Мокасины-то выдержат любую непогоду — в пределах разумного. А вот лапы и брюхо Рекса вызывали беспокойство. Вряд ли занавески, нарезанные полосами и промазанные солидолом, найденным в ванной, защитят зверя от кислоты. Но это лучше, чем ничего.
Шаг за шагом, постоянно глядя под ноги.
Пес первым шел по тропе, проделанной танком. Бронемонстр знатно протоптался. Сокол и проводник двигались теперь куда быстрее. То тут, то там блестели коричневые пятна масла. Хоть табличку вешай «Мин нет».
На танковой тропе можно не смотреть под мокасины, можно уверенно шагать. Да только взгляд так и щупает каждую кочку-неровность. Попробуй заставь себя наступить на подсохший дерн или подозрительный бугорок — не получится. Инстинкт самосохранения, так это называется, если верить Угме.
— Wo' is tan i na tos i nut' si vom na mah vom', — шептал Стас прощальную песню. — Я отправляюсь на поиски человека. Если я встречу его, мы будем сражаться. Возможно, я буду убит.
Старый Сокол все пытался представить себе разлучника, воина чужого племени. Наверное, он красив, высок и силен. Он — великий следопыт и лучше всех стреляет из лука, мины не трогают его пяток, растяжки не касаются лодыжек. От этих мыслей Соколу почему-то стало так горько, будто он набрал полный рот полыни да хорошенько прожевал.
Чужаки где-то рядом, вряд ли ушли далеко. За следующим углом, за любым заброшенным домом Стас мог встретить своего обидчика. Когда это случится, Стас вцепится ему в горло и с живого снимет скальп, а потом кинет его косы под ноги Липкой Земле. И пусть молит чужак о пощаде, пусть рыдает, размазывая сопли по роже, — Стас не простит его! Он томагавком перерубит ключицы и лодыжки чужака и оставит умирать в междутропье.
Танковая тропа виляла в нужном направлении. Это более чем устраивало Стаса.
Он проходил мимо заброшенного дома, от подвала до крыши увитого камуфляжной сеткой винограда, когда Рекс вдруг оскалился и зарычал. Оглянувшись по сторонам и заметив угрозу, Старый Сокол сбросил с кисти темляк поводка. Если пес готов к бою, не надо его сдерживать, ведь в дворике перед домом, возле ржавой карусели, стоял волк.
Это был огромный, матерый зверь. Он помахивал хвостом и никуда не торопился. До зимы время есть, успеет жирок нагулять, не сомневайтесь.
Стас замахнулся щупом, целя волку в грудь. С двадцати шагов щуп проткнет зверюгу насквозь. Да только волк не собирался ждать, пока юный охотник убьет его — в два прыжка он достиг канализационной шахты, ржавый люк валялся рядом с дырой. Волк бесшумно нырнул в провал. Был — и нет его.
И тишина.
Странно это. Что-то тут не так. Сокол застыл, словно снеговик, облитый водой на морозе. Вспухли вены на висках. Не поворачивая головы, осмотрелся. Вроде нормально все, взгляду не за что зацепиться, а на душе тревожно.
И потому не нормально. Но что не так? Где?
А под самым носом: тополь сухой у трансформаторной будки. Увидел, да? На растерявшем листья стволе выросла МОН-200. И хоть вогнутую лицевую поверхность покрывала корка ржавчины, боеспособности мина не утратила — в любой момент готова изойти на плотный пучок роликов.[37] Кому в крови железа не хватает? Кого металлом нашпиговать? Не стесняйтесь, людишки! Подходите, зверюшки! Всем достанется!
Стас прыгнул вперед, кувыркнулся и снова прыгнул. Под ноги смотреть некогда. Не зря волчара в канализацию нырнул. А чем Стас хуже?
И тут мина взорвалась.
Сокол уже наполовину скрылся под землей, когда ударная волна, вышибив дыхание, швырнула его ребрами на чугунный обод. Повезло: падать оказалось не высоко. Он рухнул в кучу смытого дождями хлама — в листья, песок и ветки.
Странно, но ему было совсем не больно. И это плохо: так не должно быть. «Неужели позвоночник сломан?!» — это была последняя его мысль.
А потом тьма заполнила единственный глаз Стаса.
Глава 10БЭТМЕН — СОПЛЯК И МАЛОЛЕТКА
Сто семьдесят четыре человека погибли и почти полторы тысячи были ранены, когда болельщики белградской «Црвеной звезды» забросали зажженными факелами фанов «Манчестер Юнайтед». Паника на трибунах, полиция открыла огонь по зачинщикам беспорядков…
Мысли. Ленивые мысли. Закрываешь глаза, пытаешься заснуть, и сон превращается в бред, в поток навязчивых образов, фраз, голосов…
Некоторые фаны предпочитают нормальному пиву английскую дрянь под названием «Pimm's». Ну, как можно это пить?! Смесь джина с ликером, фруктовыми соками и пряностями у нормального человека вызывает изжогу и рвотный рефлекс. Но ведь пьют! И закусывают картошкой фри, кебабами и жареными сардельками. И пиццей закусывают, и шницелями, и куриными шашлыками!
То ли дело пиво. Кружка «Премиума» всего за три евро. Это вам не какой-нибудь коктейль с непроизносимым названием и токсичной консистенцией, и даже не бокал аристократически кислого вина за сотню евро. Это лучшее пиво Вавилона, а не верблюжья отрыжка, перемешанная с соплями бабуина.
Наверное, Макс когда-то и сам частенько бывал на стадионе. Или смотрел матчи по «ящику»? Воспоминаний как не было, так и нет. Но ему нравится думать, что его отец покупал абонемент на сезон: годовая аренда ложи — восемьдесят тысяч евро предоплаты. Ложа рассчитана на пятнадцать посетителей, но на футбол приходили только втроем: отец, мама и, понятно, Макс. Да, наверняка так и было…
А еще можно представить, что маленький Максимка отказывался от ужина, не любил креветки и вообще терпеть не мог средиземноморскую кухню. Малыш обожал попкорн, начос, крекеры и сдобное печенье. Ему нравилось наблюдать в бинокль за разносчиками — молодыми китайцами с бочонками кваса, закрепленными на спинах. Малыш поражался расторопности, с которой парни умудрялись обслуживать «дешевые» ряды. Но семья Макса конечно же никогда не участвовала в happy hour, их не интересовали льготные цены на жранину. Слоган «Съешь, сколько сможешь» не прельщал отца. Семья Макса никогда не появлялась на стадионе заранее и уж тем более после матча не оставалась на оргию…
Детство? Разыгравшаяся фантазия!
Жара. Соленый пот стекает по лицу, в подмышках липко. Смрад, отравленный воздух. Еще бы: двадцать игроков запихнуть в маленькую комнатушку без окон и дверей и уложить на силикон четырехэтажных коек. И ни единого кондиционера. Вентиляционная шахта перекрыта задвижками: во избежание.
Пять нижних коек — законное наследство ветеранов. Те, кто выжил на газоне, имеют негласные привилегии. Негоже ветерану, уподобившись мартышке, карабкаться под потолок, где вообще невозможно дышать.
Над Максом, тяжело пыхтя, мастурбировал новичок — еще на взводе из-за химии. За сим непотребным действом наблюдала амазонка. Неестественно большие бицепсы девушки ритмично напрягались, хрящи биопояса не разжать и монтировкой. Узкий рот «красотки» был раскрыт, язык то и дело облизывал искусанные губы.
Новичок вскрикнул. Оргазм? Боль?
— Сей-й-час бы-ы вф-ф тренаж-ж-жерку… — на соседней койке протяжно вздохнул зооморф. Серый ворс на его лапах свалялся влажными колтунами.
— Да куда угодно, — поддакнул Родриго, — лишь бы поскорее выбраться из этой парилки.
— В-фф тренаж-ж-жерке х-хор-ро-ош-ший к-хон-диционэ-эр-р.
— И рукомойник. С чистой водой.
— Да уж, помыться не помешало бы.
Макс зевнул.
— К черту все! — процедил сквозь зубы Иван. — Лень. И на хрена?
— Так ведь рукомойник, амиго! Вода! Холодная!
— В тренажерку? Стыдно, ветеран, не в вашем возрасте да не при ваших шрамах. — Когда Иван злился, он тряс длинным оселедцем. Вот как сейчас. — Молодые да горячие пусть зубы чистят, им полезно.
Это уж точно. Тупое ожидание изводит новобранцев. А ветеранам, прошедшим дым, огонь и осколки, везде хорошо, где нет дыма, огня и осколков. Ветеранам бытовые неудобства как прыщик на ягодице: и есть, и раздражает, а не смертельно, терпеть можно.
Тренер появился только под вечер, если не врала пленка часов, наклеенная на дверной косяк. 16:30 — зеленые циферки разделило мерцающее двоеточие.
После смотрин прошло ровно десять часов. Ветеранов и пополнение определили в стандартном боксе для футболистов-гладиаторов. Иван называл эту «квартирку» с отсутствием элементарных удобств странным словом «хата». Он говорит, что на языке его народа это слово имело весьма подходящее двойственное значение. Макс все хотел уточнить какое, да как-то недосуг было.
С полудня у «молодых» началась повальная абстиненция. Тому, кто испытывает подобный недуг впервые, можно только посочувствовать. Тревога, головная боль, резь в паху и тяжесть в желудке. Суставы распухают. Повышенное черепно-мозговое давление и сердечная аритмия. Это типичные симптомы. А есть еще специфические для каждого организма. У кого-то расслабляются сфинктеры, кто-то сходит с ума, кому-то срочно требуется удовлетворить сексуальное желание нетрадиционным способом.
Тринадцать неофитов более или менее пристойно переносили отходняк. А вот оставшиеся двое бесцельно слонялись в проходе между койками и крикливо истерили, кидаясь с кулаками на обитую силиконом дверь. Совсем мальчишки еще: длинноволосые, в топиках и облегающих шортах. Унисекс. Печальное зрелище.
Ровно в шестнадцать тридцать дверь отворилась. Прикрывая тренера, в бокс протиснулась охрана. Трое. Высокие блондины-арийцы. Профессионалы, способные убить ластиком, мизинцем или пустым пакетом из-под кефира.
Как и следовало ожидать, неврастеников забраковали прямо в «хате»: электрошокеры впились в тела. Длинноволосые мальчики рухнули на пол, корчась и пуская пену. Затихли. Трупы. Это есть демонстрация силы. Чтобы прочим игрокам неповадно было нарушать общественный порядок. Не на курорте, парни, это всего лишь работа согласно подписанному контракту. Извольте соответствовать, и все будет тип-топ.
Новички напуганы.
— Это же произвол! Я буду жа-а… — возмутилась амазонка.
Арийцы повернулись на звук. Амазонка тут же заткнулась и даже улыбнулась, попытавшись выглядеть обольстительно. Мол, мальчики, если хотите, возьмите меня, только не убивайте, не надо, я буду хорошей девочкой.