Эйприл знала, что это значило.
Морщинки в уголках глаз и едва заметные линии на лбу только усиливали его привлекательность.
– Он такой же красивый в жизни, – сказала она Мел. – Пожалуй, даже больше.
Потому что в жизни он настоящий. Смятая ее рукой футболка или развязавшийся шнурок только придавали ему шарма и… манили коснуться.
Один на один он был все еще ослепительно красив, да, но не идеален. Не полубог. Просто мужчина. И поскольку теперь он был для нее реальным человеком, она не хотела говорить о его сексапильности незнакомым людям. Как и ее откровенные фанфики, эта тема вдруг показалась ей нарушением границ.
Она с радостью обсудит его физическую красоту. Его желанность? Нет. Больше нет.
– Ух. – Мел показательно обмахивалась руками. – Не уверена, что это физически возможно, но доверяю твоему суждению. В конце концов, ты единственная, кто был так близко к нему.
И наконец самый сложный ответ из всех.
«Пожалуйста, скажи нам, что он правда достойный мужчина».
Эйприл не станет обсуждать разницу между его публичной личностью и поведением наедине. У него есть свои причины поддерживать этот имидж, и какими бы они ни были, она не станет нарушать его право на частную жизнь. Она также не будет нарушать свое, описывая последние минуты с ним вместе или причину своего гнева. Но она может сказать часть правды.
– Можешь не волноваться, Хейди, – приступила Эйприл. Она изо всех сил постаралась улыбнуться, потому что говорила правду и хотела, чтобы они поверили в ее искренность. – Он был исключительно любезен со мной.
Несмотря на то, что подталкивал ее к спортзалу и здоровому завтраку, она все равно так считала. Он почти наверняка всопринимла приглашение как знак беспокойства, несмотря на покровительственный тон. И когда он говорил про буфет, она перебила его до того, как он закончил перечислять ассортимент. Может, он продолжил бы называть блюда, способствующие похудению, а может…
Нет смысла снова вспоминать этот момент. Она приняла решение, и ей с ним жить. Неважно, сколько раз за прошедшую неделю она усомнилась в своей резкой реакции на его слова.
«Знаешь, возможно, он всегда ест эти продукты на завтрак, учитывая связанные с питанием и спортивной формой требования его работы». Эта мысль не оставляла ее, как бы она ни изматывала себя, разбирая коробки и передвигая мебель. «Ты же спросила, что он может порекомендовать. Если это его обычный рацион, здоровая еда буквально единственное, что он мог честно порекомендовать».
Ее улыбка увяла, несмотря на все усилия.
– Не думаю, что мы встретимся еще раз, так что боюсь, у меня больше не будет инсайдерской информации.
Даже если она сейчас передумает, даже если напишет ему и предложит снова встретиться (чего она совершенно точно не сделает), он может отказаться. После того, как холодно она вела себя в такси и учитывая боль, сквозившую в каждом его слове.
Но он не стал спорить или заваливать ее сообщениями после всего. Он принял отказ с изяществом. В итоге с большим изяществом, чем она.
Мел отодвинула стул и встала, ее взгляд смягчился от сочувствия.
– Мы больше не будем спрашивать тебя о нем. Обещаю. И если кто-нибудь из нас в будущем станет слишком настырным, пожалуйста, скажи, и мы отвалим. Сразу же и без обид.
– Все хорошо. – Эйприл собрала остатки на столе, стараясь не смотреть ей в глаза. – На вашем месте я задавала бы такие же вопросы.
Затем все вернулись к работе, и остаток дня был заполнен документами. Документами… и сомнениями. Множеством сомнений.
Пока она была на работе, КЭБН выложил новый фик. Вечером Эйприл с полными слез глазами нажала на него.
История стала подтверждением ее сомнений, как будто оно было ей нужно. Он ей солгал. У него явно был доступ к интернету, чтобы успеть загрузить новую работу. Чего вполне хватило бы, чтобы отправить короткое личное сообщение при желании. Но он больше не желал.
Как обычно в качестве заголовка он использовал фразу из книг Е. Уэйд. На этот раз – из третьей книги, где описывались мысли Лавинии об Энее: «Хоть и полубог, но все же человек. И потому склонный ошибаться не меньше, чем остальные его соплеменники».
Однако в отличие от предыдущих фиков действие «Все же человек» переместилось в спальню. Он не потребовал рейтинга Е, значит, рассказ должен быть не слишком натуралистичный, но это первая его история с рейтингом М.
Это… странно.
Он использовал ее тэг #ПриветБезнадега, а также альтернативу, которую она однажды предложила, – #ЗдесьБудетАнгст. Бросив случайный взгляд на историю, которую он написал и выложил без ее помощи или участия, Эйприл потом целую минуту смотрела в потолок и моргала.
Когда она начала читать его слова, ей пришлось остановиться. Хлюпая носом, она встала из-за своего наполовину разобранного стола и прошла в загроможденную кухню. Темнота за окном успокоила резь в глазах, а холодная вода помогла проглотить комок в горле.
Эйприл выбросила порванную салфетку в мусорное ведро и села обратно за компьютер. Может, она уже и не станет читать его будущие истории, но игнорировать эту она не могла.
После нескольких абзацев ей стало понятно, что историю бетил кто-то другой. Там осталось больше ошибок после преобразования речи в текст, но гораздо меньше, чем было бы без посторонней помощи.
Еще через несколько абзацев она снова плакала, на этот раз открыто.
В истории, вполне возможной, но не случившейся в книжном каноне, Лавиния и Эней – молодожены, они наедине в своей спальне, оба очень стараются примириться с браком, которого никто из них не хотел и который случился по воле богов и приговору Парок.
Они целуются, и это достаточно приятно обоим. Они обнимаются. Когда он спрашивает, готова ли она зайти дальше, она дает согласие на дальнейшую близость.
Он начинает гладить ее руки, волосы, спину, изумленный, но довольный растущим желанием. Однако Лавиния остается напряженной под его прикосновениями, и сбитый с толку Эней отстраняется.
В контексте книг Уэйд, если знать авторскую характеристику Лавинии, причины ее нерешительности более чем ясны. Она едва знает своего супруга и собиралась замуж за другого мужчину – Турна. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с такими масштабными и неожиданными изменениями в своей жизни, прежде чем принять Энея в постели.
Но даже если бы она знала его дольше и лучше, это не имело бы значения. Не для их первого раза. Учитывая ее историю, она опасалась бы реакции любого мужчины на свое угловатое тело, крючковатый нос, кривую улыбку и торчащие уши.
Чтобы расслабиться в постели, она нуждается в нежности. Терпении. Понимании.
Но история КЭБН была написана с точки зрения Энея, как всегда, а тот понятия не имеет о том, что его новая жена думает или помнит, а уж тем более о том, что для занятий любовью ей нужно расслабиться. Так что он совершает грубую ошибку, которой и боялась Лавиния.
Решив, что Лавиния просто стесняется и ей некомфортно обнажаться при свете, он задувает пламя лампы рядом с кроватью.
Он не понял, как она интерпретировала этот жест. Конечно, не понял.
Не над ним же всю жизнь издевались из-за невзрачности. Собственный отец не называл его уродливым, как Медуза, раскатисто смеясь своему остроумию. Никто не говорил Энею, что любая женщина, которая снизойдет до брака с ним, будет настаивать на полной темноте, способной скрыть ее физическую непривлекательность.
Однако Лавиния страдала от таких оскорблений. Как только лампа погасла, она застыла и начала плакать в темноте их спальни. Стоило коснуться ее еще раз, как она убежала, спрятавшись от его воображаемого презрения и отвращения, чтобы восстановить свои эмоциональные стены.
Когда Эней наконец нашел ее сидящую под оливой, промокшую под летней грозой, его жена переменилась. Теперь она была ледяной и надменной.
Он понял, что где-то ошибся, но понятия не имел где, а Лавиния не собиралась говорить.
– Извини, – беспомощно сказал он, но не мог объяснить за что.
Лавиния просто повернулась к нему спиной и ушла.
На этом история заканчивалась.
Эйприл еще вытирала слезы, когда зазвонил телефон, и она не стала отвечать. Несколько дней назад она поменяла номер, так что это, вероятно, звонили не для того, чтобы расспрашивать про Маркуса. А одна мысль о разговоре с матерью – скорее всего звонила именно она – вызывала тошноту.
Что великолепно написанная, чертовски депрессивная история может поведать о состоянии КЭБН, она не знала. В тот момент, как ни странно, ей было все равно.
«Все же человек», хоть и написанный ее бывшим онлайн-другом, объектом ее безответной тоски, напомнил ей про совершенно другого мужчину.
Про Маркуса.
Маркуса, который, ворвавшись в ее жизнь, защитил ее от травли из-за полноты. Никто, ни одна душа не стала бы думать о нем хуже, проигнорируй он ветку, но он этого не сделал. Вместо этого он назвал ее прекрасной и позвал на свидание. Держал ее за руку. Прижимался горячими губами к ее шее, пока она дрожала от удовольствия, и посасывал, пока на том месте не расцвел синяк.
Маркуса, который ни слова не сказал о том, что она заказывала и ела во время двух их совместных обедов. Даже близкие друзья часто дразнили ее по поводу количества сахара, который она добавляла в кофе, а он и глазом не моргнул и уж тем более не попрекнул.
Маркуса, мужчину, которого она оборвала, не дослушав, мужчину, которого она не потрудилась узнать больше, прежде чем отказать, мужчину, который смотрел на нее с такой растерянностью и болью на печальном лице, пока они молча сидели на заднем сиденье такси.
Когда их дружба с КЭБН только началась, когда они в первый раз работали над одним из его фиков, ему никак не давалась мотивация Лавинии в одной из эмоционально тяжелых сцен. В конце концов Эйприл разложила ему все в самых простых выражениях.
«У нее проблемы с доверием, – написала она. – Огромные проблемы с доверием. Они будут влиять на все ее реакции на Энея, несмотря на то, что она изо всех сил старается быть справедливой по отношению к нему».