Он протянул ей красный шлем.
Ая отшатнулась:
– Ни за что! Иди ты знаешь куда со своим шлемом?
Вместо ответа Данила молча и неожиданно ловко натянул на нее шлем.
– Вот уж никогда не каталась на байке, более того, никогда не думала, что однажды прокачусь, потому что считаю всех байкеров отмороженными придурками, – прошипела Ая, когда Данила выехал из гаража.
– Как мило! – прыснул Данила, услышав ее признание. – Отмороженный придурок – это же точно про меня! Понимаю, что неприятно иметь дело с таким, как я, но ты все же держись покрепче, а то не ровен час свалишься.
Ая инстинктивно обняла его крепче.
…Огни ночной Москвы, скорость, ветер; ее сердце, особенно на поворотах, ухало и, казалось, падало куда-то вниз; и этим сумасшедшим ветром действительно выдувало и печали, и дурь, и вообще все.
– Что это было? – ошарашенно спросила Ая, когда Данила подрулил к какому-то заведению и остановился.
Со словами: «Мы станцевали первую часть марлезонского балета, сейчас танцуем вторую», – он потащил ее внутрь.
Заведение оказалось модным ночным клубом. В клубе было так шумно, что просто очуметь, и немного похоже на войну: все грохочет, сверкает, взрывается. Прежде Ая не понимала, зачем люди посещают подобные места, теперь же ее озарило: после десяти минут пребывания в этой среде твои проблемы, сомнения, как и сознание в целом, кто-то заботливо стирает волшебным ластиком, и ты в итоге становишься пустой-пустой…
– Тупой-тупой? – переспросил Данила, из-за грохота не расслышав ее слова.
Ая кивнула:
– Ну, и тупой тоже.
– Конечно, – подтвердил ее догадки Данила. – Люди и прутся сюда именно за этим. Нельзя же все время брать в голову за весь мир – голова расколется.
«А, ну, конечно, – усмехнулась Ая, – у нашего бородатого красавчика ведь есть целая философская теория о том, что жить надо не парясь».
– Ну, это довольно примитивное изложение моей теории, – почесал голову Данила, услышав ее ироническое определение. – Хотя в целом, если свести суть к одной фразе, выйдет именно так. Если же расписать по пунктам, то я придерживаюсь нескольких жизненных принципов. Принцип первый: беспокоиться о чем-либо, то есть загоняться по любому поводу, бессмысленно, потому что твой загон, даже самый сильный, не решит ни одну проблему. Кстати, предлагаю выпить за экзистенциальную беспечность! Держи коктейль!
Коктейль, сперва показавшийся Ае безобидным, был неожиданно забористым, после него в голове что-то стало постукивать в ритм оглушительной клубной музыке. Еще коктейль, заботливо поднесенный Данилой, и постукивание сменилось на яркие вспышки и фейерверки. «Надо же какой интересный психологический и визуальный эффект!» – удивилась Ая.
Второй пункт собственной философской системы Данила изложил Ае, когда они вышли из клуба на улицу. «Согласись, что большая часть проблем, которые мы считаем важными, на самом деле таковыми не являются, на них надо просто забить, и они решатся сами собой». Ая усмехнулась: какая красивая, стройная теория! Ай, молодец! Данила пытался рассказать ей и про другие свои принципы, но Ая, рискуя показаться невежливой, уже не могла и даже не старалась в них вникнуть. Увы, она была пьяна. Когда Данила, в отличие от нее не пивший коктейли, предложил ей сесть на байк, чтобы поехать домой, Ая уточнила, на каком именно байке они поедут – мотоцикл Сумарокова в ее глазах странным образом раздваивался.
Поняв серьезность ситуации, Данила присвистнул:
– Да ты набралась, матушка!
Ая смущенно кивнула: да, пожалуй, с алкоголем она сегодня немного перебрала. Она понимала, что если бы ей сейчас, к примеру, предложили пострелять из лука, то она бы даже не смогла натянуть тетиву. Ой, да она бы и до дома не смогла дойти…
Данила буквально тащил Аю на себе и всю дорогу до ее дома болтал какую-то ерунду. Услышав от него, что в пьяном состоянии она, пожалуй, даже похожа на человека – нормального человека с пороками и недостатками, а не на усовершенствованного робота, Ая простонала:
– Заткнись!
…Данила помог Ае открыть квартиру, снял с нее сапоги и пальто, завел ее в гостиную и уложил на диван. Оглядевшись, он присвистнул:
– Шикарно живете, гражданка!
Ая промолчала – ее мутило, а в голове по-прежнему взрывались фейерверки. На всякий случай, чтобы не обидеть женщину, Данила спросил, не хочет ли она предаться разврату.
Ая коротко сказала:
– Отвали.
Данила кивнул:
– Понял.
И ушел. Ая провалилась в сон, похожий на обморок.
Проснувшись утром и с трудом преодолевая головную боль, вспомнив свои вчерашние похождения, Ая ужаснулась: хороша же она была, да еще продемонстрировала слабость в присутствии постороннего человека! А, между прочим, как показывал ее опыт, стоит нам только показать кому-то свою слабость, как этим тут же воспользуются.
Так и случилось. В этот же день к ней в кабинет приперся радостный – улыбка до горизонта – Сумароков, очевидно решивший, что вчерашний вечер дает ему право на любую фамильярность. Данила подмигнул ей и спросил, как она себя чувствует «после вчерашнего».
Ая внутренне застонала: какой у него громкий и развязный тон (слова входили в распухшую от боли голову, словно раскаленные гвозди)! И быстро, на то она и Ая Кайгородская, поставила его на место:
– Когда входите ко мне в кабинет, господин Сумароков, пожалуйста, стучите! У вас есть что-то по работе? Обсуждать другие темы у меня нет ни времени, ни желания.
Лицо Данилы вытянулось – такого он, признаться, не ожидал! Кайгородская снова превратилась в робота и ни за что ни про что вылила ему за шкирку ушат ледяной воды. Вот спасибо!
– Я вообще-то по личному вопросу, – выдавил Данила.
– Данила, давай определимся раз и навсегда, – угрюмо сказала Ая, – я благодарна тебе за прошлый вечер, ты, без преувеличения, вчера меня спас. Но продолжения в том же духе не будет. Мы – коллеги и не выходим за рамки служебных отношений. Не катаемся на байках, не надираемся вместе в клубах и держимся друг от друга на безопасном расстоянии, это понятно?
С минуту Данила удивленно смотрел на Аю, потом усмехнулся:
– Понятно. Вот теперь все действительно понятно. А я думал, что вчера ты была настоящая!
Он развернулся и вышел из ее кабинета.
– Привет сиреневой шубе! – вдогонку бросила Ая.
На душе у Аи скребли черные кошки – к обычным тридцати трем теперь добавилась еще одна. Ая сознавала, что вчера была слишком резка с Егором; он, конечно, поступил непозволительно, но, в конце концов, если принять во внимание, что он хотел ей помочь…
Она уже было подумывала зайти в соседний кабинет, где сидел Егор, чтобы объявить перемирие, но Егор пришел сам. Нерешительно остановившись на пороге, он робко спросил:
– Можно войти?
Ая кивнула:
– Можно. Давай так: о том, что делать можно, а чего нельзя – мы поговорим. Заключим, так сказать, дружеское соглашение.
Егор вздохнул:
– Ладно, согласен мириться на твоих условиях. Кстати, я звонил тебе вчера целый вечер, хотел извиниться. Ты не отвечала на звонки. Потом я пошел к тебе домой, но охранник меня не пустил – сказал, что тебя нет дома.
– Ну да, меня действительно не было.
С деланым безразличием Егор поинтересовался, где же она была. Услышав про Сумарокова, Егор раскрыл рот:
– Ты провела вечер с этим придурком?!
Ая усмехнулась:
– А он, может статься, не такой и придурок! И, может, Четверг не зря взял его на роль директора. Есть же в иных крупных компаниях должность «штатного дурачка» – неформального, не вписывающегося ни в какие установленные рамки раздолбая, оболтуса, кто все делает не по правилам, и вообще непонятно чем в компании занимается, но который потом вдруг легко, играючи берет и выдает изящное, нестандартное решение и приносит компании кучу денег или спасает безнадежный проект. Возможно, и наш оболтус не так прост, как кажется? А потом в Сумарокове, стоит признать, есть какое-то обаяние. Даже в его бесшабашности есть что-то очень симпатичное, человеческое.
Егор неодобрительно хмыкнул, явно не соглашаясь с Аей. Она махнула рукой:
– Ладно, давай о работе.
Егор рассказал, что только что на связь выходил Иван – они добрались в порт назначения и завтра уходят в море.
– Ну, с богом, – прошептала Ая. – Как себя чувствует Агата?
– Пока держится.
– Это хорошо. Ей надо быть сильной, она в самом начале пути…
Рабочий день закончился. Егор с Аей вышли из офиса в синий московский вечер. Егор предложил заглянуть в кофейню – выпить кофе, поговорить.
…В окно кофейни было видно, что на улице пошел робкий московский снежок, белый, как вспененное молоко в чашке с «flat white», стоящей перед Аей.
– Хотел извиниться перед тобой за вчерашнее, – неловко начал Егор, – я, конечно, не имею права вторгаться в твою частную жизнь…
Ая хмуро прищурилась:
– Да, не имеешь. Поэтому давай договоримся раз и навсегда: ты не пытаешься узнать обо мне что-то за моей спиной. Все, что я сочту нужным, я расскажу тебе сама. И если мне понадобится твоя помощь, я ее приму. Но инициативу проявлять не надо.
– Хорошо, я понимаю, – пробормотал Егор, – но, видишь ли, я возомнил себя твоим другом и хотел…
– Я знаю, что ты хотел мне помочь, – усмехнулась Ая. – Но мне вряд ли можно помочь.
– Возможно, если ты расскажешь мне про свое прошлое, тебе станет легче? Про ту ночь и… ее смерть?
– В ту ночь случилось две смерти, – удивительно спокойным тоном сказала Ая и отвернулась к окну.
…Дина Кайгородская родилась в московской интеллигентной семье: дед – профессор истории, отец – филолог, преподаватель университета, мать – музыкант. Детство Дины, как она сама говорила, было безоблачным, правда, закончилось рано. Проблемы в их некогда благополучной семье начались после того, как отца Дины – Виктора Кайгородского, не то чтобы считавшего себя диссидентом, но порой позволявшего себе свободные высказывания, в том числе в студенческой среде, уволили из университета и завели на него уголовное дело по поли