– Я могла бы сварить, если вы не против.
Стоило вспомнить, куда ведут благие намерения…
В следующее мгновение я узнала две вещи. Во-первых, не только ректор умел без подготовки открывать порталы и втягивать в них неразумных девиц. Во-вторых, человек способен чувствовать, как у него на коже проступают синяки: Грин стиснул мое плечо так, что отпечатки его пальцев обеспечат мне долгую память о сегодняшнем дне.
– Всё там, – в своем кабинете он толкнул меня к столику у окна, где расположилась спиртовка с латунной джезвой. Рядом стояли чашки и банка с молотым кофе.
Не было разумных объяснений тому, что я не возмутилась подобной бесцеремонностью и не ушла, хлопнув дверью. Словно сомнамбула зажгла трясущимися руками спиртовку, отмерила кофе, налила воды из кувшина…
В горле першило. Запах кофе – обожаемого кофе! – вызывал тошноту. Рубашка прилипла к спине, а пальцы стали холодными и влажными. Я перелила напиток в чашку и, рискуя разбить ее, донесла до стола доктора. Поставила рядом сахарницу.
Желудок скрутил болезненный спазм, но это мелочи в сравнении с ненавидящим взглядом Грина.
– Что за дрянь? – прорычал он, пригубив кофе. – Он несладкий!
– С-сахар перед вами…
– И что? Я должен сам положить его в чашку? – Грин почернел от злости… или у меня потемнело в глазах. – Идиотка! Какого ты пришла, если ничего не можешь? – он схватил чашку и швырнул в стену за моей спиной. – Вон!
Дверь я нашла на ощупь.
Вышла в коридор и, медленно переставляя ставшие ватными ноги, добрела до кабинета наставницы.
– Элизабет! – леди Пенелопу я уже не видела, только слышала ее голос. – Куда вы пропали? Милорд Райхон вас обыскался.
– Доктор Грин. Кофе… я сварила… дрянь…
Ничего больше я сказать не успела. Пол исчез из-под ног, и я провалилась в пустоту, чтобы, испытав секундную легкость полета, упасть в серый песок.
Серый песок, серое небо без солнца, холод и пустота.
Благие намерения, как и положено, привели в ад.
Страшно было лишь поначалу. С каждой безрезультатной попыткой вырваться из подпространства паника ослабевала, уступая место безразличию. Подумаешь, пусто и солнца нет. Зато не орет никто, ноги не дрожат и желудок не пытается вывернуться наизнанку. Не был бы песок таким холодным и колючим, как тертое стекло, можно было бы прилечь и вздремнуть. Но если сесть и уткнуться лбом в коленки, тоже неплохо…
– Не спите, – строго произнес у меня над ухом знакомый голос.
Чуть раньше я ему обрадовалась бы, но сейчас он не вызвал никаких эмоций, как и обнявшая меня за плечи рука. Хотя нет, рука была теплая.
– Элизабет!
– Да, милорд, – пробормотала я.
– Нельзя спать. Возвращайтесь.
– Не получается, – я удобнее устроилась на любезно подставленном ректором плече. – Можете снова вытащить меня за голову? Только не дергайте сильно…
– Элизабет! – он затряс меня, но мог с тем же успехом баюкать на руках. – Я не могу вас вытащить. Я и нашел-то вас с трудом.
– Угу…
– Мисс Аштон, если вы немедленно не проснетесь, я подпишу приказ о вашем отчислении!
Это подействовало. Не как пощечина или ведро холодной воды, но подействовало.
– Не сплю, – я отстранилась от Оливера и заставила себя встряхнуться. – Уже не сплю, видите?
– Вижу. А вы меня?
Я посмотрела на сидящего рядом мужчину. Костюм, в котором он был с утра, галстук, туфли – одежду я могла разглядеть до мелочей. А лицо расплывалось, словно я смотрела на его отражение в воде.
– Вы слишком далеко забрались, Элизабет.
– Не знаю, как это получилось.
– Я, кажется, знаю. Вы были у доктора Грина?
– Он накричал на меня, – пожаловалась я. – Я ему кофе сварила, а он…
– Зачем вы к нему пошли? – с мягким укором спросил Оливер.
– Не знаю. Все ушли. Я подумала, что это неправильно, ведь он…
– Провел сложнейшую операцию. Устал и обессилел, а эмоциональное состояние при истощении довольно нестабильно. Грин работает в лечебнице не первый год, и персонал в курсе, что в таких случаях его лучше не беспокоить какое-то время. Леди Пенелопа не предупредила вас потому, что ей и в голову не пришло, что вы окажетесь такой сострадательной.
– Он на меня наорал, – повторила я.
– И сожалеет об этом.
– Он так сказал?
– Нет, но я бы сожалел.
– Вы в жизни, наверное, ни на кого голос не повысили.
– Почему же? – Оливер улыбнулся, и по его лицу вновь прошла мелкая волна. – Бывало. И сейчас иногда хочется. Но я не могу себе этого позволить.
– Репутация? – если бы разговор происходил в его кабинете, я не решилась бы задавать такие вопросы, еще и таким тоном, но тут это казалось вполне допустимым.
– Дар. Если на вас накричит целитель – это испортит вам настроение, но не жизнь. Если специалист по проклятиям пошлет вас к демонам – даже не знаю, где вы можете оказаться.
– Сюда меня отправили не вы, а именно добренький целитель!
– Сюда вы отправили себя сами, Элизабет.
– Нет, я… Грин накричал на меня, мне стало плохо…
– После того как он накричал на вас, или еще до этого?
– До, – созналась я.
– Но вы не связали свое состояние с присутствием доктора?
– Связала.
Его лицо смазалось набежавшей рябью, но можно представить, как он посмотрел на меня после этого признания.
– Почему вы не ушли? Есть же инстинкт самосохранения, в конце концов!
Есть. У нормальных людей.
На счастье, ректор решил, что я и так наказана за глупость, и не продолжал эту тему.
– Тут неуютно, мисс Аштон. Не уверен, что долго продержусь. Возвращайтесь.
– Куда?
– В себя. Вы лежите на кушетке у леди Пенелопы, а я сижу рядом на стуле, и, если посижу еще немного, спина и ноги совсем затекут. А мне завтра практику на полигоне проводить.
– По темным материям на полигоне? – не поверила я.
– Где же еще отрабатывать защиту от проклятий-ловушек? Вам бы понравилось: у тех, кто не справится с защитой, отрастут хвосты, и придется ходить с ними до конца недели. Но давайте я расскажу вам об этом, когда вернемся?
– Давайте, – согласилась я.
Хвосты – это мило. Пусть даже их временные носители так не думают.
– Элизабет, – Оливер требовательно потянул меня за руку. – Сконцентрируйтесь. Вспомните, как вы сюда пришли.
– Я не шла, я… Понятия не имею, что случилось. Вы говорили, что знаете.
– Догадываюсь, – поправил он. – Думаю, вы попали под возвратную волну.
– Откат? – переспросила я, используя распространенный в обиходе термин. – Но я ничего не делала.
– Вы попали под чужую волну. Чувствовали ведь, что вам не нужно находиться рядом с Грином?
При каждой встрече с ним чувствую…
– Я читал ваше личное дело, – продолжал Оливер. – Уровень эмпатического восприятия у вас в пределах нормы, согласно проведенным в прошлом году тестам. Но стоит повторить их сейчас. Думаю, из-за потери способностей вы лишились естественной защиты, и находиться в зоне применения чар четвертого, а то и пятого уровня для вас опасно. В процессе обучения редко практикуются плетения выше третьего, а на операции был полный шестой и седьмой на отдельных этапах. Откат должен был быть мощнейший, и, если вы частично приняли на себя негатив, неудивительно, что вам стало плохо.
– Частично?
– Основной удар принимает маг, создавший изначальные заклинания. Но обычно он переносит это легче, ведь возвратная энергия имеет ту же природу, что и использованные чары.
Вроде бы логично: откат, отсутствие защиты. Но это не объясняет, почему меня с первой встречи угнетает и пугает присутствие Грина.
Или объясняет? Если в академии никто кроме целителей не использует магию выше третьего-четвертого уровня, то никто кроме целителя и не вызвал бы у меня таких эмоций. Леди Пенелопу я в деле не видела, а во время обходов она пользовалась артефактами, снижающими степень собственного воздействия мага и, соответственно, силу отката. Но у Грина я ничего подобного не заметила, и, если предположить, что он всегда работает без вспомогательных средств, можно списать производимое им впечатление на мой повышенный уровень эмпатии и помянутый Оливером инстинкт самосохранения.
Но не постоянно же Грин под негативом? Не работает же он денно и нощно?
– Элизабет, – Оливер с силой встряхнул меня за плечи. – Нельзя спать! Если уснете, можете не проснуться. Ни здесь, ни где-либо еще. Возвращайтесь.
– Как? Вы так и не объяснили, каким образом я сюда попала.
– Предполагаю, вы тут спрятались. От неприятных ощущений, от напугавшего вас Грина. И именно страх мешает вам вернуться. У вас сложилось не лучшее впечатление о докторе, но попробуйте его пересмотреть. Часто мы составляем мнение о людях, не зная их. Например, еще недавно на вопрос о некой Элизабет Аштон я ответил бы, что это одна из самых проблемных студенток, вздорная и легкомысленная. Но вы доказали, что можете принять ответственность за свои ошибки, быть серьезной и целеустремленной…
– Значит, вы больше не считаете меня взбалмошной дурочкой?
– Дурочкой, мисс Аштон, я вас никогда не считал.
Этого хватило, чтобы стряхнуть прилипчивую паутину сна.
– Я вернусь, – пообещала я. Сжала его ладонь, но вместо живого тепла почувствовала холод песка, утекающего сквозь пальцы…
Нет! Почему сейчас?!
Вскочив, я топнула в сердцах ногой, и та увязла по колено. А когда я попыталась вырваться – почувствовала, что проваливаюсь в разверзшуюся подо мной дыру. Задержала дыхание…
…и с удивлением поняла, что стою на твердом полу.
Открыла глаза.
Вместо серой пустыни вокруг была темнота. Такая плотная, знакомая…
И луч света – только не сверху, а снизу, как будто кто-то открыл в полу люк.
Я осторожно приблизилась к источнику света.
Точно люк!
А внизу…
Дыхание перехватило, когда я узнала лестницу на чердак, кусочек выложенного грязной плиткой пола, деревянные перила и уходящие вниз ступеньки.
Дом! Мой дом!
– Опять? – сердито прошелестела тьма.