Для большинства людей конец брака или длительных отношений – это болезненная нарциссическая травма. Утрата любви и восхищения партнера, как правило, причиняет боль, особенно когда это происходит неожиданно. В этом случае мы часто ощущаем унижение или стыд (вспомните реакцию Кити, когда она осознает, что Вронский потерял к ней интерес). Когда объект нашей любви решает, что мы больше не заслуживаем его чувств, это серьезный удар по нашей самооценке. Мы можем усомниться в ценности собственной личности и сбежать от всего мира, чтобы зализывать раны в уединении. Мы долго оплакиваем конец отношений, но постепенно наше чувство собственного достоинства восстанавливается.
С другой стороны, если мы не можем вынести стыда, когда нас отвергают, в ответ мы иногда выстраиваем нарциссическую защиту, превращая партнера в недостойного неудачника. Когда Натали (см. главу 2) слушает сообщение от своего бойфренда на автоответчике и понимает, что он намерен ее бросить, боль длится всего секунду, превращаясь затем в праведный гнев: «Мужики такие сволочи!» Мало кто способен воспринимать спокойно, когда его отвергают; мы понимаем и сочувствуем реакции Натали, потому что знаем – ей больно. Возможно, она начнет оплакивать эти отношения позже, когда перестанет так сильно страдать.
Нарцисс-моралист никогда не скорбит. Он обвиняет. Еще много лет после развода муж Вайноны, Марк, поддерживал свой образ мученика. Вы наверняка сталкивались с такой ситуацией сами: слушали, как кто-то из знакомых поносит бывших жену или мужа, изображая их лишенными каких-либо достоинств. В таком случае всегда интересно послушать противоположную сторону. Пока знакомый вываливает на вас весь этот негатив, у вас, возможно, возникает желание сказать: «Но ты же когда-то любил этого человека». Особенно склонен к «праведному» негодованию супруг, которого предали: испытав унижение, он формирует нарциссическую защиту от стыда, о котором мы уже много раз говорили.
Дональд Натансон описывает эту динамику в терминах отвращения (одного из врожденных аффектов). «В мире межличностных отношений, – объясняет он, – там, где есть отвращение, будет и полное изменение самооценки или нашей оценки другого человека. Развод может восприниматься как победа, если мы считаем партнера стопроцентным объектом отвращения»{42}. Иными словами, мы отгоняем стыд, связанный с тем, что нас отвергли («полное изменение самооценки»), выработав чувство отвращения к человеку, которого когда-то любили.
По Натансону, такое отвращение часто выражается в презрении. В «такой форме гнева, когда мы объявляем другого человека… гораздо худшим, чем мы сами, и заслуживающим только отвержения»{43}. Таким образом, презрение – один из основных способов нарциссической защиты от стыда, он превращает другого человека в неудачника, пока нарцисс судит его с высоты своего «пьедестала».
Нарцисс-фанатик
Человек расистских взглядов, скорее всего, впитывает такое отношение из окружающего мира: расистские общества часто институционализируют нетерпимость и неофициально учат ей своих граждан. Но в других случаях убеждения расистов прямо противоречат ценностям их социальной среды. Чтобы понять таких людей, мы должны обратиться к понятию нарциссизма: иногда расист – просто нарцисс, повышающий свою самооценку за счет расовых групп и меньшинств, которых он считает хуже себя.
Я победитель, а ты (как член группы X) – неудачник.
Нарциссы-задиры (см. главу 3) часто придерживаются расистских взглядов и преследуют меньшинства с рвением праведника. «Чувствуя себя лучше своих жертв, задиры считают, что у них есть и возможность, и право оскорбить. Они – вербовщики, убежденные, что только за ними правда и что их путь – единственно верный… что они чисты, а остальные – порочны»{44}.
Нарцисс-моралист с расистскими взглядами считает себя существом высшего порядка, а своих жертв – низшей кастой, презренными неудачниками, которые получают то, что заслужили. Как и всем истинным нарциссам, ему определенно не хватает эмпатии.
Ханжество фанатика – воплощение нарциссической защиты от какой-то пугающей или ненавистной стороны собственной личности, которую он дезавуирует и проецирует на того, кто «хуже». Наглядный и знакомый пример – гомофобия. На протяжении многих лет психологи – и профессионалы, и любители – предполагали, что люди, исповедующие радикально гомофобные взгляды, втайне фантазируют об однополых контактах. Эмпирические доказательства этой гипотезы были представлены не так давно{45}. Чтобы сохранить свое идеализированное самоощущение гетеросексуала, гомофобы дезавуируют собственные влечения, а затем начинают презирать эти чувства «внутри» других людей, если можно так выразиться.
Гомофоб часто выражает нетерпимость к гомосексуальным отношениям и поведению с ханжеским высокомерием. Многие религиозные гомофобы делают карьеру на обращении молодых геев в гетеросексуалов, достигая на этом поприще определенной известности. Они выступают сторонниками такого вида психотерапии, где применяется метод «формирования условного рефлекса отвращения в качестве наказания за поступки, не соответствующие гендерным стереотипам». Они часто высказываются о безнравственности и пагубности гомосексуализма, называя его греховным и противным Закону Божьему.
Как потом оказывается, некоторые из этих религиозных гомофобов ведут двойную жизнь, пользуясь услугами мужчин-проституток или устраивая анонимные свидания с помощью аккаунтов в Grindr[31]. Продолжая осуждать гомосексуализм на публике и демонстрируя плохо скрываемое отвращение к нему, в частной жизни они практикуют именно такое сексуальное поведение.
По классической психоаналитической теории, отвращение часто является проявлением формирования реакции – способа психологической защиты от запретных или неприемлемых позывов. Чтобы отречься от своего постыдного гомосексуального «Я», гомофоб вырабатывает чувство отвращения к своим сексуальным желаниям. Он выстраивает идеализированное ложное (гетеросексуальное) «Я» и посвящает всю свою публичную жизнь заявлениям о том, что люди с точно такими же наклонностями, как у него, ущербны и греховны. Он может стать праведным борцом с гомосексуализмом, выдавая себя за авторитетного эксперта, и в то же время лгать себе и всем остальным о своей истинной сущности.
Когда нарцисс-моралист делает карьеру на большой сцене – в политике, индустрии развлечений или профессиональном спорте, – он обретает влиятельную платформу для выражения презрения и дезавуирования собственного стыда. Как мы уже видели, его праведность иногда принимает религиозный вид, маскирующий презрение. Притворное смирение наряду с кажущейся приверженностью Писанию и «традиционным» нравственным ценностям могут скрывать истинную цель его кампании – поддержку защитного идеализированного образа самого себя, заглушающего бессознательный стыд.
Но иногда ханжеское отношение к другим людям принимает слишком жесткие формы. Вместо того чтобы скрыться под маской добродетели, некоторые видные нарциссы используют власть и положение, чтобы выражать презрение, попутно раздувая собственный претенциозный образ. И хотя ханжество обычно ассоциируется с чувством морального или религиозного превосходства, истинный нарцисс иногда производит впечатление ханжи, даже если у него нет никаких религиозных убеждений. Некоторые нарциссы самовыражаются именно через мораль, поскольку считают, что они лучше понимают, что следует делать и каких мнений придерживаться. Вместо того чтобы обратиться к Писанию или традиционным нравственным ценностям, они считают абсолютным авторитетом самих себя.
Подобно нарциссу-задире, преследующему своих жертв ради поддержания собственного статуса победителя, нарциссу-моралисту с публичным мегафоном необходим противник, которого можно унизить, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Обладая властью, он может публично оскорблять и унижать своих подчиненных. Он часто провоцирует ссоры и устраивает громкие скандалы, доказывает свое превосходство, высмеивает своих врагов, выставляя их идиотами, неудачниками и нытиками. И, подобно нарциссу-всезнайке, он должен быть всегда прав.
Пример бизнесмена Айзека Фельдмана вымышленный, но в реальной жизни такой сценарий типичен для нарциссов-моралистов в большом бизнесе вроде транснациональных корпораций, финансирования строительства и СМИ.
Чем больше, тем лучше
Натан Фельдман, отец Айзека, считал, что в мире есть только два класса людей – победители и побежденные. Все Фельдманы, разумеется, должны принадлежать к первому. Имея маленькую строительную компанию в Монреале, Натан уже заработал несколько миллионов долларов и надеялся, что его сыновья приумножат семейное состояние. Старший, Джейсон, обладал мягким характером и не годился для такого бизнеса. Натан считал его презренным слабаком и все свои надежды возложил на Айзека, который его не разочаровал.
С раннего возраста Айзек отличался высоким состязательным духом и всегда стремился быть лучшим, чем бы он ни занимался – от спорта до учебы. В школе он был звездой хоккея, но близких друзей не завел. Даже те, кто хорошо его знали, не ощущали душевной близости с ним. Он держал других мальчиков на расстоянии вытянутой руки, считая их потенциальными конкурентами или угрозой его собственному превосходству. Девушек отталкивало его высокомерие. У учителей он заработал репутацию выскочки и постоянной проблемы класса из-за вечного стремления быть в центре внимания.
В отличие от отца, сделавшего состояние на строительстве дуплексов и небольших жилых комплексов в Монреале, Айзек хотел строить коммерческие офисные здания, гостиницы, торговые центры. Чем больше здание, тем лучше. Он стал местной знаменитостью во время общественных слушаний по поводу запроса на пересмотр зонирования городской застройки, где он намеревался возвести крупный отель. Хотя харак