– Уеду, – пообещала я повторно.
Можно давать любые клятвы – они потеряют смысл, если мы не остановим искажения. Как и в том случае, если я не добьюсь взаимности от Оливера. Вернее, его любви. Теперь я понимала, что это, увы, не тождественные понятия.
К моему приходу подруги наколдовали из шоколада, мороженого и спирта графин шоколадно-молочного ликера. Мэг, как истинная целительница (я таковой до официального перевода не считалась), заявила, что нам надо снять стресс, а с целителями спорить чревато. Тем паче я сама была не против спиртного, но по другим причинам: сегодня мне нужен был особый сон, и полагаться на удачу не хотелось. Добавить еще немного капель Грина… Рискованно, но в случае чего моя бесславная кончина будет на совести одного белобрысого божка. Хотя, учитывая, как давно он не появлялся, впору усомниться в наличии у него этой самой совести.
Смешивать лекарство с ликером я не стала. Уже после ухода Сибил закрылась в ванной, накапала в чашку двойную дозу, мысленно пожелала себе удачи и залпом выпила. Эффекта не почувствовала – в сон меня клонило и до этого. Глаза начали слипаться еще за столом под болтовню подруг, обсуждавших сюжет какого-то любовного романа. Занятная, видимо, книжица: о юной охотнице за артефактами, то и дело попадающей в немыслимые ситуации, и отважном герое, вытаскивающем ее из всех передряг до тех пор, пока не решил, что проще жениться на этой искательнице приключений, чтобы сидела дома и воспитывала детей, а не лазила по древним гробницам, – по крайней мере, я так поняла его финальный подвиг.
Засыпая, я продолжала думать о нелегкой судьбе героев, обреченных спасать прекрасных дам от хтонических монстров и кровожадных библиотекарей. Встряхивалась, приказывая себе сосредоточиться на видении изумрудного луга, но вновь возвращалась мыслями к беспокойным героям, которым после их геройств еще обеспечь квалифицированное лечение и отдельное койко-место.
– Зачатки профдеформации сознания? – насмешливо осведомился мальчишеский голос в моей голове.
– Цитирую знакомого целителя, – ответила я.
– Кого ты там цитируешь? – проворчала со своей кровати Мэг. – Спи!
– Сплю, – заверила я подругу.
Вдохнула, чувствуя, как тело наполняется легкостью, медленно выдохнула и, провалившись сквозь матрас, мягко опустилась на пушистое облачко рядом с Мэйтином.
Облачко. Раньше такого не было.
– Раньше ты и алкоголь с антидепрессантами не мешала, – отозвался бог. – Знаешь, как это опасно?
– Мы этого еще не проходили, – заявила я беспечно, рассудив, что, будь я сейчас при смерти, он не таким тоном со мной говорил бы.
– Все равно не делай так больше. Грайнвилль показывал тебе путь, ты в состоянии пройти по нему без вспомогательных средств.
– Я не помню.
– Я не сказал, что ты помнишь. Я сказал, что ты можешь.
И все же облачко. Висит себе в имитирующей небо голубой пустоте, беленькое и волнистое, как на картинке в детской книжке. На ощупь гладкое, упругое, но при небольшом усилии можно погрузить в него руку по локоть, а затем легко вытащить. Получившееся отверстие тут же затягивалось. А если попробовать отщипнуть кусочек…
– То отщипнешь, – закончил Мэйтин. – Долго собираешься экспериментировать?
Я пожала плечами: мои манипуляции разговору не мешали. Если только их божественность снизойдет до разговора.
– Снизойду. Что ты хотела спросить?
– Всё. Расскажи всё что можешь. Сейчас. Сразу.
– Спрашивай, я отвечу.
– Нет. Рассказывай сам.
Если я что-то поняла в правилах божественных игр, то на неправильный вопрос получишь неправильный ответ, а правильных я задавать так и не научилась.
– Это не игры, – сказал Мэйтин. – А что до правил – я и так обходил их, где это было можно. Поэтому спрашивай.
– Ты знаешь, кто провел ритуал?
– Уже да.
– Скажешь?
– Нет. Есть условия, которые ты должна выполнить самостоятельно, помнишь?
Дурацкие условия. Не мог придумать что-нибудь попроще!
– Ты так и не поняла? – усмехнулся бог. – Не я их придумал. Ты. Ты написала это и сделала Элизабет центральной фигурой.
М-да. Кой черт понес меня на эти галеры?
– Это вопрос? – уточнил Мэйтин.
– А у тебя есть ответ?
– Конкретно о чертях и галерах – нет. Остальное я тебе объяснял.
Причинно-следственные связи, я помню. Но если мир существовал до того, как я о нем написала, я никак не могла повлиять на события и заложить обязательные условия, о которых он мне талдычит.
– Теоретически могла, – не согласилось с моими умозаключениями божество. – Ты писала, находясь в другом мире. Воздействовала на систему извне.
– В каком смысле?
– В метафизическом.
Да уж, каков вопрос – таков ответ.
– Имея точку опоры, можно перевернуть мир, – расщедрился на объяснение бог. – Но эта точка не может находиться в том же мире.
Что ж, это объясняет, почему, оказавшись на Трайсе, я потеряла власть над событиями. Но искажения реальности на меня не влияют.
– Побочный эффект, – предположил Мэйтин. – Все же ты автор.
А то и демиург, да.
Я вспомнила знакомство с божественным семейством: небожители тогда так и не пришли к согласию. Но они обсуждали не только это.
– Две проблемы, – я утопила пальцы в облаке. – Мне нужно закончить историю на Трайсе, чтобы восстановить естественный ход событий и границы миров. Закончить не извне, а именно на Трайсе. Чтобы не перевернуть его ненароком?
Мэйтин кивнул, и я продолжила:
– Вторая проблема – изменение реальности. Я не писала об этом, только создала предпосылки. Но сам ритуал… – я задумчиво отщипнула кусочек облака, скатала в шарик и подбросила на ладони. – Ритуал придумали драконы, которые ушли с Трайса, но которых, как я слышала на вашей семейной встрече, можно было бы вернуть, чтобы все исправить, если бы ты не считал, что это неправильно.
– Время драконов прошло.
– Расскажи о них, – попросила я. – То, чего я не знаю. Чего нет в учебниках.
Надеюсь, это правильный вопрос.
– Не совсем, – тряхнул светлой челкой бог. – В учебниках есть все, чтобы получить ответ. Кто был на Трайсе, когда никаких других народов еще не существовало? Кто обладал безграничными знаниями? Кто наделил людей магией? Кто вообще способен дать кому-либо подобную силу?
Если задуматься, а не относиться ко всему этому как к разделу древней истории, щедро приправленному мифологией… Нет, ерунда. У Эдриана Кроншайского упоминалось, что некоторые древние племена почитали драконов как богов, но Кроншайский, как и другие ученые до него, опроверг подобную вероятность, исходя из того, что зафиксированное в летописях число драконов в разы превосходит количество известных на Трайсе богов. Кроме того, драконы, по многим свидетельствам, были смертны.
– Тяжелейший случай, – вздохнуло божество. – Магу, изучавшему драконов по книжкам, ты веришь, а мне – нет?
– С количеством и смертностью и правда неувязка.
– В местных религиях нет такого понятия, поэтому Кроншайскому простительно. Но ты-то знаешь, что такое аватара?
– Ну… Тогда только с количеством.
– Считаешь, существует лимит на воплощения? Боги – личности многогранные.
Интересно, как нужно реагировать, когда тебе внезапно открывается одна из тайн мироздания? Потому что я определенно отреагировала неправильно.
– Семь ипостасей, значит? – спросила, прокрутив в голове божественные откровения.
– Больше, – улыбнулось божество. – В нашем случае это тоже не лимитируется. Просто семь – хорошее число.
Особенно когда речь идет о количестве участников некого любопытного ритуала.
– Вот только обвинять не надо! – приказал Мэйтин, погасив улыбку. – Ты не знаешь всего.
– А что тут знать? – я с раздражением швырнула облачный шарик в синюю пустоту. – Хотели как лучше, а получилось как всегда. Только расхлебывать это мне.
– Не я назначил тебе эту роль. И с драконами все не так просто; не уверен, что ты поймешь.
Мы мыслим разными категориями. Сознание человека не способно принять божественную мудрость. И божественную глупость тоже.
– Вы склонны подводить все под собственные представления, – сказал Мэйтин, – упрощать, подменять понятия. В итоге получаете сказки, в которые сами после не верите.
– Расскажи мне сказку, боже. Я постараюсь в нее поверить.
– Хорошо, – кивнул он. – Слушай. Мир был молод тогда. Дети его едва покинули колыбель и делали первые шаги…
Я растянулась на облачке и закрыла глаза. Все равно этот майский мальчишка не скажет больше, чем хочет, а каждое его слово содержит скрытый смысл, и, может быть, сегодня мне повезет его разгадать.
– Нужен был кто-то, кто учил бы их и направлял, – продолжил рассказчик. – Кто-то мудрый и терпеливый. Кто-то устрашающий, ведь порой только страх останавливает расшалившихся детей. Так появились драконы. Они не были богами, но боги были драконами какой-то частицей себя. Ты права, мы мыслим иными категориями. Но, разделив сознание и прожив не одну смертную жизнь, мы стали ближе детям Трайса, а они стали понятнее нам. И все же мы допустили несколько ошибок. Эльфы и люди были нашими отражениями в этом мире – тенями, которые, как гласят ваши легенды, боги бросили на землю в дни творения. Как твое отражение в зеркале не имеет твоих сил и знаний, так и наши отражения не обладали ими: мы вложили в них только искру разума и позволили развиваться и пользоваться энергией мира. Но эльфы были первыми. Они отразились в мире чистой силы, приняли ее, и она приняла их. Даже попыталась скопировать, породив гоблинов и троллей. Люди же оказались похожи на эльфов лишь внешне. Они появились позже. Блики на поверхности мутного зеркала. Мир впустил их, но не принял. Не дал им магии, обделил веками жизни. Драконы сочли это несправедливым. Даже гоблины получили частичку дара. Даже тугодумы тролли, родившиеся из камней, пользовались примитивными чарами. А люди, бывшие пусть не лучшим, но все же божьим подобием, остались ни с чем.