– Ты только не пой, пожалуйста, – прошептал котёнок. – А то поналезут эти… шаромыжники.
Овца помолчала и кивнула. Котёнок потрогал её тёплый курчавый бок.
– Нет, – сказал он, – замёрзнуть ты не можешь. Но ты очень выдаёшь себя белым цветом. Нам надо соорудить тебе шалаш.
– Зачем? – спросила Овца.
– Чтобы ты могла в нём спать. Здесь хорошее, тихое место.
Из болота через слой ила доносились крики, камыши раскачивались, хотя ветра не было.
– Зато ночные звери здесь не охотятся, – объяснил котёнок.
– Подтверждаю, – кивнула Овца. – Я здесь не охочусь. А я – ночной зверь.
– Ты бездомный зверь, Овечка, – поправил Авось.
– И ночной, – заупрямилась Овца. – Чтобы ты знал, я вообще не сплю.
Котёнок растерялся. Ему стало ясно, что Овечка нездорова. Он пошевелил усами:
– И давно это с тобой?
– Сколько себя помню, – Овца моргнула. – Вряд ли этому можно помочь.
– Мы… придумаем что-нибудь, – сказал котёнок. – Долго ты так не протянешь.
– Кто бы говорил… – пробурчала Овца.
У неё явно испортилось настроение. Она повернулась к Авосю хвостом и побрела вдоль болота, приговаривая:
– Вот привяжешься к какому-нибудь коту… бессмысленно и необъяснимо… а потом его найдёт Волколак… и как быть… если ты уже привязанный…
Она вдруг раздула ноздри. Пахло чем-то заманчивым. Какими-то травками, тушёнными в какой-то вкусной водичке с каким-то неизведанным соусом…
Овца не знала, что случайно обнаружила вытяжку из бара Болотника. А котёнок не знал о вытяжке, потому что считал все запахи вокруг болотными, а не съестными. Пока Овца тянулась к национальной болотной кухне, Авось собирал веточки, листья папоротника и мох. Всё это он думал обмазать болотной глиной и скрепить в подобие палатки. Он перепачкался в глине с лап до ушей, так что даже белая грудка стала коричневой.
И тут он услышал за спиной хлёп. Такой звук, когда чьи-то лапы засасывает в грязь.
– Овечка? – осторожно позвал котёнок.
Овца молчала. «Опять заблудилась! – испугался Авось. – В болоте!» Котёнок бросился по следам от копыт и увидел Овцу, увязшую в трясине всеми четырьмя ногами.
– О дивный новый мир… – сообщила она, заметив котёнка, и погрузилась в тину по самое брюхо.
Авось заметался между кочек. Как же так?! Почему он не предупредил про камыши?!
– Держись, Овечка, – взмолился Авось. – Я сейчас…
Что сейчас – котёнок понятия не имел. Звать на помощь? Первыми услышат болотники, и это будет последняя бессонная ночь Овцы. Ей долго удавалось оставаться невредимой в диком лесу, но… Кажется, её удача закончилась.
Глупая, глупая Овечка! Она дёргала ногами и увязала всё сильнее. Наконец над поверхностью остались одни уши, ноздри и глаза – круглее круглого.
Авось, весь в тине и водорослях, облепленный илом, полз к Овце. Зажав зубами ветку, он волок её к камышам.
– Фва-тай, – пыхтел котёнок, протягивая ветку перед собой.
– Кого ещё там принесло?! – услышал Авось злобный голос из-под мутной воды.
– Две пары копыт, – доложил другой голос, не менее злобный. – Черти лезут. Вдвоём! Это, наверное, из ансамбля. Застряли, что ли, в трясине?
«Затаись, – подсказывал котёнку инстинкт, – спрячься». Но Авось подполз ближе:
– Фва-тай быф-трее!!!
Овца открыла рот, и тут кто-то сильно дёрнул её за ноги.
– БУЛЬ, – сказала она и пропала в зелёной воде.
– Мя-у-у-у-у, – Авось заплакал от досады и жалости.
Это лишило его остатков сил. Последним рывком он дополз до пузырей на воде. Оттолкнулся от кочки задними лапами, вспомнил, что надо прижать уши, сунул голову в воду и… уснул.
Глава 10. Овечий триумф
Авось висел на потолке, запутавшись в водорослях и зацепившись за ветку, которую тащил Овце. Он провалился к Болотнику в бар во сне – медленно и незаметно для посетителей. С потолка бара свисало огромное количество грязных пучков, спутанных корешков и склизких комков. Зависший котёнок не шевелился и не издавал звуков, поэтому сошёл за очередной замызганный комок.
Овце повезло меньше. Правда, узнать в ней сейчас Овцу было довольно сложно. Ил и мелкие водоросли намертво запутались в её курчавой шерсти, так что Овца походила на зелёный мохнатый шар с большими белыми глазами. С её ушей свисала тина, и, надо сказать, Овце шёл этот болотный прикид.
Она приземлилась прямо на сцену возле барной стойки и теперь приходила в себя, разглядывая дыру в потолке.
– Это провал… – сказала она, вытаращилась в зал и одеревенела.
В баре сидели, лежали, ползали по столам и лепились к стенам разные болотные создания.
Гигантские вонючие слизни время от времени вытягивали из-под лавок рожки и требовали «повторить». Тогда бесёнок-официант подбегал к ним с ведром пузырящейся жижи и выливал её прямо под лавку. Слизни погружали в жижу рога и одобрительно хлюпали.
Где-то в углу громко хохотала Кикимора. Она пришла вместе с дочкой, которой намеревалась присмотреть жениха. Худосочная дочка противно фыркала – ей никто не нравился. Она пришла поесть.
Рядом с ними сидели две сестры-болотницы. Они посматривали вокруг и ничего толком не заказывали – очевидно, были на диете. Болотницы тянули один папоротниковый смузи на двоих и выглядели дико модно. В платьях оверсайз из последнего речного каталога, босые, но в шляпах. Длинные волосы почти полностью закрывали их лица, оставляя свободным только один глаз. После того как Лихо Одноглазое сгноило целую лесополосу, в болотной среде стало модно ему подражать.
Бар был забит до отказа. Болотник, привлекая посетителей, организовал концерт.
В афише были заявлены:
– черти-чечёточники с уникальной программой «В лоб копытом»,
– световое шоу блуждающих огоньков с драматическим номером «Забудь дорогу навсегда»,
– гость из глубокой трясины Вислоухий Гнилозуб со стихами травмирующего содержания,
– слизняк съедобный скоростной с экспресс-показом «Поймай меня, если сможешь».
Но вышло так, что черти-чечёточники решили по пути обобрать Вислоухого Гнилозуба. Который как раз сидел на обочине и, обливаясь слезами раскаяния, доедал скоростного слизняка. Черти вступили с ним в неравную схватку – двое против одного – и потому потеряли два хвоста в одной пасти. Гнилозуб оказался не так гнилозуб, как обещал его сценический псевдоним. Едва пострадавшие начали торговаться за хвосты, показались блуждающие огоньки и наобещали всем златые горы. После чего сомнительная компания исчезла в неизведанных просторах Бескрайнего леса.
Хозяина бара об этом, конечно, никто не предупредил. Так что он ждал артистов с минуты на минуту. Болотная братия уже давно стучала посудой по столам, полам, соседям и требовала зрелищ.
Когда на сцену шлёпнулась зелёная Овца, в зале воодушевились. Овца стояла как вкопанная, и Болотник понял, что звезда эстрады ждёт, когда её объявят. Болотник посмотрел в программу и решил, что на скоростного слизняка она не похожа – слишком тормозит. Огоньки он тоже исключил. Хотя глаза Овцы и горели от ягоды-смердючки, которую она успела перехватить по дороге, на шоу это явно не тянуло.
Болотник подошёл к микрофону, отбулькался и пробасил:
– Вислозубый Гнилоух! Стихи! – Тут он увидел, что в нижней части загадочного существа торчат копыта, и на всякий случай прибавил: – Чечётка! От Ухозубого Гниловисла!
Нечисть возликовала. Она хлопала друг друга по головам, дёргала за подвернувшиеся хвосты и давила на пятаки тем, у кого были пятаки. После одного особенно сильного всхрюка Овцу расклинило. Она немного пожевала микрофон, обёрнутый мхом для лучшего звучания, и провозгласила:
– Вы просите песен…
– Вообще-то, стихов! – рявкнул Упырь во фраке.
Он был большой ценитель поэзии и нарочно преодолел два болота ради поэтического удовольствия.
Заблудшая Овца не стала спорить и уважила его просьбу.
– Стих про неизвестное! – объявила она и, строго глядя на Упыря, прочла:
Подмышкой чувствую – ползёт неизвестное.
Щекотно мне и тревожно.
А это хвост потерял своё место
И ищет его осторожно!
Овце неистово зааплодировали.
– Ещё! – надрывался бес, потерявший хвост во время облавы на бесов. – Жги, Вислогнил!
Овца закатила глаза:
Сижу под кустом кустистым я,
Мышь мной придавлена и царапается.
Вижу, как на берёзу, посвистывая,
Уши мои карабкаются!
– Ай, Зубоух, ай, молодца! – расчувствовался Упырь и промокнул слёзы бородой банника.
Неожиданно к микрофону взобрался Анчутка.
– Антракт! – крикнул он. – Попрошу всех оставаться на местах!
И Анчутка потянул Овцу за хвост со сцены. Овца упиралась – она хотела спеть песню с моралью и сделала это, зацепившись копытами за прожектор:
Запахом пленила, в рот ко мне просилась,
Ягода-смердючка недозре-е-лой была.
Глаза повылезали, в носу заколосилось,
Ах, зачем я ягоду в рот поклала???
Нечисть обнималась, махала в такт светящимися гнилушками, бросала в Овцу кувшинки и болотные калужницы.
– Гнилиссимо! – выл Упырь. – Трухлявно!
Овца поймала веточку голубики, проглотила её и только тогда позволила увести себя со сцены. Но было уже поздно.
Едва она начала петь, едва раскрыла рот и овечьи песнопения понеслись по бару… под потолком проснулся котёнок. Он потянулся, забыв об опасности, и от движения сетка из водорослей закачалась. Ветка, которая удерживала Авося, хрустнула. Теперь он болтался на тонких стебельках болотной ряски, которые один за другим лопались от тяжести.
Глава 11. Уснувшая еда
Анчутка затолкал Овцу в подсобное помещение за стойкой. Оттуда можно было пройти прямо под болотом до соседнего болота. Которое, как известно, именно сегодня опустело до безопасности. Так что Овца могла спокойно вылезти в конце туннеля и идти себе по своим делам.