Моя основная цель в данной книге – показать, насколько многообразен нарциссизм, и определить, что у нас есть общего с истинными нарциссами, а вовсе не подчеркнуть наши различия. Эта последняя глава продолжает мою тему, поскольку эффективное взаимодействие со знакомым нарциссом часто означает осознание собственных нарциссических черт. Когда он задевает вашу «драгоценную гордость» своим презрением, обвинениями или негодованием, вы можете отреагировать схожим нарциссическим защитным приемом, чтобы отогнать от себя стыд и унижение. Их хвастовство может спровоцировать вашу зависть, потому что вы тоже втайне жаждете быть победителем. Или вы по той же причине можете пасть жертвой их шарма. Вы можете мириться с их вредными привычками или поддерживать их саморазрушительный образ жизни, потому что роль сторожа позволяет вам избежать конфронтации с собственным стыдом.
В главе 1 я рассказал о случае, когда мне пришлось осознать собственный эгоцентризм и отсутствие чуткости по отношению к моей учительнице музыки, то есть разглядеть в себе повседневный вид нарциссизма. Завершить повествование я хотел бы другой, более болезненной историей, которая (надеюсь) станет иллюстрацией сложного взаимодействия между нарциссическим поведением других людей и нашей собственной защитной реакцией, часто по-своему нарциссической.
Это случилось на званом обеде много лет назад, когда я еще жил в Лос-Анджелесе и пытался найти себя как писатель. Кэти, одна из гостей, была успешной голливудской писательницей, когда-то номинированной на премию «Эмми». Умная, живая и самоуверенная, в беседах она, как правило, тянула одеяло на себя. Она любила говорить о своем разочаровании в амплуа сценариста сериалов и намекала на свои высокие гонорары. Они и ее муж недавно купили новый дом на Голливудских холмах за круглую сумму, которую она вскользь озвучила. На большинстве мероприятий, где я встречал ее, она обычно находила тот или иной способ упомянуть о том, что была номинирована на премию «Эмми». В гораздо более тонкой, менее оскорбительной форме, чем Моника – нарцисс-всезнайка из главы 7, Кэти так или иначе заявляла о своем превосходстве.
Хотя тогда я не совсем понимал этого, она вызывала во мне зависть. Большую часть своей жизни я мечтал стать писателем, зарабатывать своим пером. Во многих отношениях Кэти жила той жизнью, какую я хотел для себя. Кроме того, глядя на нее, я чувствовал себя неудачником, хотя я знаю, что она этого не хотела. На каком-то уровне я отдавал себе отчет, что Кэти трудится больше меня. С тех пор я много лет преодолеваю свои недостатки как писатель, но тогда мне стало стыдно (в основном на бессознательном уровне), что я не занимаюсь этим тяжелым и долгим трудом.
В тот вечер Кэти рассказывала нам о ссоре с главным сценаристом в ее телешоу. Начальник, мужчина старше ее, хотел, чтобы она внесла изменения в сценарий, но она отказалась. Когда их спор перерос в ругань, он позволил себе в ее адрес несколько довольно грубых и презрительных слов. Он сказал ей, что она «не признает авторитетов» и что ей нужно решить свои «проблемы с мужчинами».
«Не думаю, что у меня есть проблемы с мужчинами, – сказала Кэти всем собравшимся. К тому моменту она уже изрядно выпила и ее речь была слегка невнятна. – Это всего лишь его шовинистическая манера поставить нахалку на место. Мужчины не любят сильных женщин».
Любой, кто хорошо знал Кэти, понимал, что спорить с мужчинами, облеченными властью, стало ее привычкой.
«Что ж, а я, например, думаю, что у тебя есть проблемы с мужчинами», – сказал я.
Это было грубое и враждебное замечание, хотя мой тон был нейтральным. Для профессионального психиатра это было почти жестоко. Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю тот вечер.
Кэти не была истинным нарциссом, хотя несколько завышенная самооценка была ей свойственна. На приемах она часто, хотя и ненавязчиво, показывала свое превосходство над другими, не особенно думая об их чувствах. Она была повседневным нарциссом. Я уверен, что вы встречали много мужчин и женщин, похожих на нее.
Не вполне отдавая себе в этом отчет, я чувствовал себя неудачником в сравнении с ней. Ее легкое хвастовство писательскими успехами разожгло во мне зависть. Как часто бывает с нарциссами, она разворошила мои собственные проблемы и задела мое самолюбие. В поистине нарциссической манере я воспользовался своим профессиональным статусом, чтобы унизить ее. Мой комментарий не имел ничего общего с мужским шовинизмом, все дело было в моем собственном стыде. Я унизил ее, чтобы повысить свою самооценку.
Есть ли у вас подобные болезненные воспоминания? Возможно, у вас есть воспоминание, которое не дает вам покоя; иногда, когда оно приходит на ум, вы обычно оправдываете себя в мыслях, как будто пытаясь доказать невидимому постороннему зрителю, что вам абсолютно не о чем сожалеть и незачем чувствовать вину. Виноват другой человек, и он заслужил то, что с ним произошло. Такие стойкие воспоминания и наша защитная реакция на них часто указывают на бессознательное чувство вины и стыда. Праведность и осуждение, как я уже показал, – это нарциссическая защита, подкрепляющая неуверенность в себе.
Мне понадобился не один год, чтобы полностью понять и признать причины моего поступка. Я долгое время убеждал себя, что всего лишь сказал правду, отрицая, что мои слова были окрашены неприязнью. Когда же я наконец заставил себя принести извинения, они были половинчатыми. Стыд – это мучительная, часто невыносимая эмоция. Если бы я лучше понимал себя, я бы ответил Кэти так, чтобы не задеть ее «драгоценную гордость» и сохранить собственное самоуважение.
Этой историей я хочу показать: чтобы справиться со знакомым нарциссом, зачастую приходится бороться с собственными нарциссическими слабостями. Когда самозваный победитель заставляет вас чувствовать себя неудачником, вы можете попробовать поменяться ролями, чтобы укрепить собственную самооценку. Можете только защищаться, но от этого вы потом чувствуете себя только хуже. Можете дать слово своей зависти или выразить презрение, одновременно оправдывая себя.
Короче говоря, для того чтобы справиться с нарциссическими чертами в других людях, часто бывает необходимо примириться с нарциссом, которого вы знаете лучше всех, но, вероятно, хуже всех понимаете.
С тем, кого вы видите в зеркале.
Благодарности
Когда я впервые задумался о том, что напишу в этом разделе, то вспомнил книгу, которую часто читал моим троим детям. Возможно, вы ее знаете – «Если дать мышонку печенье»[39]. В этой истории одно действие порождает другое, выстраиваясь в неожиданную, но логичную последовательность событий. Если дать мышонку печенье, он захочет пить, поэтому он просит стакан молока, а затем соломинку, чтобы его выпить, и т. д.
Рождение этой книги представляется мне такой же длинной цепью событий: одно влекло за собой другое и неожиданно, но неумолимо превратилось в книгу, которую вы только что закончили читать.
Мои родители дали мне жизнь и приличное воспитание, за что я им благодарен, но, если бы они немного лучше справились со своей задачей на эмоциональном фронте, я бы не провел 13 лет на кушетке психоаналитика Майкла Иэна Пола. Доктор Пол буквально спас мне жизнь и научил меня большей части всего, что я знаю о психотерапевтической практике. Я бы никогда не стал психоаналитиком, если бы меня не вдохновил его выдающийся пример.
Если бы я не поступил на отделение по изучению психоанализа, я бы никогда не подружился с Томом Грантом (давно умершим от рака почки) и его женой Энн Глассер, тоже будущим психоаналитиком. Во время кризиса в моей личной жизни много лет спустя мы с Энн начали обсуждать то, что она узнала о стыде от своего научного руководителя, Джима Окленда. После смерти Тома Энн последовала за доктором Оклендом из Лос-Анджелеса в Сиэтл, где открыла практику и позже снова вышла замуж.
Многочисленные беседы с Энн о бессознательном стыде и защите от него произвели революцию в моей личной и профессиональной жизни. Идеи доктора Окленда в пересказе Энн Глассер оказали глубокое влияние на мою работу и легли в основу этой книги. Кажется странным, что я стольким обязан тому, с кем встречался всего один раз – несколько лет назад, когда он жил в Лос-Анджелесе.
Если бы Том был жив и женат на Энн и оба они практиковали в Лос-Анджелесе, я бы наверняка по-прежнему жил там; мы были близкими друзьями и тесно общались как профессионалы, помогая друг другу рекомендациями. Смерть Тома и переезд Энн значительно повлияли на мое окончательное решение покинуть Лос-Анджелес и перевезти семью в Чапел-Хилл.
Если бы я не переехал в Чапел-Хилл, я бы не попал на курсы писательского мастерства Лорел Голдман, куда хожу уже 15 лет каждый четверг. Я бы никогда не познакомился с лучшим преподавателем литературного мастерства и не узнал самых восприимчивых и глубоких авторов из числа мной встреченных: Кристину Аскунис, Анджелу Дэвис-Гарднер, Питера Файлина и Пегги Пейн. В процессе моей работы над этой книгой эти друзья и коллеги-писатели слушали каждое мое слово. Они оказывали мне поддержку и заражали энтузиазмом, предлагали зачастую блестящие идеи и оказали огромную помощь в совершенствовании моей работы. Мне нравится думать о «Нарциссе» как о нашем общем достижении.
Изначально я намеревался написать книгу о стыде, но все литературные агенты, с кем я связался, сказали мне, что книгоиздателям эта идея не понравится. Если бы мне не отказали везде, я бы не изменил курс и не написал книгу о нарциссизме. Мой старший сын Уильям давно призывал меня написать работу о нарциссизме знаменитостей.
Если бы несколько лет назад Уильям также не настоял, чтобы я завел блог, – в один роковой день в Колорадо, я бы так и не создал онлайновую «платформу», помогающую мне знакомиться с издателями.
Благодаря ей я подписал контракт с Touchstone Books.
Если бы я не нанял отличного публициста Шэрон Байэлли для продвижения моей предыдущей книги – «Почему я так поступаю?» – меня бы никогда не опубликовали в The Atlantic. Когда я писал ту статью о Лэнсе Армстронге