ние, и поэтому не отягощают судьбу другого, чтобы не ждать от него того же. Люди честны от природы и установившихся веками правил.
А веками ли? Это понятно для аборигенов. А как быть с Новой Стойбой, где только четыре-пять лет образовалось разнообразное общество? И наверняка некоторые приехали сюда «за длинным рублем». Ведь легенда о «бешеных деньгах» Дальнего Востока в то время распространилась очень широко. Сюда попадали и любители легкой наживы. Но видимо, и на новую Стойбу, и на многих таких готовых поживиться за чужой счет действовала окружающая среда, точно так же вытесняя дурные привычки, кв к аромат черемухи вытеснял запах бензина с нашего катера…
Впрочем, не только окружающая среда, но и половодье того нового, что сметает старое для новой жизни, имеет не последнее значение. Обеспеченность приисковых и рудничных рабочих, рыбаков, таежных охотников и оленеводов стала у нас повсеместной, а бесполезность всего лишнего, большего, чем нужно для непосредственного потребления и запасаемого на черный день, уже все очевиднее отходит в область прошлого.
Со времени эпизода с шапкой крупы минуло тридцать пять лет. Многие неизведанные тогда места Сибири и Дальнего Востока, где мы, студенты, были первыми исследователями, на моих глазах превратились в крупнейшие индустриальные районы: золотая Колыма, полиметаллический западный край гор Путорана, алмазная Западная Якутия, бокситово-железорудное Приангарье, угольная Зырянка и Южная Якутия, нефтяной тюменский север вписали славные страницы в историю нашей Родины. Глухомань тайги, гор и болот располосовали тысячекилометровые автотрассы и железные дороги. Поднялись красавцы города — Магадан, Норильск, Мирный, Ангарск, Братск, Билибин, Чернышевск… Невиданные плотины преградили, казалось, неукротимые потоки огромных рек, заставив их неиссякаемую энергию служить освоению щедрой сибирской земли: Ангара, Мама, Енисей, Вилюй, Хантайка, Зея… Только городское население, пришлое с запада страны, превысило население азиатских аборигенов эвенков, ненцев, долган, юкагиров. И только таежный закон взаимовыручки, честности и неприкосновенности того, что положено не тобой, остался незыблемым среди гор и тайги.
За двадцать три своих экспедиции в эти края мы не боялись оставлять без замков и охраны продукты, одежду, оружие, снаряжение не только в безлюдных местах, но и там, где кочевали с оленьими стадами якуты, охотились эвенки, рыбачили на реках и озерах русские, где геодезисты строили свои триангуляционные вышки, а геологи оконтуривали клады недр. До двадцать четвертой экспедиции 1971 года я ни разу не обманывался в своей уверенности, что все оставленное в таежных горах Сибири будет в целости и сохранности. Но…
Из одного старейшего вуза страны в наш институт на Байкале прислали на производственную практику двух студентов. В первый же день они продемонстрировали свою силу и ловкость. Вечером, когда молодежь сформировала две футбольные команды, эти двое выделялись в них не только своим высоким ростом и неутомимостью, но и сквернословным хвастовством.
— Эх ты, мазила! Вот как надо!
— Разве тут можно увидеть хороших футболистов? Вот наш факультет!..
— Мы вам покажем класс!..
Но ведь это игра, а в работе, может быть, они и не так плохи? — думали некоторые.
На следующее утро они обратились с просьбой послать их в один отряд. Полевые отряды у нас были небольшие, и по нескольку студентов их специальности вместе, как правило, не посылались. Им сделали исключение — трогательная дружба всегда вселяет надежду на успех в работе.
Когда им объявили, что они направляются вместе в Путоранскую экспедицию, их лица недовольно вытянулись.
— А нельзя ли остаться на Байкале?
— Нет, в байкальские экспедиции мы стараемся посылать девушек. Здесь легко, много населенных пунктов, прекрасно оборудованный флот. Да вы не беспокойтесь. Ваш отряд возглавляет опытнейшая начальница В. А., и вы получите всестороннюю практику. Кроме того, из географов в центральных частях Путорана вы будете почти первыми, а ведь лестно быть первоисследователями.
Про себя же я подумал: эх, если бы мне предложили поехать на первую практику в горы Путорана! Наверное, подпрыгнул бы от радости и считал себя на седьмом небе. Но тридцать пять лет назад никто и не знал таких слов: «горы Путорана». На всех картах этот район выделялся белым пятном вплоть до 1951 года. Только на самый малый западный их краешек проникли в то время геолог Н. Н. Урванцев, открывший норильское полиметаллическое месторождение, географ С. П. Суслов, изыскивавший трассу дороги к этому будущему городу, да ботаник Л. В. Шумилова, проводившая съемку оленьих пастбищ.
Плохой признак, если географы, да тем более такие хвастливые, не рады попасть в малоисследованные места. Шевельнулась мысль — а не отослать ли их обратно. Однако до этого никогда еще не приходилось встречать географов, которым бы не понравились экзотические места Заполярья с природой, почти не тронутой цивилизацией. Да и тот вуз, который послал их, славился отлично подготовленными и трудолюбивыми студентами. Авось (ох, это авось!) на месте воспитаются, тем более что начальница В. А. — воспитательница отличная. В свое время она прошла Карелию и Зею, Памир и Камчатку и справлялась не с такими.
В вихре предотъездных хлопот растворился неприятный осадок эпизодов с футболом и неудовлетворенностью этих парней местом практики. Экспедиция была относительно большая. Некоторые отряды ехали на круглогодичные исследования. Нужно было брать все — от иголки до моторных лодок и от геологического молотка до микроскопов и химических лабораторий, чтобы обеспечить жизнь и работу не только на короткое полярное лето, но и на длинную темную зиму. Нужно много достать, доделать, упаковать, отгрузить.
Каждый из отрядов снаряжался сообразно своей специальности: гидрологи, гидрохимики, гидробиологи, геоморфологи, геоботаники, диатомисты-донники, ихтиологи. Везде нужны и организаторские способности, и рабочие руки.
В смысле организаторских способностей оба этих парня были не промахи. Они быстро доставали упаковочный материал — прямо из-под рук у других вырывали. Им почему-то удавалось раньше других изготовить в мастерских и приспособления под приборы, и ящики нужных габаритов. Многие из начальников отрядов завидовали — будете, В. А., как за каменной стеной с этими шустрыми мальчиками!
Однако «каменная стена» на поверку оказалась не очень прочной. Уже при первой погрузке экспедиционного оборудования этих студентов не оказалось среди работающих. Какой-то, по их мнению, благовидный предлог они нашли и в Игарке, чтобы избежать «черной» работы: ведь они будущие инженеры или даже научные работники. Таскать ящики, да еще в гору — это ниже их квалификации. А что тюки и лодки таскают все другие члены экспедиции — от рабочих до начальника, то это их личное дело.
На озере Виви в центральной части Путорана водится деликатесная рыба — голец, сиг, ряпушка. Виви — озеро длинное, около девяноста километров с севера на юг. Рыбаки, которые заезжают сюда осенью почти на всю зиму, построили четыре зимовья, чтобы ездить от одного к другому и добывать рыбу. Ее время от времени вывозят на самолетах в Игарку. Отряд В. А. тоже ориентировался на эти зимовья — летом они не заняты. Зимой же здесь будет работать наш отряд ихтиологов, на это получено разрешение игарского рыбзавода.
Отряд высаживался около одного из зимовий на гидросамолете. Известно, что полярные летчики всегда спешат. Спешат воспользоваться полярным днем, хорошей погодой, выполнить планы перевозок. В Заполярье, да тем более в горах, где нет ни людей, ни радиостанции с радиомаяками, для малой авиации часто создаются рискованные ситуации. Сейчас тихо и ясно, а через час налетит вихрь, лягут облака на горы, долины забьет туман, а то еще и снегопад начнется— застряла «Аннушка» на каком-нибудь озере, а летчикам строго запрещается ночевать с самолетом вне аэропорта. Наши друзья, видимо, оценили это положение по-своему. Выскочили первыми из самолета и методично и обстоятельно начали исследовать пустынный берег и зимовье — они же впервые на этой земле. А в это время летчики и начальница вытаскивали из самолета продукты, лодку, спальные мешки. Когда все было выгружено и самолет приготовился взлетать, они вышли из зимовья и радостно сообщили, что в нем, оказывается, все есть: и продукты, и одежда, и печка, и дрова, и ружья, и даже транзисторный приемник. Зачем было столько везти своих вещей? Они искренне удивились, что это радостное сообщение отнюдь не обрадовало их начальницу.
— Продукты и оружие не трогать совсем. Если будете брать снасти, то тщательно очищать, сушить и класть на место. Дрова заготовить свои, а если возьмете в зимовье, то, уходя, положить больше, чем взяли. А сейчас свалите несколько лиственниц под вещи, чтобы тюки и ящики не лежали на сырой земле. Костер разожгите.
Слушать все это студентам было ужасно скучно. Они потряхивали ногами и отмахивались руками то ли от этих распоряжений, то ли от комаров, масса которых все увеличивалась.
Ох эти комары! Они здесь крупные, впиваются в кожу через две рубашки, хоть надевай штормовку в этакую-то жару. Заполярье, а термометр на зимовье показывает около тридцати градусов. Солнце круглые сутки не сходит с неба. Пекло! Кругом среди жесткого кустарника-ерника торчат чахлые лиственницы. Их ветки с набухшими почками и только кое-где пробивающейся весенней хвоей (хотя уже начало июля) никак не хотели загораться. Сухих веток около зимовья нет — давно пожгли. За ними надо идти далеко по мокрому кочковатому склону. А в зимовье сухие дрова… В общем не прошло и двух часов как костер начал разгораться. За это время начальница уже рассортировала груз, разложила по местам инструменты и продукты.
Дальше выяснилось, что ни один из двух студентов никогда самостоятельно ничего не готовил. У одного была любящая мама, а у другого кроме этого еще и жена. И вообще они мужчины, а приготовление пищи — дело женское. Пришлось начальнице кормить их ужином. А пока она после ужина грела воду и мыла посуду, мальчики спасались от комаров в зимовье. Оно было маленькое — максимум на двух человек с одной бревенчатой кроватью-топчаном. Пока В. А. управилась с женским делом, оба ее рыцаря мирно спали, умостившись вдвоем на кровати и милостиво предоставив ей для ночного