- Не виноват, но попал в неприятную историю? Обстоятельства так. сложились? Что-то я плохо в это верю,- рассуждал на ходу Никита. - Вот хотя бы я сам...
Вот он сам - ведет себя правильно, нормально,- ну и что ему можно пришить? На собрания, правда, редко ходит, да хвосты бывают, только и всего. Нет, недаром говорят - нет дыма без огня. Раз цепляются,- значит, есть за что зацепиться, негладко.
Вадик сказал мрачно:
- Яблоки воровать - и то можно нажить серьезные неприятности. У нас ребята из стрелкового лагеря, пистолет- чики, пошли по яблоки, взяли парочку своих пушек, конечно незаряженных, для забавы. Так потом еле закрыли дело, за уши вытягивали.
- Ну уж и яблоки,- Никита дернул плечом,- А ты что, занимаешься стрельбой?
Вадик ответил, что он перворазрядник. Начал стрелять, потому что, кажется, отец был великолепным стрелком... хотя он, собственно, отца не знает, но кое-что дошло... И вообще мужчина должен быть мужчиной. Или штангу поднимать - это он тоже пробовал, ничего, получалось. Или уметь пулю всадить в пулю. Чисто, красиво. Это так же красиво, как хороший чертеж или...
- Ну-ка, расскажи,- попросил Никита,- я об этом ничего не знаю, не сталкивался. И еще меня интересует твое мнение по такому вопросу...
Увлеченные разговором, они не сели на троллейбус, шли пешком, направляясь к дому Никиты, причем не спеша, вразвалочку, в свое удовольствие. И Никита, который не мог себе позволить роскошь проводить до вокзала Тамару в клетчатом (кладите на весь маршрут максимум сорок минут), теперь вот так, за здорово живешь, растрачивал полтора-два часа своего драгоценного времени, беседуя со случайным попутчиком о перспективах цветного телевидения, о «Сумме технологий» Лема, о ситуационной тренировке футболистов и еще о многом, многом другом, хотя завтра рано вставать, голова должна быть свежая и т. д. и т. п. Ну, можно ли этому подыскать, друг мой Никита, разумное, логическое обоснование?
В первом часу ночи мать, охваченная тревогой, кое-как оделась и выбежала из дому. Ей мерещились бандиты, которые не то грабят ее мальчика, не то вовлекают его в свою компанию, а также роковые женщины с отдельными квартирами, охочие до развращения юношей, а также троллейбусы, автобусы, трамваи, рушащиеся куда-то в пропасть, охваченные пламенем, стреляющие огненными обломками. Словом, это были обычные каждодневные видения, посещающие любую мать. Куда кинуться, к кому обратиться? Будить его товарища, что живет по соседству? Звонить в милицию? II тут неожиданно мать увидела Никиту, живого, целого, с руками и ногами, который преспокойно сидел на краю детской песочницы в укромном углу двора, среди кустов акации, и внимательно слушал незнакомого малого, правда, с кувшинным рылом и подозрительной блатной прической, но, во всяком случае, настроенного как будто миролюбиво.
А малый с блатной челочкой тем временем горячо втолковывал Никите:...
Знаю, ты скажешь, Маркс отрицательно относился к филантропии, ну, и другие светлые умы прошлого тоже. Ладно. Это было правильно для того времени. Надо было ломать, а не затыкать щели. Но при нашей системе... Ведь все другое. Нет наживы за счет чужих интересов. Надо именно заткнуть щель, если она образовалась, помочь случайной беде. Не пора ли создать что-то вроде общества взаимопомощи... союза помощи человека человеку? Ну, пусть не так называется... Понимаешь, филантропия меняет свой смысл, в нормальном обществе она полезна, нормальна. Умер отец, остались дети-школьники, им живется хуже, чем тем, у кого есть отец, одна мать столько не заработает. Государство наше но может полностью заменить им отца... сегодня еще не может, оно не так богато. Но есть люди, соседи, улица, квартал, город. Люди многое могут. И книги могут подарить детские дорогие, которые в другой семье уже стали ненужными... пальтишко, совсем мало ношенное, коньки-гаги. И помочь с устройством подростка на работу, на хороший завод, потом в цехе за ним присмотреть... А положим, человека обокрали в чужом городе, у него ни документов, ничего, куда податься? Или, например...
Злой волшебник Петровых враждовал с добрым волшебником Ивановым. А еще раньше он враждовал с отцом Иванова, который теперь почти совсем удалился от дел, построил себе хижину из снежных глыб на Северной Земле и присматривал там за морскими течениями и передвижкой льдов. Говорят, что они поссорились из-за одного ребенка, похищенного у царя индийского; дело это древнее древнего, Иванов-отец жил тогда неподалеку от Афин, был старшим из тамошних эльфов и звался Обероном; как видите, получается так, что именно эта кляузная история описана у Шекспира в его комедии «Сон в летнюю ночь», а тот, кто выведен под именем... Впрочем, все это еще надо самым тщательным образом проверить. Некоторые, наоборот, утверждают, что Иванов- отец впервые поссорился со своим недоброжелателем из-за перуанского золотого яблока, когда был у древних инков и ацтеков принцем цветов, танцев и поэзии по имени Ксочи- пилли, а его недруг состоял там же в должности демона ночи и усопших Куаксикалли, которого изображали в виде ягуара. Однако не стоит, пожалуй, забираться в такие давние времена, это нам ни к чему.
Мне хотелось бы описать вам наружность волшебника Петровых. Но как это сделать? Ведь у каждого волшебника кроме его настоящего вида, вида № 1, есть еще не менее 999 других видов под соответствующими номерами, самых разнообразных и удивительных. Причем постороннему, непосвященному бывает трудно, часто почти невозможно установить, какой же вид настоящий. Скажу вам по секрету, что мне однажды в детстве пришлось столкнуться с волшебником Петровых довольно близко - он жил в нашем доме под видом большого белого фарфорового кувшина, в котором всегда скисало молоко, квас, компот и куда неизменно попадали мухи, невзирая на массивную крышку. А коща этот кувшин разжаловали от службы по молочной части и поставили в него огромный прекрасный пук черемухи, весь в дрожащих, как желе, крупных дождевых каплях, весь в смятении и цветении, удушливо и нежно благоухающий, то кувшин от злости и зависти лопнул с противным «блянк!», разлетелся на мелкие черепки. Я могла бы описать вам этот кувшин во всех подробностях, со всеми его пупырками и щербатинками - я его хорошо запомнила,- но боюсь, что такой портрет злого волшебника Петровых вас не устроит.Знающие лица мне говорили, что истинный портрет волшебника Петровых - его вид № 1 - таков: у него длинные худые ноги и весь он... Но об этом, пожалуй, лучше будет рассказать попозже, при случае. А сейчас давайте поговорим не о форме, но о содержании.
Петровых - злой, очень злой волшебник. Ему нравится, когда люди страдают, льется кровь, человек причиняет человеку зло, тюрьмы переполнены невиновными, когда разыгрываются ожесточенные сражения, сиротеют дети, горят и рушатся цветущие города. Ему приятны эпидемии, стихийные бедствия - пусть наводнение или землетрясение, все равно, лишь бы побольше жертв, разрушений и потерь. Когда однажды духи играли в «Вопросы и ответы» (вы знаете, конечно, эту игру!) и был задан вопрос: «Какое твое любимое животное?»-то Петровых не мог сделать выбор: ему одинаково были любы саранча, вошь и туберкулезная палочка. Впрочем, о моли он тоже говорил с нежностью - слабосильная, но делает что может. Узнав 15 мая 1945 года, что советские люди в последнюю минуту спасли 500 прекрасных картин, варварски запрятанных в сырой штольне, Петровых в отчаянии занемог, его трясло, корчило, корежило, у него ломило кости, пропал пульс, сердце почти перестало биться. Такие дни в календаре он отмечал траурной рамкой. И наоборот, узнав, что 15 января 1961 года на Новой Гвинее в результате извержения вулкана Лемингтон было заживо сожжено 5000 человек, Петровых ликовал, плясал от радости, выбрасывал в разные стороны свои длинные худые ноги, завивался штопором. Эту дату в календаре он тщательно обвел красным карандашом.
Злой волшебник Петровых очень дружен с Бабой Ягой. Надо сказать, что в союзе они особенно опасны. И горе тому, кто встанет им поперек дороги.
Доцент, лет тридцати с чем-нибудь, сидел и читал небольшого формата книжицу, держа ее на весу. Когда они вошли, заложил книжицу закладкой, закрыл, аккуратно положил на стол, жестом предложил сесть. Он был в очках, в пристойном светло-сером костюме с искрой, корректный, немного чопорный, с плавными, сдержанными движениями, замкнутый. «Весь очень английский» - так определил его мысленно для себя Никита. «Вчерашний подсохший хлеб»,- мельком подумалось Ваднку. По мнению автора, доцент походил на собаку колли - с ее вытянутой, узкой мордой и удлиненным разрезом глаз.
- Консультации по дипломам? Нет? Да вы садитесь. Личное дело? - Голос его стал немного живее, что-то проскользнуло похожее на любопытство. - Слушаю вас.
Доцент больше смотрел не на того, который начал говорить (квадратное, тяжелой лепки лицо, рот как ковш экскаватора), а на другого. Есть строй, во всей фигуре что-то прямое и стремительное, но не напряженное, а легкое, летящее. Похож на парус под ветром. Хорошо себя несет человек. Волосы как у Зигфрида, теплого золотого тона. Оглядывается по сторонам.
На стенах висели какие-то спектры, схемы линз с пучками цветных прямых и просто транспаранты с буквами. Один - очень странный. Крупными буквами было напечатано: Н Д Е А Т, буквы были красные и зеленые - через одну. Никита все приглядывался к этой надписи и все не мог понять ее смысла. На полках приборы из металла и стекла тянули свои изогнутые стеклянные хоботы.
После Вадикиного дипломатического предисловья («решили посоветоваться... интересы науки..,») Никита изложил суть дела. Рассказал о девушке, которую он видел в отражении и не мог увидеть в вагоне. Что это такое? Как это понимать?
Доцент не удивился. Доцент не возмутился («Такого не может быть!»). Не заволновался. И не заинтересовался.
Интонации доцента были такими же плавно-сдержанными, как и его жесты. Ему представляется, что инцидент, о котором только что шла речь, связан с явлением интерферентной обратной суперрефракции. Рефракция - это преломление световых лучей в атмос