– Он, наверное, не смог вас предупредить. У старшекурсников практика за пределами академии, вернутся поздно.
Виски свело холодом, руки предательски затряслись. Ну что за день такой? Словно кто-то намеренно испытывал меня на прочность и не останавливался, не понимая, что я давно уже провалила эту проверку…
А впереди выходные.
Два дня без занятий, без посещения лечебницы, без встреч с Оливером и тренировок с Саймоном. Без насмешек Грина.
Всего два дня – такая мелочь.
Была бы.
Если бы не пошел дождь…
Он настиг меня на полпути к общежитию. Первая капля, тяжелая и холодная, в издевку ударила по носу, вторая скатилась невыплаканной слезой по щеке. Третья, четвертая… Потом кто-то наверху отвинтил до упора кран, одинокие капли сменились сплошными потоками, и лужи вокруг пузырились, предупреждая, что это надолго…
Как в тот день.
На миг почудилось, что я все еще сплю и вижу картины прошлой жизни: ранняя весна, низкое небо, ливень, голые деревья застыли безмолвными наблюдателями. Не хватало только боли, выпавшего из рук мобильника, какое-то время еще подмигивавшего разбитым экраном, металлического заборчика, в который я вцепилась тогда, понимая, что все равно не удержусь на ногах, и равнодушно спешащих мимо людей…
Я даже постояла минуту, а то и все десять, ожидая, что меня вот-вот скрутит в дугу, но лишь вымокла насквозь.
Скрутило меня уже в общежитии, после того как ушла Мэг. Приехала ее сестра с маленькой дочерью, остановилась в гостинице при академии, и Мэгги получила разрешение пожить с ними на выходных.
– Сибил встречается вечером с Яном, – сказала она мне, собираясь. – Сейчас выбирает, что надеть, так что лучше даже не заглядывай к ней – ты же знаешь, какая она нервная, когда дело доходит до нарядов.
– С каким Яном?
Хотелось кинуться к подруге и умолять не бросать меня. Разве она не видит, что я промокла и дрожу от холода? Не чувствует, как мне плохо и страшно? Прошлое вцепилось в меня с новой силой, настоящее размыто дождем, а будущего вообще нет…
– Ох, Элси, – Мэг укоризненно покачала головой. – Она с ним месяц назад познакомилась. Некромант, помнишь?
Да, было. Сибил познакомилась с каким-то парнем, когда они с Мэг и Норвудом собирали информацию о пропавших студентах. Потом встречалась с ним пару раз, обещала нас познакомить, но все не складывалось. Наверное, и имя его называла, но я забыла…
– Не скучай, – помахала от порога соседка. – Завтра загляну.
Хлопнула дверь, и…
…скрутило…
Боль подкралась сзади, обняла за плечи, поцеловала в затылок. Закрыла мои глаза горячими ладонями: угадай кто? Кто не придет к тебе, не утешит, не посидит рядом? Никто…
Летти нашла меня поздно вечером.
Боль к тому времени отступила, и я просто лежала на полу, там, где застал меня приступ. Слушала шум дождя, смотрела, как через окно вползает в комнату мрак, и не думала ни о чем. Мне так это понравилось – не думать, что я даже не пыталась понять, что говорила мне горничная, зачем тянула меня на кровать, кого звала, выбежав в коридор.
Меня хлопали по щекам, что-то подсовывали под нос, но запахи я разбирала еще хуже, чем слова, и по-прежнему не думала. Лишь одна мысль проскочила украдкой, что было бы неплохо, останься так навсегда.
Но этому желанию не позволили сбыться.
Свет стал ярче, звуки громче. Вернулось обоняние.
– Элизабет.
Грейпфрут и ветивер. Теплая кожа…
– Элизабет, посмотрите на меня.
Черные глаза, глубокая складка между бровей, во взгляде – тревога…
– Я послал за доктором Грином, но его нет ни в лечебнице, ни дома.
Оцепенение медленно сползало, словно кто-то стягивал с меня холодное покрывало. Проснулась затаившаяся в висках боль, и я покачала головой, прогоняя ее.
– Не нужно, – прислушалась к голосу, чуть больше месяца ставшего моим, и снова тряхнула головой. – Я просто…
…уже привыкла лгать.
– Я попала под дождь. Замерзла…
– У вас жар. Если Грин не найдется, переправлю вас в лечебницу.
– Так и следовало поступить, а не лишать меня единственного за неделю свободного вечера, – проскрипел от двери легкий на помине доктор, и я закрыла глаза, не желая видеть его недовольного лица.
– Мистер Грин, я бы попросил…
– Вы уже попросили, милорд, и я пришел. Теперь извольте подождать в коридоре.
Я услышала, как дверь открылась, закрылась снова. Потом – приближающиеся шаги.
– Что с вами стряслось, Бет?
– Все хорошо.
– Хм… И как давно вам настолько хорошо?
– С утра. А вам?
По моим ощущениям, он не походил на человека, у которого отобрали свободный вечер. Это было сродни мазохизму, но в глубине души меня радовало, что я могу это чувствовать: его усталость, опустошенность недавним откатом. Чувствовать, что не мне одной сейчас тяжело.
– Вы рассказывали об этом кому-нибудь? – спросил он, пропустив мой вопрос. – Леди Райс? Милорду Райхону? Подругам?
– Нет.
– Почему?
Я пожала плечами.
– Бет, вы умная девушка, я говорил это, но иногда… Иногда даже умным и сильным девушкам нужна помощь. Хотя бы медикаментозная, если другой вы не примете.
Обожгло. Слова, их смысл, участливый тон. Особенно тон. Грин никогда не говорил со мной так. Как… с пациенткой… Я не была готова к такому. К насмешкам, едким замечаниям – да. Но не к такому.
Захотелось спрятаться, и я натянула на себя покрывало, зажмурилась сильнее. Что-то горячее потекло по щеке, и от этого стало еще хуже. Но и лучше тоже.
– В этом нет ничего постыдного, Бет. Ни в приеме лекарств, ни в слезах. В умеренных дозах и то, и другое пойдет вам на пользу. Возможно, хватит даже слез. Но в лечебницу я вас заберу. По крайней мере на эту ночь. Хорошо? И не скажу ничего милорду Райхону, мы ведь помним о врачебной тайне. Главное, что ваше состояние не является следствием наведенных чар, а в остальном я соглашусь с вашей версией. Вы попали под дождь, у вас сильнейшая простуда, а поскольку решить эту проблему магией в вашем случае нельзя… Да?
– Правда не скажете никому? – прошептала я.
– Правда.
– А лекарство… горькое?
– Сладкое, – в голосе Грина послышалась улыбка. – С мятным привкусом.
Даже умным и сильным девушкам порой нужна помощь. Что говорить о таких никчемных дурочках, как я?
Меня устроили в маленькой палате на третьем этаже, в так называемом тихом крыле, которое курировал лично заведующий. Чуть дальше по коридору в такой же палате лежала Ева Кингслей, но, закутавшись в одеяло и носом уткнувшись в хрустящую от крахмала наволочку, я не думала об этом. В мыслях было другое.
Почему тогда, в моем мире, судьба не назначила мне врачом такого, как Грин? Почему никто не сказал мне так просто, как он сегодня, что нет ничего постыдного в том, чтобы признать свою слабость и принять помощь? Почему никто не вспомнил о пресловутой врачебной тайне, этике или, как бы оно ни звалось, о том, что не позволило бы шептаться за моей спиной, отсекло бы любопытные взгляды и слухи, переползавшие за мной из отделения в отделение?
Грин не отчитывался перед принявшими меня на свое попечение сестрами, но и секретности не нагнетал. Несколько общих фраз. Четкие рекомендации. Нужно понаблюдать, да. Чтобы не возникло осложнений. Возможна аллергическая реакция на ряд препаратов, поэтому пока только покой и обильное питье.
Капли, те самые, не горькие, он принес мне сам и в листок назначений не вписывал. После них тело сделалось легким и в мыслях посветлело, словно порыв свежего ветра разогнал удушливый туман.
Доктор взял меня за руку, с минуту слушал пульс, а затем вынул из кармана низку стеклянных бусинок и намотал мне на запястье.
– Помните волоски из гривы единорога? Один из них тут вместо нити. Считайте альтернативным лечением.
«Снова ставите на мне опыты?» – хотела спросить я, но говорить стало лениво. Если бы не это, поинтересовалась бы заодно, откуда у него бусинки…
– Просто конский волос смотрится не очень, а стекляшки завалялись дома, – и без моих вопросов сообщил он. – Хотя ювелир из меня так себе.
Я бы не сказала. Браслетик вышел симпатичный. И прозрачные бусинки нескольких оттенков голубого, нанизанные последовательно, так что один тон переходил в другой, вряд ли просто «завалялись». А еще браслет делался явно для женщины: это было понятно и по его внешнему виду, и по длине нити, которая не сошлась бы на мужском запястье.
Тогда я и вспомнила о миссис Кингслей. Но, когда собралась спросить о ней, оказалось, что доктор уже вышел из палаты. А я даже за случайный подарок не поблагодарила.
Завтра успею. А сейчас – отдыхать. Закрыть глаза и не думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем. И, пожалуйста, если кто-то там, наверху или в иных сферах, слышит меня, пожалуйста, никаких снов!
…Но бывают и приятные сны.
Такие, что входят украдкой, опускаются на корточки у кровати, трогают заботливо лоб, проверяя, спал ли жар…
– Элизабет, вы спите?
– Сплю, – отвечаю я, не открывая глаз.
– Может быть… Глупо сейчас, но, может, вы хотите чего-нибудь?
– Хочу, – улыбаюсь я. Желания должны сбываться, хотя бы во снах. – К единорогу.
– Значит, пойдем к единорогу.
– И цветы, – говорю, потягиваясь. – Голубенькие такие. Бродиэя, кажется.
– Бродиэя, – повторяет сон.
Гладит по щеке.
– Спите…
И я сплю.
А утром, открыв глаза, натыкаюсь взглядом на перевязанный бумажной лентой букетик голубых звездочек…
Я улыбнулась спросонья, потянулась к букету и лишь затем вспомнила, где нахожусь и как сюда попала. За окном по-прежнему лил дождь, небо было затянуто тяжелыми тучами, и оттого в палате царил полумрак, но сейчас все это уже не имело значения: настроение у меня было не в пример лучше погоды.
К цветам прилагалось письмо – маленький конверт, запечатанный сургучом, хотя никаких тайн послание не скрывало, только обещание: «Увидимся через полчаса. О. Р.». Через полчаса после чего? С какого времени начинать отсчет? Я сняла со спинки кровати часы-кулон, которые повесила в изголовье с вечера, открыла крышку. Ажурные стрелки показывали без четверти десять, и, помня распорядок в лечебнице, я сделала вывод, что проспала и завтрак, и обход.