же восьмидесятые-девяностые нередко подвергал спиртные напитки крутому тотальному остракизму. А вот с Борей – то есть с Борисом – то есть с Бобом, редко, очень редко удавалось сделать что-нибудь подобное.
Более того, даже в древние юные годы «Аквариум» мало интересовался винно-водочными изделиями, и если случалось – приходилось – доводилось – приключалось отдать некоторую дань господину богу Бахусу, то она воздавалась в крайне мелких и убогих размерах, типа одна бутылка сухого вина на пять – шесть – семь человек. В крайнем случае брались две бутылки.
Как ни странно, но в старых в аквариумном и околоаквариумном, в бобовском и в джорджевском кругах тех древних лет это считалось вполне и очень даже вполне достаточными дозами. Само собой, потом, в эпоху пьяных углов и распада страны под лейблом СССР, про такие дозы в порядочной околорокерской – художественной – поэтической – в общем, в приличной богемной компании – никто бы не стал ни думать, ни говорить.
Другое время, другие дозы, другие аппетиты
Джордж нередко посещал прежде пьяные углы. Да и таксисты не позволяли надолго забыть про алкогольные радости. Боб, видимо, тоже был не чужд этим развлечениям. Только конкретно Джордж про это почти ничего не знает, вместе они, пожалуй, почти никогда и не выпивали (например, вдвоем, после того как решили назваться «Аквариумом»; неплохой был бы повод, да только в то время и фактура, и идея выпивки их мало привлекали), ну разве что по мелочи на тусовках вроде чьих-то очередных дней рожденья. Но это даже не в счет. Ежели забежать далеко-далеко вперед, в те времена, когда «Аквариум» отмечал летом 2002 года свое тридцатилетие концертом в ДК Ленсовета, то после концерта, в большой и специальной гримерке за ложей «А» (про нее совсем немногие знают), то есть даже и не в гримерке, а в специальном таком банкетном кабинете, куда пускают только избранных людей типа «ДДТ» и «Аквариума»; так вот, именно там после концерта Боб и Джордж немного вместе выпили.
Коньяк? Водка? Виски?
Нет, Джордж не помнит. Боб, видимо, тоже. Зато Джордж помнит, как Боб сказал что-то вроде: «Выпьем, что ли, в первый раз за тридцать лет…»
Преувеличения в его словах не было ни малейшего.
Джордж мне говорил, что во время обучения в 429-й, в классе примерно в восьмом, он и Валера Обогрелов (да-да, тот самый, который так и не стал аппаратчиком «Аквариума», а с воистину маниакальной жадностью погрузился во все телевизионное) стали издавать стенную газету под оптимистическим названием «Вечерний Бедлам». Боб тоже затеял стенгазету (или сделал просто подборку из листов бумаги) и назвал ее «Тупые Известия».
Он учился тогда в седьмом классе. Однажды на какой-то очередной линейке в школьном коридоре преподаватель математики Петр Иванович, человек ничуть не злой, во время своего бог знает чему посвященного выступления сообщил, что «в седьмом «Б» классе издается остроумная и неплохая стенная газета, правда, под оскорбительным для ее редакции названием».
Про «Вечерний Бедлам» он ничего не сказал. Видимо, не довелось ему еще это издание прочитать. Петр Иванович курил «Беломор», причем делал он это прямо во время уроков, с очевидным кайфом, возле приоткрытой форточки. Но однажды у него кончились папиросы…
Другая вселенная
…и он стрельнул у одного из одноклассников Джорджа (в то время еще, естественно, Толи) болгарскую сигаретку. Стрельнул. Выкурил. Потом развел руками и с улыбкой сказал: «Вкусно. Да не сытно». А этот одноклассник вроде бы достаточно рано спился. Фамилия его была Васильев.
Боб, Джордж и Валера – все они любили ездить в аэропорт. Жили не очень от него далеко. Никуда еще не летали. Незачем, не нужно еще было им куда-нибудь летать. «Аквариум» тогда даже еще и не начинался. Но в аэропорт ездить любили. Ездили туда часто. Автобус номер 39 довозил в аэропорт довольно быстро. Прежде аэропорт не разделялся на «Пулково-1» и «Пулково-2» и был только там, где теперь находятся международные авиалинии. Ходили, бродили, смотрели на расписание рейсов. Однажды, когда Джордж, Боб и Валера пошли назад пешком вдоль шоссе, они стали поджигать траву. Хорошо загорелось. Классно. По-настоящему! Корпус аэропорта находился метрах в трехстах. Трава, кусты вовсю пылали. Джордж даже немного смутился. Начинался настоящий лесной пожар! И аэропорт еще рядом! Но обошлось. Никто, ничего, никого. Смеясь, дошли до автобусной остановки и довольные поехали домой. «Аквариум» тогда еще только начинался. Или даже еще не начинался. Что, в общем-то, одно и то же.
Джордж мне говорил, что Боб почти постоянно что-то пел – песни «Битлз», Кэта Стивенса, Саймона, Дона Маклина. Шел и пел, порой даже довольно громко. Иногда, когда летними вечерами Боб возвращался домой, то Джордж, услышав его голос, выходил на балкон. Во всем этом была какая-то настоящая, цельная, вполне законченная гармония. Золотое сечение жизни в начале семидесятых. Нет, иначе и не скажешь. В те годы ни Боб, ни Джордж такими категориями еще не мыслили, но в то же время они уже недалеко от них находились. Людмила Харитоновна побывала в Италии и привезла Бобу настоящие джинсы. А Джорджу вскоре родители дали тридцать пять рублей для покупки в соседнем доме у некоего Рудика темно-синих вельветовых джинсов. Тоже фирменных. Боб потом с особенным значением говорил, что это «настоящий джаггеровский вельвет». Можно было подумать, что он тогда щупал джаггеровские вельветовые джинсы.