– Он не пойдет. Я говорила, что надо вести привычный образ жизни и даже обратилась за поддержкой к мистеру Рамболду. Хотела, чтобы он тоже посоветовал ему заняться делом. Но Гай стал такой раздражительный, от любой мелочи вспыхивает как спичка. Наверное, это от слишком богатого воображения. Ты же знаешь Гая.
– Судя по единственному образчику его трудов, который я имел честь лицезреть, его воображение можно охарактеризовать не только как не в меру буйное, но и явно извращенное и болезненное.
Стелла, которая и сама не выражала восхищения дизайнерскими талантами брата, ничего не ответила на замечание кузена и лишь сообщила, что тоже намерена спуститься вниз.
– И хочу предупредить тебя, Рэндол. Если полицейские спросят, я буду вынуждена рассказать, что видела, как ты выходил из дядиной ванной комнаты.
– Блестящая мысль, – похвалил Рэндол. – Давай организуем бюро по обмену информацией. Ты сообщишь, как я выходил из дядиной ванной, а я, в свою очередь, не премину доложить о некоторых высказываниях Гая.
– Мерзкий хам!
– Может, хочешь заключить перемирие, моя прелесть? – с улыбкой предложил Рэндол.
Мгновение Стелла стояла неподвижно, вцепившись пальцами в перила, а потом развернулась на каблуках и стремглав полетела вниз. Рэндол, по-прежнему с улыбкой на лице, поспешил вслед за ней.
Миссис Лэптон не стала ждать супруга и, громогласно подвергнув жестокой критике отвратительные манеры и моральный облик старшего племянника, покинула дом и направилась на собрание местной Ассоциации медицинских сестер. Генри Лэптон, вый-дя из кабинета, с растерянным видом топтался у парадной двери и очень удивился, когда Стелла, бросив на ходу приветствие, пробежала мимо в библиотеку. Однако в следующее мгновение он заметил Рэндола, вальяжно спускающегося по лестнице, и тут же ринулся к нему.
– Мне нужно с тобой поговорить, – торопливо пробормотал он приглушенным голосом.
– Правда? – изобразил удивление Рэндол.
– Именно так! – Лэптон бросил взгляд в сторону библиотеки, желая убедиться, что Стелла плотно закрыла за собой дверь. – Будь добр, объясни, что ты имел в виду, когда бесстыдным образом наговорил грубостей своей тете!
– Не перестаю удивляться, как много на свете людей, вроде бы обладающих нормальными умственными способностями, которым непременно хочется услышать то, что им и так хорошо известно, – с задумчивым видом произнес Рэндол. – Однако я готов дать объяснения, если вы действительно этого желаете.
Генри Лэптон устремил на племянника вопрошающий взгляд, в котором застыл испуг.
– Рассказывай, что твой дядюшка успел обо мне наговорить, – потребовал он. – Именно это меня и интересует! В то воскресенье перед смертью, когда он пригласил тебя в кабинет. Я мог бы и сам догадаться, что он все тебе разболтает!
– Догадаться не трудно, – согласился Рэндол. – А вы надеялись, что он будет молчать? А вот дядя решил, что эта история позабавит человека с таким чувством юмора, как у меня.
– Не сомневаюсь, ты повеселился от души, – с горечью в голосе заметил Лэптон.
– Не то чтобы очень, – признался Рэндол. – Можно теперь считать наш разговор законченным?
– Нет. Мне необходимо знать, что ты собираешься делать дальше. И я настаиваю на ответе!
– Что я намерен предпринять? – отозвался Рэндол, презрительно цедя каждое слово. – Неужели вы и вправду вообразили, что я стану утруждать себя мыслями о ваших банальных любовных похождениях?
Лицо Лэптона вспыхнуло румянцем, но напряженное выражение исчезло.
– Кто тебя знает. От вашей семейки можно ждать чего угодно! А что до тебя, так ты никогда не упустишь возможности сделать гадость!
– В данном случае, – не без злорадства заметил Рэндол, – мне греет душу и доставляет огромное наслаждение мысль, что дражайшую тетушку Гертруду водят за нос.
– Она от этого ни в коей мере не страдает!
– Какая жалость! – вздохнул Рэндол.
В этот момент обитая войлоком дверь в задней части коридора открылась и появилась мисс Мэтьюс. В руках она держала вазу со свежими цветами.
– А, это ты, Генри! А Гертруда уже уехала, – сообщила она. – Что до тебя, Рэндол, должна заметить, твои слова в адрес тети были в высшей степени неуместными. Не знаю, что ты там наговорил, да и знать не желаю. И если собираешься остаться на ленч, надо было предупредить меня заранее. Что бы там ни думала твоя тетушка Зои по поводу ведения домашнего хозяйства, я придерживаюсь иного мнения. На всех еды не хватит.
– К счастью, ленч в кругу семьи не входит в мои планы, – успокоил Рэндол.
– Надеюсь, ты не обвинишь меня в негостеприимности, – сменила гнев на милость Харриет. – Но не скрою, я рада. В этом доме и так хватает едоков, и лишний рот ни к чему. Я уже дала понять Зои, что не собираюсь терпеть ее друзей, которые являются сюда каждый день и усаживаются за стол на все трапезы. Да еще ведут себя так, будто гостиная принадлежит им и предназначена исключительно для игры в бридж. Образ мыслей Зои мне прекрасно известен, и я не намерена мириться с подобным безобразием! У меня такие же права на дом, что и у нее! И уж коли речь зашла о правах, не позволю, чтобы она пользовалась машиной, не спросив моего согласия! Да-да, Зои, речь о тебе, и пусть все слышат, мне абсолютно безразлично!
Миссис Мэтьюс, по-видимому, услышала голос родственницы и вышла из библиотеки.
– Успокойся, дорогая, – пропела она сладким голосом. – Если хочешь, можешь говорить обо мне все что пожелаешь.
– И буду! – не унималась Харриет. – Надеюсь, ты слышала, что я сказала!
– Нет, милая, – со снисходительной улыбкой откликнулась миссис Мэтьюс. – Боюсь, пропустила твои слова мимо ушей. Вот пришла напомнить, что после обеда хочу воспользоваться машиной, если ты не возражаешь.
– Возражаю, – с нескрываемым торжеством объявила мисс Мэтьюс. – Пуллен отвез машину в автомастерскую, чтобы удалить нагар с двигателя.
С лица миссис Мэтьюс медленно сползла улыбка, и оно приобрело жесткое выражение. Выдержав короткую паузу, Зои заговорила учтивым тоном, тщательно подбирая слова:
– Дорогая Харриет, тебе, разумеется, известно, что сегодня днем я намеревалась посетить парикмахерскую и привести в порядок волосы. Отчетливо помню, как известила тебя о своих намерениях и спросила, не нужна ли тебе машина. Разве нельзя было удалить нагар в другой день?
– Пуллен сказал, это срочно, – не сдавалась мисс Мэтьюс.
Миссис Мэтьюс поджала губы, и ее взор сверкнул огнем, не вяжущимся с христианскими добродетелями. Однако она сдержалась и с ласковым укором в голосе вновь воззвала к родственнице:
– Не сомневаюсь, Харриет, ты хотела как лучше. Но на будущее, пожалуй, разумнее предупредить друг друга, прежде чем отдавать непродуманные распоряжения. Ты согласна?
– Не согласна! – огрызнулась Харриет и с гордым видом удалилась в гостиную, где собиралась поставить вазу с цветами.
Рэндол проводил ее взглядом и с сочувствием в голосе обратился к миссис Мэтьюс:
– Бедная моя тетушка Зои! Тяжело вам здесь приходится?
Зои тоже смотрела вслед золовке, но, услышав слова Рэндола, обернулась и, заметив циничную усмешку, без тени раздражения ответила:
– Нет, Рэндол, нисколько не тяжело. Когда доживешь до моих лет, милый мальчик, научишься не судить людей слишком строго. Я искренне привязана к Харриет, и маленькие слабости, к которым так нетерпимо относится молодежь, для меня не имеют значения. Всегда следует смотреть вглубь и проявлять снисходительность к людям, совершающим дурные поступки, неизменно памятуя, что у них на то могли иметься веские причины.
– Умолкаю-умолкаю. – Рэндол отвесил тетушке почтительный поклон.
Подойдя к основанию лестницы, Зои взяла Рэндола за руку и проникновенно произнесла:
– Рэндол, милый, постарайся быть более терпимым к людям. Осуждение мелких недостатков ближнего – непростительная ошибка. Гораздо лучше постараться понять человека и помочь.
Она слегка сжала руку племянника и стала подниматься по лестнице. Рэндол с озабоченным видом глянул на рукав и, слегка пригладив его, заявил:
– После выступления тетушки Зои все последующие события только испортят впечатление. Поеду-ка я лучше домой.
– Какая чудесная женщина твоя тетя! – с нежностью воскликнул Генри Лэптон. – Не нахожу слов, чтобы выразить свое восхищение.
– Разделяю ваш восторг, – согласился Рэндол. – Я и сам всегда высоко ценил ее таланты.
– Послушай, Рэндол, воздержись от насмешек хотя бы в адрес миссис Мэтьюс!
– Уже во второй раз за сегодняшний день меня обвиняют в намерении осмеять мою премудрую тетушку Зои, а между тем я невинен, как младенец. Наоборот, мое искреннее восхищение этой женщиной растет не по дням, а по часам.
Генри Лэптон смотрел на Рэндола с подозрением, ожидая очередного подвоха, но тот с обворожительной улыбкой направился к выходу, захватив перчатки и шляпу.
– Полагаю, вы будете присутствовать на процедуре расследования? – осведомился мистер Лэптон.
– Возможно, если не подвернется ничего более забавного, – зевнул Рэндол. – Или если расследование не назначат в недопустимо раннее время. Передайте привет и наилучшие пожелания всем драгоценным тетушкам, если их увидите. – Небрежно откланявшись, Рэндол покинул дом Мэтьюсов, а его дядя с возмущением смотрел вслед, испытывая одновременно огромное облегчение.
Вопреки ожиданиям родственников, Рэндол на процедуре коронерского расследования, назначенной на следующее утро, так и не появился. Это обстоятельство подтолкнуло всех трех тетушек к заключению обоюдовыгодного краткосрочного союза. Миссис Лэптон предположила, что племяннику стыдно смотреть ей в глаза, заметив, однако, что правила приличия в любом случае требуют его присутствия. Мисс Мэтьюс обвинила Рэндола в злонамеренном неуважении к памяти дяди, а более милосердная миссис Мэтьюс высказала опасения по поводу присущей племяннику черствости, которая, вне всякого сомнения, объясняется юным возрастом.
Остальные члены семейства, все как один, явились на коронерское расследование. Присутствовал даже Оуэн Крю, которого принудила супруга. Агнесс выглядела бодрой и веселой, но разговаривала чуть приглушенным голосом, полагая, что это вполне соответствует случаю. Она во всеуслышание рассказывала матери, как сражалась с Оуэном, вынуждая его приехать в дом Мэтьюсов. Ведь это его прямая обязанность, хотя бы для того, чтобы поддержать жену.